– Как вы вообще очутились на ракетном крейсере «Москва»?
– Я штатный войсковой священник Новороссийской военно-морской базы. На крейсере «Москва» есть храм, и в дальних походах моряков окормляет кто-то из священников. В эту командировку командующий флотом предложил отправить меня, епископ Новороссийский и Геленджикский Феогност благословил – так и отправился.
– Как выглядит храм на крейсере, в каких условиях вы жили?
У входа в корабельный храм
– Храм – это небольшое помещение в одной из кают, примерно 5 на 5 метров. Помещаются в него около 20 человек. Храм был освящен 14 декабря 2008 года в честь Покрова Пресвятой Богородицы.
Жил я в отдельной каюте. Понятно, что есть какие-то ограничения – море всё-таки, дальний поход, но в целом условия были хорошие. Кормят вкусно.
Старший кок был у меня псаломщиком. Он не сказать, чтобы очень умел, но у него было самое главное – желание. И не было боязни читать вслух. Он-то служит давненько, и до меня его уже обучили другие священники. Они, кстати, и мне перед походом рассказали – как себя вести на корабле.
– И что вам советовали другие священники, что надо делать на корабле и чего делать не надо?
– Самое главное – быть полезным, поэтому засиживаться где-то в каюте – неправильно. В то же время постоянно надоедать и мешать людям, когда они заступили на вахту – тоже неправильно. На корабле достаточно тесный коллектив, все живут вместе, все рядом.
Поэтому самое главное – не быть занозой. Чувствовать – где можно быть полезным, а где ты только помешаешь, находить баланс.
– В чем заключалось духовное окормление матросов?
– Утром и вечером обязательно утреннее и вечернее правило, и в течение дня, по возможности, молебен, акафист или что-то подобное. Даже если никого нет, например, с утра на правиле, всё равно читаешь. Ну, бывает, что не получилось ни у кого – матросы придут с ночной смены, поспать хотят. В праздничные и воскресные дни всегда служили Литургию, по субботам всегда исповедь. И еще требы. Бывает, приходит контрактник: «Батюшка, у меня жена рожает, давайте помолимся». – «Ну давай». Через два часа были возле берега, смог позвонить – сына родила.
Крестил кого-то. Матросы, особенно с Дальнего Востока, многие некрещеные, потому что там храмы не везде есть. Плюс еженедельно я проводил в столовой командные беседы. Собирали матросов, контрактников. Я им презентации делал, ролики показывал о том, что считал для них интересным. И личные беседы каждый день. Я в комнату досуга вечером приходил, и мы с ребятами общались в неформальной обстановке. Я отвечал на их вопросы, рассказывал про то, что их интересовало. На общих беседах они ведь обычно стесняются вопросы задавать.
– О чем моряки с вами приходили говорить в неформальной обстановке, что их волнует?
– Одни ребята приходили больше поспорить – у них были свои взгляды на религию. Начитались какой-нибудь языческой литературы, и им было интересно – что я смогу ответить. Кто-то, наоборот, спрашивал, как ему жить, чтобы спастись: «Батюшка, вот, грешим, а как быть, чтобы нам всё-таки в ад не попасть».
По истории много вопросов. Я заметил, что сейчас матросы, молодежь, многие историей интересуются. Ну и просто общались. Бывает, придешь и видишь, что им особо не до религии сейчас. Поговоришь на отвлеченные темы, чтобы снять стресс.
И про футбол могли поговорить, и про политику. Они ведь, как ни крути, находятся в стрессовой ситуации, тяжело им.
– А почему у моряков «постоянный стресс»? Вы чувствовали по атмосфере, по людям, что вы на войне?
Духовное окормление команды
– Задача, конечно, боевая, в любой момент может произойти что угодно. Тем более новости смотришь: провокации, сбитый самолет. Но чтобы чувствовать, что война – такого не было, по крайней мере, у меня. Когда я был призван в армию, как раз была Чечня, и на эту войну у меня было две командировки. Здесь по-другому, всё-таки мы в море. Стресс скорее от другого.
Представьте, вот жил сынок один со своей мамой, а тут вокруг грубые мужики, тяжелая обстановка, служба, недосыпы из-за ночных вахт. Тяжеловато.
У них же четыре часа вахта, четыре подвахта, и четыре часа отдых. Ну и коллектив – кто-то хорошо приживается, а кто-то по характеру более замкнутый.
Может быть, он единственный ребенок в семье, не привык жить в большом и тесном коллективе. Ему хочется побыть в одиночестве, а тут какое одиночество? Кубрик, их там 15 человек, уединиться негде. Они в храм приходят, особенно когда службы нет, просто постоять в тишине, помолиться в одиночестве, вспомнить – как хорошо, когда тебе никто не надоедает и не ходит вокруг. А вообще, матросам в море нравится больше, чем на берегу – время быстрее летит.
