Действительно ли в учреждениях системы ФСИН дела обстоят так, как описала Надежда Толоконникова? Могут ли представители Церкви, общественные организации или кто бы то ни было повлиять на ситуацию? Рассказывает священник Андрей Мнацаганов, занимающийся реабилитацией бывших заключенных в Ростовской области.
Сначала о письме. Не исключаю, что описанное Надеждой Толоконниковой могло и может быть в этом учреждении, но, скорее всего, это происходило в разное время и при разных обстоятельствах. Скорее всего, это собирательный образ. Есть разница между тем, что было в начале 2000-х годов и тем, что сейчас происходит в уголовно-исполнительной системе России. Я могу сравнивать только с тем, как это происходит у нас на Дону.
В такое беззаконие, которое она описывает, чтобы вся зона так жила — я в это не верю. Получается, что само начальство этой колонии себе петлю затягивает. Сейчас любая жалоба рассматривается, пишут люди, приезжают комиссии. Комментарии по режиму можно будет дать только после того, как там побывает представитель общественной наблюдательной комиссии из Москвы. Хотя и пишут, что для проверяющих создают благоприятные условия, я могу сказать, что опытный человек, заходя на территорию колонии, сразу видит, насколько все хорошо или плохо.
А на обывателя, ведь именно на него рассчитано письмо Надежды, это производит страшное впечатление. Ее рассказ о нечеловеческих условиях, нарушениях режима, питании, взаимоотношениях — собирательный образ, усугубленный личным отношением к ней. Потому что для окружающих Надежда, в силу своей известности, является сильным искушением.
Окружающие сидельцы, скорее всего, понимают, некую надуманность ситуации и проявляют к ней агрессивность. А отношение к ней администрации, скорее всего, более чем предусмотрительное. Потому что все понимают: за Надеждой стоят общественники, и не самые лояльные к системе.
Если говорить про нашу колонию, ИК-18 в городе Азове, то там начальник — да он отец родной для заключенных женщин. Это абсолютная противоположность рассказанному в письме. Ну, конечно, бывают разные моменты, бывает, что людей выводят на плац, и они стоят. Но ведь есть внутренний распорядок, режим.
Вы поймите, что если кто-то нарушил режим, драка произошла, поножовщина, начальству нужно держать людей в подчинении, и есть какие-то меры, не предусмотренные распорядком: становление, более строгие условия содержания.
Даже на обыкновенной зоне есть разные условия содержания, штрафные изоляторы. Если человек нарушает режим, его переводят на более строгие условия.
Я знаю и случаи, когда человек идет на причинение вреда самому себе — и на то, чтобы заболеть туберкулезом, отморозить себе что-то, пальцы отрезать — чтобы попасть на инвалидность, чтобы поскорее освободили.
Я не исключаю, что в колонии Толоконниковой плохие условия, но, к сожалению, то наследие, которое досталось современному ФСИНу России от предшественников только предполагает изменения, система стоит на пути реформирования и пытается изыскать деньги для создания условий.
Конечно, надо об этом писать — мы все хотим гласности. Просто письма эти должны быть честными, не должно быть какой-то мести в этом. Сейчас много общественных организаций, которые ходят на зону, не проходит недели, чтобы не пришли общественники и не перерыли все на свете. Потому мне слабо верится, что там все так плохо. Конечно, некоторые сотрудники не очень добросовестно относятся к своим обязанностям — бывают карьеристы, все бывает, это жизнь, и человеческий фактор нужно учитывать.
Священники, конечно, работают, но, в первую очередь, с теми, кто к ним обращается. Они могут помочь и помогают. Я сам хожу с ходатайством к начальнику за тех или иных осужденных, которые, с моей точки зрения, встали на путь исправления. Например, к покаянию пришел человек… Но ведь из ее письма видно, что она считает себя правой, несправедливо наказанной.
Я считаю, если творится явная несправедливость, тут уже неважно, православный осужденный, или нет. Мы в любом случае откликаемся на призыв о помощи. И не только внутри колонии, на воле ко мне тоже обращаются и по несправедливому решению суда, например, и тут я уже не смотрю, православный человек или нет, общаюсь и с мусульманами, и с иудеями. Кому-то с пенсией надо помочь, с регистрацией. Священник — он для всех, а не для кружка избранных, для него не должно быть разницы, православный человек или нет, если это касается социальных вопросов.
То, что нас сейчас называют православными фашистами — обидно. Потому что Церковь нисколько не проявила желания, чтобы Надежду посадили, я говорю о Церкви, а не о отдельных ее представителях, которые, кстати, тоже имеют право на мнение. Мы уже и так их простили, и ее срок никак не связан с православным учением и нашей верой. Тут больше всего политики. Но мы смиренно несем на себе это поношение.
Беседовала Ирина Якушева