Разбирая после ремонта чердак в доме причта, я случайно обнаружил картину, подаренную нашему храму в 1960-е годы семьей Гениевых.
Я рассказал об этом Екатерине Юрьевне (это оказались ее родственники — семья тетки) и она пришла посмотреть, а заодно рассказать о них для приходской летописи.
Мы сидели пили чай, и Екатерина Юрьевна рассказывала (она вообще была удивительным рассказчиком) о своем детстве, о доме бабушки Елены Васильевны, о художнике Нестерове, об отце Сергии Дурылине, который был влюблен в бабушку. Маленькая Катя бывала на тайных Литургиях, которые отец Сергий совершал у себя на кухне в Болшево.
Потом стали вспоминать общих знакомых монахов-бенедиктинцев из Шеветоньского монастыря, выставку о котором ВГБИЛ и лично Екатерина Юрьевна организовала в 1991 году. Она прекрасно знала Западную Церковь и много сделала для того, чтобы познакомить с ее историей и культурой русских людей, а для западных христиан открыть сокровища наследия Церкви Православной. Она вообще была неким мостом, связывающим Восток и Запад, — в силу своей профессии, интересов, богатой культуры и просто того, что любила и умела дружить с самыми разными людьми.
В конце той нашей встречи Екатерина Юрьевна вдруг стала вспоминать, как она провожала о. Александра Меня на такси накануне его трагической гибели. Он прощался с ней, словно предчувствуя, что они расстаются навсегда, а она не понимала…
Екатерина Юрьевна тогда сказала мне: «Отец Димитрий, цените близких людей! Надо все записывать, потом может быть поздно». После той встречи я часто говорил себе «надо все записать то, что она рассказывала, пока не забыл». Так и не записал. И многое уже забыл…
Екатерина Юрьевна была абсолютно церковным человеком. Она была не просто свидетельницей разных эпох и разных течений Церкви, она часто выступала связующим звеном между этими эпохами и течениями. Ибо свято верила, что Церковь одна. Она не соблазнялась многочисленными скандалами и историями последних лет, в том числе и потому, что видела, помнила и знала других подлинных представителей нашей Церкви. Она верила и опытно знала, что Церковь другая. И сама была другой. Как и подобает быть настоящей христианке.