В издательстве «Никея» скоро выйдут новые рассказы священника Александра Дьяченко — автора полюбившейся всем читателям Правмира книги «Плачущий ангел». В ожидании сборника «Преодоление» мы побеседовали с отцом Александром.
Священник Александр Дьяченко
Священник Александр Дьяченко
— Расскажите, пожалуйста, о себе. Какой был ваш путь к вере? Вы стали священником в 40 лет, почему решились на этот шаг? Почему стали писать и издавать свои рассказы?
— Быть священником я не собирался. Интерес к вере, правда, был всегда. Скорее всего, он пришел от чтения: в детстве и юности я очень много читал. Верующих в нашей семье не было, поэтому крестился уже сам — в 30 лет. К вере шёл наощупь, тогда ещё не было в таком количестве ни книг, ни священников.
Однажды, на втором курсе института, это был конец семидесятых годов, одногруппница, зная мой интерес к религии, принесла в аудиторию кусок книги Нового Завета — нашла на чердаке у себя дома.
Я читал и мало что тогда понимал, но когда дошёл до Нагорной проповеди, то помню, как всё внутри даже заболело от какого-то непонятного, но прекрасного чувства. Только кем были все эти милостивые и чистые сердцем — совершенно не доходило… Потому и хотел подучиться.
Так со временем попал в Свято-Тихоновский институт в Москве. Потом владыка, узнав, что я заканчиваю богословский институт, благословил меня стать священником. Решиться на такой шаг почти в 40 лет было очень трудно, но ослушаться благословения я не мог.
Писать стал потому, что мои дети создали блог в Живом Журнале и подарили его мне, а в блоге, как известно, нужно что-то писать. Вот, и вынужден был начинать! Так что, и это подтверждают историки литературы, писателями становятся по необходимости.
— Как бы вы сформулировали особенности творчества священника-писателя? Есть ли какие-то запретные темы или принципы, которых вы твердо придерживаетесь?
— Священнику писать трудно. Каждое наше слово прочитывается с особым вниманием. Считается, если ты батюшка, то как можно допускать вольность в мыслях или словах? Всё то, что легко прощается любому другому автору, и даже возводится в ранг достоинств, нам, напротив, ставят в вину. Кто-то в наших текстах ищет подвох или скрытый смысл.
Наверное, это ещё и из-за того, что порой люди из священника в собственном представлении создают себе некую икону, и если ты выбиваешься за пределы её канонов, то и «бит будешь нещадно».
Я же, в первую очередь, стараюсь показать читателю выход даже из самых трудных жизненных ситуаций, пытаюсь вложить в человека надежду и подсказать дальнейший жизненный путь.
У меня нет запретных тем, единственно, чего я не хотел бы касаться, — это политика. Поскольку политические баталии людей разъединяют, а моя задача, напротив, объединять. И ещё в моих рассказах практически нет плохих людей, есть только те, кто уже покаялся, а кто ещё нет.
— Каким представляете своего читателя?
— Я не делю своих читателей на группы и не пишу конкретно для кого-то. Мой читатель – мой собеседник. И таких собеседников нахожу в храме, и на улице, и в метро, и в школе, и в местах заключения — короче, везде. Мне интересен любой человек, потому что каждый из нас – это целый мир, отдельная вселенная, исчерпать которую невозможно.
— Что может быть интересно в рассказах сборника светскому читателю?
— Я пишу не только для церковных людей, а для людей вообще. Пишу, оценивая окружающий мир с точки зрения священника. А это может быть интересно любому. Тем более, если учесть, что светский мир мне очень хорошо известен, ведь я его часть и крестился очень поздно, в 30 лет. Метаморфозы моего сознания – это возможный путь к Богу для любого ищущего человека. Читая мои рассказы, этот путь можно легко примерить на себя и при желании повторить.
— Что означает христианская литература для вас?
— Христианская литература очень многообразна. Для меня это больше литература богословского плана, писания святых отцов, патерики. Те произведения, повести и большей частью рассказы, что сегодня пишутся священниками, это тоже литература. В основном это попытки популяризировать мысли святых отцов и попытаться передать их дух в общении с внешним миром.
Наши так называемые «поповские» рассказы художественно несовершенны, но они востребованы читателями, а всё из-за того, что в них предпринимается попытка осмысления самых важных фундаментальных вопросов человеческого бытия.
— При чтении создается ощущение, что в рассказах всё из жизни, это так? Насколько свободно вы обращаетесь с фактическим материалом?
— Наверно, я не смог бы стать писателем-фантастом, не получается придумывать. Практически все события и диалоги, описанные в моих рассказах, это быль. Хотя, конечно, позволяю себе менять обстоятельства, и чем щепетильнее тема, тем больше вольности в изображении.
