Жития мучеников возникли из протоколов допросов римского суда. Вначале все было просто: короткие вопросы, короткие ответы и казнь. Но сухие протоколы скоро стало скучно читать, требовались вдохновляющие подробности. У житий появляются анонимные авторы — так рождается жанр мученичеств. Насколько он соответствует исторической правде, объясняет Андрей ВИНОГРАДОВ, научный сотрудник Отдела истории Византии ИВИ РАН.
Слово «мученик» в русском языке связано со словом «мучение», но по-гречески мученик — это «martis», т. е. «свидетель». Мученик — это человек, который ценой своей жизни засвидетельствовал веру во Христа. Неясно, почему «мартис» стали переводить на славянский как «мученик», если идея мучений здесь вторична. Это можно объяснить тем, что славян в подвиге мученичества больше всего поражали сами страдания, которые претерпевали мученики. А для греков, знакомых с феноменом мученичества тысячелетием раньше, центральной была тема свидетельства мучеников о Христе. Как участвует свидетель в суде — приходит и говорит правду. А за правду о Христе в те времена казнили. Жизнь — это самое драгоценное, что есть у человека, и он как бы должен решить: меняет он ее на вечную жизнь или не меняет. Если христианин исповедует Христа и за это погибает, то тем самым он свидетельствует о своем родстве со Христом, уподобляется Ему. Доказывает, что стал человеком, который презрел плоть и кровь, презрел внешнего человека и стал человеком внутренним, отказался от временной жизни — не потому, что она ему надоела, а потому, что вечная жизнь для него действительно желаннее.
Как это происходило во времена первомучеников (с начала второго века до первой половины четвертого), мы узнаем из протокольных записей их допросов, которые велись римской судебной администрацией. В протоколе записывалось: кто, кем и по какому обвинению доставлен в суд; шли вопросы судьи, похожие на вопросы российским новомученикам: где вы собираетесь, кто вас укрывает, какие у вас книги, где они хранятся и т. д. Никаких богословских дискуссий мученики не вели, просто удостоверяли, что они христиане, отказываясь служить римским богам. Затем следовало описание действий судьи: уговоры, пытки и т. п. и текст приговора. Такие мученичества в агиографии обозначают термином passions historiques (фр., исторические мученичества). Христиане выкупали у писцов копии судебных актов и распространяли среди верующих с добавлением, что мученик был христианином. Эти тексты были важным свидетельством, укрепляющим членов христианской общины в эпоху гонений. По-видимому, они читались на день памяти мученика.
Текстов исторических мученичеств до нас дошло чуть больше двадцати, все они собраны в книге Герберта Музурилло (Musurillo H. The Аcts of the Сhristian Martyrs); среди них тексты об Игнатии Антиохийском, Поликарпе Смирнском и др. Однако мучеников было гораздо больше, чем выкупленных свидетельств их допросов. Поэтому со временем возникает проблема: в общине есть мученики, есть о них память, но не сохранилось никаких документов. А для чтения на память дня мученика все-таки требуется какой-то текст. Такой текст вскоре появляется. За образец берется стандартный протокол допроса, только теперь его пишет анонимный автор, излагающий информацию либо со слов очевидцев, либо на основании сведений, которые были о мученике в общине. Так возникает жанр жития мученика. Многие из этих текстов достоверны, поскольку многие обстоятельства казни мученика были доподлинно известны общине. Однако со временем такие тексты кажутся слишком сухими, и их начинают украшать подробностями. Эту динамику можно рассмотреть на примере жития мучениц Агапии, Хионии и Ирины (нач. IV в.), которое дошло до нас в первоначальной, еще не подвергшейся литературной обработке форме. Постепенно можно видеть, как «сухой» первоисточник обрастал романными элементами: правитель должен оказываться в комической ситуации: например, возжелав мученицу, залезть ночью случайно на кухню и перемазаться в саже, а потом, храпящим, заснуть на своем троне. В подобной версии рассказ становился намного популярнее. Такие мученичества, в которых первоначальный текст подвергся переработке, называются в исторической агиографии Рassions epiques (фр., эпические мученичества).
В этом контексте интересен вопрос с чудесами. Про некоторых мучеников было доподлинно известно, что они совершали чудеса, но римский протокол, кроме редких случаев, такие вещи не фиксировал. О мученицах Агапии, Хионии и Ирине протокол свидетельствует, что одну из них правитель приказал отвести в публичный дом и выставить на поругание. Но, «по милости Божией, никто ее не коснулся». Ясно, что эта фраза была добавлена христианами, но она, очевидно, отражает, что произошло. Но это чудо отличается от тех, которые мы знаем из другой редакции этого же жития. Например, если в историческом мученичестве Агапия, Хиония и Ирина умирают, брошенные в огонь, то в переработанной версии одна из святых уходит на гору, за ней посылают всадников, они бродят вокруг горы, но не могут до нее добраться, наконец, посланная наугад стрела ее поражает и мученица умирает с молитвой на устах. Такие рассказы людям слушать было интереснее, они больше воодушевляли. И чем дальше от эпохи протоколов, тем больше возникает романизированных биографий святых. Кроме того, жития мучеников в первые века всегда начинались с момента ареста святого и заканчивались смертью, в отличие от житий других святых, которые начинаются с момента рождения. С развитием жанра житий мучеников у христиан возникает интерес: а что было с мучеником до его ареста? Поэтому жанр продолжает неизбежно эволюционировать. Но, к счастью, апокрифических житий мученичеств у нас все же не много. К таким я бы отнес житие вмц. Ирины, которая, как сказано в житии, три раза умирала и воскресала, при трех фантастических царях жила, обратила к концу жизни больше полутора миллионов человек в городах, где и пяти тысяч жителей не было. Большинство же мученичеств находятся где-то между этими двумя полюсами. И разобраться, что в них исторического, а что романического, очень сложно. Нужен тонкий, тщательный анализ, который еще не сделан.