Священник Михаил Владимиров: Запрет отца Иоакима (Парра) не стал неожиданностью для бывших его прихожан
Священник Михаил Владимиров
Указ о запрете в священнослужении архимандрита Иоакима (Парра), ставший неожиданным для большинства россиян, не стал таковым для бывших членов его общины в США. Как минимум последние пять лет они регулярно обращались к правящим архиереям, сначала к архиепископу Юстиниану, а затем к епископу Иоанну с жалобами на нарушение тайны их исповедей, манипулирование со стороны архимандрита Иоакима их детьми, отношениями супругов, а также на обман доверия и, конечно, очевидную ложь о его биографии, монашеском опыте и «святости». Все это нашло свое отражение в письменных заявлениях, поданных на имя правящего архиерея год назад.
Отношение священноначалия к проблемам, озвученным бывшими членами общины Мерси Хауза, менялось очень постепенно, от полного недоверия к первым сигналам до внимательного изучения проблемы и принятия окончательного решения. Указу о запрещении предшествовал целый ряд предупредительных шагов со стороны священноначалия по отношению к архимандриту Иоакиму: неблагословение на выезд за пределы епархии с миссионерскими выступлениями, прекращение ведения богослужений в Свято-Николаевском кафедральном соборе г. Нью-Йорка, почисление за штат, но, несмотря на это, ситуация в Мерси Хаузе не менялась. Именно поэтому сегодняшнее решение правящего архиерея не только не является неожиданностью, но было вполне логично и ожидаемо теми, кто пострадал от «окормления» в его общине.
Зная исповеди десятков людей, прошедших через Мерси Хауз, я как священник не могу назвать конкретные примеры. Могу только в двух словах сказать о своем личном опыте. Проведя восемь лет рядом с архимандритом Иоакимом, я прошел весь путь от боготворения его, почитания как пророка, как старца, как своего духовного отца до осознания его катастрофического влияния на своих детей, свою семью и собственную духовную жизнь.
Требуя еженедельных исповедей от всех членов нашей семьи, наш «духовник» употреблял эти знания для манипулирования отношениями внутри нашей семьи, настраивая нас друг против друга. На протяжении восьми лет он давал каждому из нас взаимоисключающие наставления и провоцировал этим постоянные конфликты внутри семьи. Когда же эти конфликты доходили до крайней точки, он собирал нас и мирил. Потом этот цикл повторялся, и мы попадали все в большую и большую зависимость от нашего «наставника».
Кроме этого, он убеждал каждого из нас, что именно он является самым лучшим и духовно развитым членом семьи, возгревая в нас гордыню, которая еще больше усугубляла ситуацию и давала ему власть над нами. Точно также он убеждал меня, что я являюсь лучшим и самым духовно одаренным из его чад, регулярно рассказывая мне о самых нелицеприятных сторонах жизни других членов общины. Позже я понял, что это была информация из их исповедей. Только случайность открыла мои глаза на реальность происходящего.
После ухода из общины наша семья полностью испытала на себе то, что диагностируется как посттравматический синдром ухода из тоталитарной секты. Это состояние характерно для большинства покинувших общину Мерси Хауза. У некоторых последствия бывают настолько тяжелыми, что они подходят к критической точке – готовности к совершению самоубийства. Я встречал людей, ушедших из общины 15 лет назад, еще до моего прихода в нее, и все эти годы они не могут восстановиться и вернуться к нормальной жизни, несмотря на помощь специалистов.
Массовый уход клириков, монахов, прихожан за последние годы (на сегодняшний день из всех постриженных архимандритом Иоакимом монахов и монахинь в монастыре остались только один монах и одна монахиня) является неоспоримым доказательством нарушения им принципов церковной жизни и духовного руководства. Указ о запрещении не должен восприниматься в данном случае как наказание священнику за какие-то нарушения. Он должен восприниматься как оградительная мера, препятствующая продолжению цепи трагедий, разрушенных семей, сломанных судеб. Именно так указ воспринимается теми, кто прошел через общину Мерси Хауза.