– На службу в храм матросов приводили в принудительном порядке, по разнарядке?
– Нет, только добровольно. Хочешь – пришел. Не хочешь – не пришел, никто тебе ничего не скажет. Как правило, на службу ходили одни и те же ребята, воцерковленные.
– Современное оружие, при всей технологичности, не обладает абсолютной точностью. Были ли за время похода «Москвы» жертвы среди мирного населения, и как причащать ответственных за эти жертвы?
– Дело в том, что у крейсера были другие задачи – он оборонял авиабазу от атак с воздуха. По наземным целям крейсер не стрелял.
– А вообще, про совместимость веры с войной у вас спрашивали? Как оставаться православным на войне?
– Я в ответ обычно привожу в пример Новый Завет, в котором дается напутствие римским легионерам. Если пересказать своими словами, то там говорится довольствоваться своим жалованием, не мародерствовать, и подобное. Ну и рассказываю об истории нашей Церкви: о Пересвете и Ослябе, о святых Александре Невском, Федоре Ушакове. Тогда ведь войны были значительно более кровавыми, чем сейчас. Матросы и в штыковую атаку ходили, и это не мешало им быть искренне верующими людьми и даже достигать святости.
Так что лично я считаю: здесь нет компромисса с верой – ты исполняешь задачу по защите интересов своего государства и борешься с терроризмом, пусть даже и с оружием в руках.
Здесь нельзя говорить о том, что человек идет против воли Божией. Так я и отвечал матросам.
– Но всё-таки – мы находимся на территории другого государства, поэтому война не является ни оборонительной, ни праведной, если вообще бывают праведные войны. Ослябя и Пересвет защищали нашу землю, когда орда пришла к нам. А здесь мы сами пришли в чужую страну. От этого факта разве ничего не меняется?
– Земля вся наша – Церковь-то у нас вселенская. Война в Сирии отчасти религиозная – разрушаются монастыри, храмы, убивают христиан. Поэтому какая разница – на территории какого государства ты защищаешь свою Церковь и своих близких. Или мы ждем, когда экстремисты придут в Москву, и тогда только скажем «Да, вот теперь давайте – защищайте наши квартиры»?
Слава Богу, что у нас есть возможность отстаивать свои интересы, тем более что мы выполняем просьбу сирийского народа. Из наших никого насильно в Сирию не посылают, все добровольцы. Задачу выполняем правильную – боремся с терроризмом. Говорить «Зачем мы туда влезли, давайте подождем, когда они придут к нам» может только человек, который не любит свою родину, свою Церковь и не знает своей истории.
Возьмите Суворова – по всей Европе походил. Не зря его «Графом Италийским» звали.
Федор Ушаков – Италию освобождал, Корфу освобождал. Миссией русских воинов не всегда была только лишь охрана своих границ, приходилось защищать интересы страны и за рубежом.
Были мы на Кипре, заходили за продуктами в Лимасол. Там люди с такой радостью встречают русских! Вроде бы Евросоюз, Турция под боком. Пропаганда идет европейская, в том числе по телевизору – будь здоров. Узнают, что русские моряки – чуть не аплодировать готовы. Вплоть до того, что по городу висят транспаранты на русском языке и фотографии Путина.
Заехали на платную стоянку, охранник как узнал, что русские, говорит, что денег не надо. «Путин – во!», и большой палец показывает. Была у меня возможность целый день походить по Лимасолу, и нигде я не видел ни одного недовольного российским присутствием в Сирии человека. Наоборот, люди ждут, когда придут русские и построят у них военную базу, потому что понимают, что сами они себя защитить не в состоянии.
– О чем я забыл вас спросить, или что вы бы сами хотели добавить?
– На Черноморском флоте накоплен богатейший опыт взаимодействия с Церковью. Хорошо бы взять этот опыт и распространить на другие флоты. Но для этого должны дать команду сверху. Мы тут внизу «работаем с лопатами», мы выполнить можем, а команду дать не можем. Надо, чтобы там наверху к нам прислушались и более активно стали эту работу проводить.
Кроме того, и это мнение большинства военных священников, а не только мое, – нам нужно выстраивать свою вертикаль власти, которая у военного духовенства отсутствует. Я вроде бы подчиняюсь благочинному, но чтобы мне поехать в командировку, мне нужно получить у него разрешение, написать рапорт. А он человек городской, и я не всегда имею право даже просто ему сказать – куда я еду.
Нужно, чтобы был базовый уровень духовенства – священники бригад, подразделений, и над ними уровень военного благочинного, и верхний уровень. У нас функции военного благочинного мог бы выполнять помощник командующего ЧФ по работе с верующими военнослужащими. Через благочинного нам было бы легче выходить на высоких людей в погонах, чтобы оперативно решать какие-то вопросы.