Священник Сергий Круглов
Когда появились известия о катастрофе в Японии, я вышел на связь со своими знакомыми в Чили и спросил, как они, все ли в порядке у них там, в зоне постоянной сейсмической опасности…
Лет тридцать назад, то есть во дни моей юности, мыслилась ли мне, запоем читающему книги о путешествиях, мечтающему о далеких неведомых землях на краю ойкумены, такая степень достижимости друг друга в земном пространстве в режиме реального времени? Тряхнуло Японию – я узнаю тут же про это в Сибири и звоню им – они (знакомая, местная уроженка, вышла некогда замуж за немца) живут в Германии, а работать ездят вон куда, аж в Чили… У них, слава Богу, было всё в порядке.
Но я долго еще сидел, смотря в монитор ноутбука, внезапно пораженный острым ощущением чрезвычайной малости и какой-то утлости нашей планеты…
Страшные катастрофы, одна за другой сотрясающие землю, снова и снова напоминают нам, насколько все мы на земле близки, насколько связаны друг с другом, обостряют чувство всеобщего родства, которое неотменимо укоренено в заповеди Божьей о любви к ближнему. А страх и трепет, сжимающий сердце при виде этих событий, чувство жалости не только к людям, 
но и к погибающей природе, чувство ужасной нелепости происходящего : «Так не должно быть!», напоминают о том, что и материя – священна, потому что создана Богом, и создана – для нас, Его детей… Да, как говорят толкователи Книги Бытия (в частности, святитель Василий Великий в своем вдохновенном «Шестодневе»), Бог сотворил землю и небо «в начале», и коли есть начало, то должен быть и конец.
Но мы чувствуем: страшные катаклизмы в природе – отражение греховных катаклизмов в человеке. Тварный мир идет к концу – но именно мы с вами в ответе за то, что он умирает в мучительных корчах, истощенный, израненный и растленный нами; в ответе за построенный для нас Богом дом, в котором мы, его хозяева, живем подчас так бездарно и хищнически…
В дни Великого поста мы вспоминаем это еще раз, когда приходит Неделя его вторая, когда Церковь чествует память святителя Григория Паламы, дивного христианина, человека Возрождения (мы как-то привыкли считать, что эпоха Возрождения – эпоха отхода от основ веры, от церковности, наступления гуманизма, который нередко именуем «безбожным» — но вспомним, что на Востоке это время тоже стало временем Возрождения подлинной христианской антропологии, временем расцвета исихастского откровения о человеке и его глубинной, а не схоластически рассматриваемой, связи с Творцом), отстоявшего для Церкви учение о нетварных Божественных энергиях, которыми любящий Бог связал себя и Свое творение.
Древнее искушение манихейского дуализма – объявить один лишь только дух святым, а материю – нечистой и достойной лишь уничтожения, навсегда преодолено в Церкви. Это преодоление – задача каждого, считающего себя христианином: не отвергать и уничтожать свою плоть, свою земную жизнь и весь тварный мир, но трудами преображать всё это, Богу содействующу, в жизнь вечную.
Думая обо всем этом, прокручиваю в Ю-Тубе ролики с ужасными кадрами последствий трагедии в Японии, и увиденное отзывается горечью и стыдом: вот до чего довели мы землю, Богозданный наш дом… «Мы»!… громко сказано… О всех-то «нас» рассуждать-обличать как-то язык и не поворачивается: видеть занозы в глазах ближних мешает огромное бревно греха в глазу собственном…
Сколько же надо слез, настоящих покаянных, а не пустых слез саможаления и отчаянья, чтобы вот его-то, бревно это, вымыть, сколько… И сквозь слёзы твердишь дивные слова благодарности, слова псалма о сотворенном Богом мире, которыми начинается вечернее Богослужение : «Благослови, душа моя, Господа! Господи, Боже мой! Ты дивно велик, Ты облечен славою и величием; Ты одеваешься светом, как ризою, простираешь небеса, как шатер; устрояешь над водами горние чертоги Твои, делаешь облака Твоею колесницею, шествуешь на крыльях ветра. Ты творишь ангелами Твоими духов, служителями Твоими — огонь пылающий. Ты поставил землю на твердых основах: не поколеблется она во веки и веки. .. Буду петь Господу во всю жизнь мою, буду петь Богу моему, доколе есмь».
ПРЕПОДОБНЫЙ ИОАНН ДАМАСКИН ГОВОРИТ:
Пусть мудрец – только муха, влетевшая в огромное ухо слона,
Но все трое ведают: священна всякая плоть.
Ей престолом поставил четыре угла, яко волною дску отбелил
(Реял кистию Дух, аллилуйей гремела великая тишина),
Алым золотом, утлою вохрою, жженою костью любви плоть выводил
Иконописец-Господь.
МЫ ОТВЕЧАЕМ:
Мы почти до левкаса разрушили весь живописный слой,
До основы растлили священную плоть.
И любовных сплетений Вида и Имени некому ныне постичь:
Нас смывает квасцами ревущей воды живой
И заносит над голой доской новой прориси молниевидный бич
Реставратор-Господь.