— Поговорим непосредственно о книге. Вы не раз показываете героев — солдат, доблестно защищаюших Родину. Что такое героизм в мирной жизни?
— Для меня тема подвига — одна из центральных. Подвиг в миру у меня всегда подспудно ассоциируется с мученичеством и готовностью пострадать за человека, а значит и за Христа. В семье моей матушки есть новомученица, которая ещё до революции, будучи настоятельницей монастыря, получила откровение о лютой казни, которую ей через несколько лет придумают большевики. Она знала, что её сожгут на костре, но не сделала ничего, чтобы своевременно скрыться и уцелеть. Точно так же, как и мои предшественники, служившие в нашем храме, и расстрелянные на полигоне в Бутово. Они понимали, что когда-то за ними обязательно придут и увезут, даже узелки с сухарями были наготове, но не прятались, а служили и молились.
Сегодня подвиг совершается в рутинности бытия. Когда каждый новый день напоминает предыдущий, когда нужно вновь и вновь думать о том, как накормить детей, как их одеть и обуть. Когда надо совестливо относиться к своим обязанностям и как родителей, и потом как благодарных детей — уже в отношениях к своим старикам. Каждый день делать то, что ты должен как отец, и как сын, и как муж. Стараться жить по заповедям, не подличать и не приспосабливаться. Это своего рода исповедничество, и оно порой тяжелее мученичества, а всё вместе — подвиг.
— Вы сказали о подвиге в повседневной жизни, и мне вспомнился ваш рассказ, в котором герой учится любить людей и доверять им, в результате его избивают на улице. В конце он восклицает: «Я сегодня самый счастливый человек на свете! Я снова способен доверять людям, всех прощать и всех любить…только это так… больно!» Почему в жизни доверие и любовь так часто приносят боль? Почему люди, которые умеют любить и доверять, выглядят иногда как «дурачки» в современном мире?
— А мы и есть «дурачки». Апостол Павел, обращаясь в своих посланиях к христианам, часто называл их святыми, как людей, удалившихся от зла и в мыслях, и в поступках. Но став христианином, человек не удаляется от мира, живущего во зле, иначе как бы он стал осолять этот мир? Для мира мы были и всегда останемся юродивыми, или правильнее сказать Христа ради юродивыми. В противном случае нам придётся подстраиваться, соглашаться на бесконечные компромиссы. Только тогда какие же мы христиане?.. Идти за Христом — это всегда вызов и движение против течения.
— В рассказах вы не раз упоминаете о том, что служили в армии. Некоторые герои книги – священники, бывшие некогда военными. Накладывает ли служба в армии отпечаток на мужчину, и тем более священника?
— Да, я служил в армии дважды, как рядовой и как офицер. Дети военных без всяких сомнений идут по стопам отцов, точно так же и я не сомневался, что буду офицером. Странно то, что я не стал профессиональным военным, наверное, в этом заключается промысл быть мне священником.
Во многом служения священника и военного схожи.
Более того, считаю, что будущий пастырь и отец духовный сам обязан пройти армейскую школу. Обучиться искусству подчинения и внутренней дисциплины, если ему, конечно, здоровье позволяет. Сейчас в наших семинариях, к сожалению, многие студенты страдают хроническими заболеваниями, а так я за то, что бы они в обязательном порядке отслужили срочную службу.
Знаете, если я совершил какой-то грех, а мне предстоит служить и произносить проповедь с амвона, то проповедь не складывается, совесть заедает. Ты учишь людей поступать как должно, а сам же и нарушаешь. Точно так же чтобы и священником быть, нужно право иметь. И в бой на смерть благословлять можешь, если сам ходил.
— Есть ли у вас любимый тип героя?
— Сам себя отношу к маленьким людям. У меня никогда не было карьерных устремлений, совершенно отсутствуют амбиции. Человек сторонний, мерилом которого является внешнее и финансовое благополучие, отнесёт меня скорее к разряду неудачников. Но среди таких людей я и живу, это мой мир, мои герои, они мне понятны и бесконечно дороги.
— Что бы вы хотели пожелать своим читателям?
— Сегодня уже не принято читать советских писателей, а я человек немолодой, и помню, какое впечатление произвели на меня, тогда ещё школьника, слова одного пламенного революционера и писателя Николая Островского: «Самое дорогое у человека – это жизнь. Она даётся ему один раз, и прожить её нужно так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы». Вот мне и хочется, чтобы и мы, христиане, тоже знали эту фразу и делали из неё правильные выводы.
Беседовала Елизавета Меркулова, издательство «Никея».
Вы прочитали статью Священник Александр Дьяченко: Священнику трудно быть писателем. Читайте также: