Суд помог привлечь внимание к тяжелому периоду нашей истории
— На священников не часто подают в суд. Не думали, что это шутка какая-то?
— Нет, там сразу все было серьезно. Сообщили с утра, что есть такой иск в связи с тем-то. Сразу прислали документы, все было понятно.
— Ожидали такой реакции после выступления на «Союзе»?
— Я об этом не думал. В передаче слова были сказаны в конкретном контексте. Поэтому мне было удивительно, что они так обеспокоили Николая Петровича. С другой стороны, понятно, что есть люди, у которых с этими именами связаны важные жизненные переживания.
Из передачи на канале «Союз»
Журналист: Нам стоит так усиленно бороться, чтобы все советские деятели канули в Лету и историческая справедливость восторжествовала?
Отец Евгений: Отчего бы нам не назвать улицу в честь Шамиля Басаева, или в честь Геббельса, или в честь Геринга? Это же по сути одно и то же. Ленин и Гитлер, их существо, их ненависть к человечеству, к людям, их труды, которые они понесли, сколько они причинили страдания, горя, крови. Они по сути две стороны одной монеты. Привычка мешает нам здраво подумать. А почему нет? Ведь есть, наверное, люди, для которых Шамиль Басаев — национальный герой, и они готовы прославить его имя. А нас такая идея немного коробит.
— Ждали какого-то другого решения суда?
— Естественно, я тревожился, потому что впервые участвовал в таком процессе. Но изначально было понятно, что с юридической точки зрения здесь нет оснований для возбуждения дела. Сначала мы хотели сделать все формально: написать обоснование, свое видение вопроса. Потом владыка благословил присутствовать в суде, сказать свои мысли по этому поводу и вживую поговорить. На заседание мы ходили с советником по юридическим вопросам священником Виктором Явичем. Все прошло спокойно. Суд, на мой взгляд, принял справедливое решение.
Суд. Фото: Евгений Лобанов / ЕТВ
— А с Николаем Рябчевским неформально, не в суде разговаривали?
— Общения не получилось. Я был к этому настроен, но, по первому моему впечатлению, от Николая Петровича не исходило желания пообщаться. Когда мы встретились в коридоре, он сразу развернулся и ушел в другой конец. А мы это дело тоже не инициировали.
Николай Рябчевский в суде: Пусть он (отец Евгений) занимается великими благими делами, освещая и просвещая, умиротворяя души человеческие, чтобы у нас люди жили не одним днем в рамках потребительства. Но влезать в мирские дела такими неаккуратными способами, мне кажется, как человеку, за плечами которого прожита большая и ответственная жизнь с людьми, с оружием в разных частях Советского Союза, нельзя. Я хотел бы, чтобы мы у себя в стране соблюдали законы Божии и законы государства и были очень аккуратны в своих высказываниях и заявлениях.
— Какая реакция на эту историю была у вашего начальства?
— Митрополит Кирилл поддержал и ободрил. Сказал, что не надо переживать, что, раз так случилось, значит, есть Промысл Божий, чтобы эта тема была озвучена, чтобы было привлечено внимание СМИ к этому вопросу. Ничего не было греховного и предосудительного в моих действиях.
Больше всего ведь надо беспокоиться о том, было ли совершено зло словами или действиями, потерял ли человек связь с Богом теми или иными поступками. А дальше нужно довериться и идти тем путем, которым ведет Господь.
С владыкой
— А у прихожан?
— Прихожане храма вообще всегда поддерживают. Конечно, они переживали. Эта тема звучала в СМИ очень неоднозначно: крикливые заголовки из серии «Священник попал под суд», «Суд между священником и офицером запаса». Конечно, когда прихожане читают такое в интернете, начинают беспокоиться. За несколько наших встреч я объяснил суть дела, народ успокоился.
— Объясните свою точку зрения: почему вы сравнили Гитлера и Ленина?
— Вопрос журналиста был посвящен переименованию улиц в Екатеринбурге. Хорошо, что этот вопрос возник, эту тему пора начать обсуждать. Как вы яхту назовете, так она и поплывет. В духовном плане очень много зависит от того, под каким именем человек живет, чьими именами называются наши улицы и города. Мы в последние годы стали знакомы с этими явлениями — терроризм, экстремизм, теракты. Для нас это более-менее понятно и болезненно. Если бы называли улицы в честь террористов, это было бы не очень хорошо, неправильно.
А Владимир Ильич Ленин и его сподвижники Яков Свердлов, Лев Троцкий — организаторы красного террора. Они не скрывали этого. Первые десятилетия ХХ века были неспокойными из-за их действий. В связи с этим пришло мне такое сравнение.
Сколько десятков тысяч жизней было загублено? Это число может быть сопоставимо с подобными явлениями в других странах. Вся эта история с судом — повод обратить внимание на тот период. Я думаю, люди, которые так свято верят в праведность вождей революции, просто плохо знают историю.
Сейчас много документов открыто, достаточно в поисковике набрать «Владимир Ильич Ленин, и Церковь, и расстрелы, и голод», чтобы прочитать огромное количество фактов, которые свидетельствуют о кровавом ужасе красного террора.
Я напоминаю прихожанам, что можно просто жить-то опоздать
— Наверное, каждый был в похожей ситуации: спор, отстаивание своей точки зрения, критика, иногда очевидно необъективная. Как не озлобиться на оппонента? Как повести себя по-христиански?
— Первое, что мы сделали с нашими прихожанами, — помолились за раба Божьего Николая. Потому что это очень печальная история, когда человеку глубоко за 70, а у него в душе, в сердце бродят такие чувства, эмоции, мысли. Господь говорит: «Благословляйте проклинающих вас, и добро творите творящим вам напасть, и молитесь за обижающих вас и гонящих вас».
У Христа есть совершенно конкретные заповеди, как поступать в тех или иных случаях. Наше сердце чувствует присутствие Бога, и если человек следует заповедям Божиим, то сердце резонирует, сохраняет мир, согласие, ясность. И напротив, если человек выпадает из Божьих заповедей, его сердце начинает мучиться, тревожиться, депрессировать.
Поэтому когда человек тебе говорит всякие злые слова, ты ему отвечай: дай Бог тебе доброго здоровья, чтобы дети у тебя были хорошие, чтобы у них в жизни все было хорошо, и чтобы женились вовремя и внучков родили.
— О чем еще сегодня важно говорить с прихожанами?
— С прихожанами обычно я говорю о себе, о своих переживаниях. Мы же все одинаковые, мы все болеем одинаковыми болезнями, у нас одинаковые проблемы: одиночество, неумение обладать собой, неумение выстраивать отношения с близкими и неумение разговаривать по душам.
Я как-то проснулся среди ночи с мыслью: а вот есть ли в жизни человек, с которым, встретившись, можно было бы поговорить по душам, так, чтобы на душе потом стало хорошо. Не просто о проблемах, о каких-то поверхностных вещах, а о себе, о сути, о сердцевине своей души. И об этом родилась проповедь, на которую люди откликнулись.
Приход с владыкой
Мы настолько разучились говорить о своих чувствах, мы в основном умничаем, пересказываем то, что услышали, прочитали, а вот поговорить о том, как проживаем то или иное событие, не умеем. А ведь делиться своими чувствами, то есть самым тонким, что есть в душе, сердцевиной ее, — это то единственное, что дает близость друг с другом.
В памяти не морали остаются, не умничание, а то, как человек прикоснулся к другому через чувства. А мы все время сдерживаемся, пытаемся хранить свое лицо, разучились быть открытыми.
Недавно пересматривал советские фильмы «Мужики», «Любовь и голуби», и так удивительно стало, что мужчины не стесняются плакать. По ходу фильма несколько эпизодов, когда Александр Михайлов, замечательный наш актер, выражает свои чувства, и это трогает, позволяет пережить его опыт. Вот так рождается проповедь: говоришь о себе, о своих чувствах и переживаниях, а у прихожан, оказывается, то же самое в жизни бывает.
— А к вам люди за чем приходят, с какими просьбами, с какими вопросами? Что сейчас особенно волнует людей?
— Есть такая песенка «Звездочка упала на ладошку». Там слова: «А еще я хочу любить и быть любимым». Так или иначе прихожане эту проблему обозначают, рассказывая о своих взаимоотношениях в семье, с детьми. Или они не умеют любить, им не хватает любви потерпеть, простить, промолчать. Или им не хватает любви от других: одиночество, невнимательность, поверхностность, пустота отношений. Это то, что всегда людей беспокоило, а сейчас, может быть, беспокоит в большей степени, потому что мы очень, что называется, атомизировались.
У каждого своя норка, свои дела и интересы. Это жуткое современное общение, когда юноша с девушкой пришли в кафе и каждый сидит в своем телефоне. Или как в семьях общаются, а даже и не общаются, а существуют близкие: закрываются и сидят в своих гаджетах. Живут под одной крышей, в одной семье, но совершенно чужие друг другу, говорят на разных языках. Дети не могут поговорить с родителями, родители — с детьми, муж с женой, жена с мужем. Вроде есть время, но отсутствует связь, близость, умение просто побыть вместе.
Дело в том, что мы разучились жить, а нужно, как у Сергея Трофимова: «Вот бы построить волшебный город, время с гармонией подружить, чтобы был каждый кому-то дорог и не опаздывал жить».
Я стараюсь напомнить прихожанам, что мы можем жить-то опоздать. Опоздать к своим детям. Они ведь очень быстро вырастут, и мы не сможем с ними ни посидеть, ни книжки почитать, ни просто подурачиться — им это быстро окажется не надо. Опоздать стать кому-то дорогим человеком, потому что жизнь вообще проживается быстро. А чтобы быть дорогим человеком, нужно себя другому отдавать: сердце свое раздавать, время свое раздавать. Нужно делиться. Поделись улыбкой своей — и она не раз к тебе вернется.
— У вас есть проповедь «Христианская любовь». А любовь бывает нехристианской?
— Мне кажется, это великое состояние человеческой души, которое есть любовь, сейчас настолько опошлено, затерто, что мы говорим эти слова в пошлых контекстах: строить любовь, заниматься любовью. Любовь — это имя самого Бога. Пребывающий в любви пребывает в Боге, а Он в нем. Природа Христа соткана из любви. То есть это Его природное свойство, Он не может не любить. И, конечно, полнота любви может быть только во Христе. Только Он может научить любить, и мы учимся этому в течение всей жизни.
Но любовь — это не получение всевозможных благ, приятных чувств, ощущений. Это жертва, способность отдать себя другому человеку. В этом смысле любовь всегда измеряется в миллилитрах крови, которые ты готов отдать ради другого человека. У нас же часто любовь путается с эгоизмом.
Человек думает, что любовь — это когда мне с тобой хорошо. Когда юноша девушке признается в любви, в основном это значит, что ему нравятся его ощущения, которые он испытывает рядом с ней. Это к любви не имеет никакого отношения.
Приходят юноша с девушкой, хотят обвенчаться. Спрашиваю, зачем. Девушка, она побойчее, говорит: «Я хочу быть счастливой». Не слышал, чтобы кто-то сказал: «Я хочу сделать счастливым другого человека. Себя отдать другому, чтобы его порадовать». В этом смысле любовь в сознании у людей — путанное, смешанное понятие.
А христианская любовь достаточно конкретная: есть личность Христа, если в Него вглядываться, если стараться быть с Ним в контакте, то потихонечку от Него можно научиться любить по-настоящему, отдавая себя ближнему своему.
В 18 лет у меня заболела душа
— Как вы лично пришли к вере, решили стать священником?
— Иногда шучу, что я профессиональный священник, потому что ничем другим в жизни не занимался. Бывает так, что человек работает в какой-то профессии, потом вдруг приходит к вере и у него начинается новая жизнь. У меня новая жизнь началась, наверное, лет в 18 осознанно — духовная, православная, церковная жизнь.
В 16 лет мы с близкими покрестились без понимания, что это и для чего. Крещение — это такое зернышко. Оно входит в сердце, начинает расти, и появляются разные вопросы в голове: в чем смысл жизни? что после смерти? почему люди умирают в разном возрасте? почему дети умирают? Я искал ответы, но друзья, знакомые говорили: «Тебе что, больше всех надо? Все же хорошо? Живи в свое удовольствие».
Лет в 18, я тогда учился на 2-м курсе инженерно-педагогического университета, у меня душа заболела. Есть такое понятие «душа». Это то, что болит в человеке, когда все тело здорово. Все хорошо в жизни, в учебе, с друзьями, в семье, а душа болит, и это побуждает тебя к поиску лекарства. В таком состоянии я впервые после крещения переступил порог храма.
В первые же несколько минут у меня возникло ощущение присутствия в этом храме Кого-то. Тоска, бессмысленность стали проходить, душа успокоилась — я нашел лекарство. Потом пришло понимание, что я не хочу ничем другим заниматься, кроме как служить в Церкви. Потом Господь привел меня к моему духовнику архимандриту Димитрию. Он потихонечку стал выправлять этот мой путь и довел меня до священства. В 21 год я стал священником, служу уже 23 года и ни разу об этом не пожалел.
— А как прихожане относились к такому молодому батюшке? Не было ли, может быть, недоверия?
— Это был своего рода подвиг. Подвиг в подготовке к проповедям, потому что это не просто — выйти перед сотней людей и говорить слово, тем более когда оно на твоем опыте не основано, когда ты пересказываешь опыт Церкви, опыт святых.
Тогда уже Церковь стала выстраивать отношения с воинскими частями, с образовательными учреждениями, с медицинскими учреждениями, и подвиг был в том, чтобы приезжать, например, к военным и с ними выстраивать диалог. Помню, назначали меня окормлять воинскую часть, а там такие же, ну чуть помладше, 19-20 лет, бойцы, и явно без особой радости они на меня смотрят, потому что я пришел в их свободное время, они могли бы поспать, а их собрали, чтобы батюшка что-то такое сказал.
Конечно, это был титанический труд — себя на такое настраивать, побуждать. Но преодолевая свои «не хочу», «не буду», «не умею», я потихонечку приобретал опыт общения с людьми. Тогда ведь, 25 лет назад, было время тяжелого духовного голода. Люди истосковались по слову Божию, по службе. Это сейчас люди привередничают: этот батюшка не такой, у этого борода не седая, у этого возраст не тот. А раньше, когда душа болела, нужен был доктор, хоть какой, лишь бы помог.
Приход
Сейчас время такое, что можно делать все, что приходит в голову
— Сейчас вас не только в храме и в воинской части, например, можно послушать, но и в интернете. Почему решили свои проповеди выкладывать на ютьюб?
— Лет 15 назад духовник, который в то время занимался организацией телеканала «Союз», попросил: есть такое послушание — вести программу. Сначала была программа «Архипастырь» — раз в неделю беседы с архиереем, приходили вопросы в студию, мы с владыкой в прямом эфире на них отвечали. Потом отец Димитрий предложил сделать авторскую передачу, так родился «Церковный календарь».
Каждый день на протяжении 10 лет я кратенько рассказывал историю святого, память которого в этот день празднуется, делал из этого вывод и некое приложение к действительности. Это тоже был своего рода подвиг, потому что нужно было за один раз записать семь передач, встать перед камерой и миллионам людей сказать непустые, неформальные вещи.
Это, конечно, меня побуждало быть внимательным к жизни: я все время замечал истории в судьбе прихожан, в литературе. Оказалось, что это кому-то интересно и нужно. Люди писали, звонили, благодарили. Потом «Церковный календарь» передали в Петербург, стали готовить передачу теми силами, а инерция, привычка каждый день немножко говорить на тему жизни, выработанная за 10 лет, осталась, и возникла передача «Благая часть». Мы ее стараемся делать ежедневно, делимся мыслями, которые тоже, может быть, кому-то полезны.
— А можно вас назвать настоящим блогером? За просмотрами и лайками следите?
— У меня есть помощники, которые помогают записывать передачу, редактируют, выставляют. Я периодически спрашиваю у них об обратной связи. Важно знать, нужно ли кому-то то, во что я вкладываю время, силы и душу свою. Они раз в месяц мне что-нибудь рассказывают, иногда присылают отклики, иногда вопросы, которые задают зрители, и получается такое интерактивное общение.
— А какой самый важный был отзыв? Что-то такое, после чего говоришь себе, что не зря стараешься?
— Меня иногда в шутку называют собирателем сокровищ, а главное сокровище — это всегда люди. Кроме того, что я настоятель прихода, у меня есть еще целый Отдел социального служения, в общей сложности там трудится около 150 человек, которые как зернышки, как жемчужинки когда-то были найдены. Ну, и главное сокровище — это встреча человека с Христом. Самые дорогие истории для меня — это когда встречается человек и говорит: «Батюшка, я вам очень благодарен, потому что с вашей помощью я пришел в Церковь». Всегда самое радостное для пастыря, сеятеля — чтобы его труды принесли плоды.
— Расскажите об Отделе социального служения.
— Отделу в этом году исполнилось 16 лет. Нам удалось за это время сформировать организацию, в которой порядка 25 проектов разной направленности: помощь в государственных учреждениях детям, пожилым, инвалидам, сиротам. Всегда нужно связующее звено между учреждением и Церковью.
Например, в больницах или домах престарелых такое звено — это наши сестры милосердия. Являясь в то же время сотрудниками учреждений, они привносят то, что не всегда удается достичь силами обычных сотрудников.
С сестрами
У нас сейчас около 600 активных, включенных в добровольческую деятельность людей. Еженедельно они находят время для того, чтобы послужить больным, бедным, бездомным, одиноким. А добровольцы — это люди, в которых есть живая энергия, люди, которым надо немного больше, чем другим. Они приходят и делятся своей улыбкой, своим сердцем, вниманием, своими средствами.
Есть проекты информационные: журнал «Православный вестник», несколько сайтов. Есть православное сестричество, я их называю «отряд специального назначения», потому что это люди, которые сделали шаг из ряда вон, вперед, дальше, чем обычные прихожане.
Есть братство, в котором порядка 28 серьезных, зрелых, сформировавшихся мужчин. Это редкость. Смотришь, и просто душа ликует оттого, что собраны люди семейные, многие многодетные, крепкие, с хорошими работами, собраны воедино, и это помогает решать церковные, приходские задачи. Есть служба помощи бездомным, центр защиты материнства и семьи, кризисный центр. Сейчас такое время удивительное — можно делать все, что хочешь, все, что приходит в голову.
С братством
Очень многие люди живут с мертвыми душами
— Сейчас священнику живется проще, чем в советское время?
— Безусловно, проще. Я, конечно, не застал советское время как священнослужитель, но знаю по рассказам, что священник не мог ничего делать, кроме как исполнять богослужение внутри храма. Он не мог говорить проповеди, потому что это считалось пропагандой. Не мог прийти в больницу, встретиться с молодежью. Все жестко контролировалось и наказывалось — священник терял регистрацию и высылался за 101-й километр.
Достаточно посмотреть биографию отца Иоанна (Крестьянкина). Он с регулярностью в три-четыре года менял храмы, потому что там, где «живой» священник появляется, всегда активизируется духовная жизнь. Конечно, властям это не нравилось, и они сразу это дело разрушали.
Сейчас лучший из всех периодов взаимоотношения Церкви и государства. Сейчас священник может делать все, что хочет, разумеется, в рамках заповедей Божьих и Уголовного кодекса. Хочешь встречаться с молодежью, с детьми, хочешь организовать добровольческое служение, общину сестер милосердия — все это возможно. Главное, желание. А с желанием бывают проблемы, потому что всегда сложнее всего себя организовать. Но это самая главная задача в жизни любого человека, и священника в первую очередь, — научиться управлять самим собой.
С подопечными
— А в чем-то, может быть, сложнее в такие спокойные, благополучные вроде бы для Церкви времена?
— Страшный бич нашего времени — это комфорт.
Комфорт — это состояние смерти, когда человеку все нормально, когда ему ничего уже не надо. В этом состоянии происходит ожирение сердца.
Люди в сытости и комфорте перестают реагировать на боль, уходит сострадание и, напротив, рождается дух потребления. Человек все время взвешивает: выгода или совесть, а что я с этого буду иметь.
Боязнь выйти из зоны комфорта сковывает людей. Они перестали искать подвига, беспокоиться. Даже бедные люди, люди с минимальным материальным состоянием, имеют телевизор, стиральную машинку и другие бытовые услуги, которые снимают с человека многие проблемы.
А душа все время должна быть беспокойна, находиться в поиске. Душа, которой ничего не нужно, — мертвая душа. Очень много людей живут сейчас с мертвыми душами. Когда у народа беда, человек начинает мобилизовываться, находить внутренние ресурсы, чтобы жертвовать, совершать подвиг, отдавать любовь. Поэтому добровольческие организации важны и нужны. К нам каждую неделю приходят до 10 новых добровольцев. Люди ищут возможность вывести себя из зоны комфорта, оказаться в ситуации, где непривычно, больно и тяжело, чтобы сердце ожило.
— Как вы вообще оцените сегодня отношение людей к Церкви? Можно ли констатировать, что богоборческие времена закончились, страна к такому не вернется?
— Мы обязательно вернемся в богоборческие времена. В Священном Писании сказано, что земная история закончится победой антихриста. Если проанализировать историю, на протяжении 20 веков Церковь всегда испытывала ненависть и гонения этого мира. Потому что Церковь — совесть народа. Она говорит правду о человеке, о смысле жизни.
Смысл ведь не в том, чтобы есть, пить и получать удовольствие. Может быть, это звучит резко, но многие люди живут собачьей жизнью. У собаки, у любого животного интерес простой — удовлетворить свои инстинкты: поесть, попить, найти теплое местечко, продлить род. Человек несчастен, если он сводит свою жизнь к тому, чтобы дом построить, дерево посадить и воспитать сына. А смысл ведь в том, чтобы стать человеком, то есть челом, которое устремлено в вечность. Это как минимум. А как максимум человек настолько приблизится к Богу в своей жизни, что сможет приобрести божественные свойства: любить, жертвовать, проявлять милосердие.
Церковь говорит правду о человеке, правда колет глаза, поэтому Церковь по большому счету не любят. Небольшое количество людей в процентном соотношении любят Христа и любят Церковь. Я эти понятия не разделяю, хотя в сознании некоторых они разделимы: я в Бога верю, а Церковь мне не нужна. Но на самом деле кому Церковь не мать, тому Бог не Отец.
Современная жизнь пока не дает этой злобе вылиться. Хотя если почитать комментарии к тем материалам, которые выходили по поводу суда, станет понятно: только дай возможность немного измениться ситуации в государстве, найдется огромное количество людей, которые будут расстреливать священников и уничтожать храмы. Это временное затишье. Сколько оно продлится? Дай Бог, чтобы подольше, чтобы мы могли людям послужить какое-то время. Но время гонений неизбежно придет.
Есть такое стихотворение: «Не говори, что нет спасения, что ты в печалях изнемог. Чем ночь темнее, тем ярче звезды, чем глубже скорбь, тем ближе Бог». Когда мы живем в комфорте, нам может показаться, что мы все можем, знаем и умеем. И это страшное заблуждение. Человек себя ставит на место Бога: тварь ли я дрожащая или право имею? Ну, и отвечает на этот вопрос: имею право.
На стройке
Очень много мы сейчас говорим о своих правах. А когда приходит испытание, которое выбивает почву из-под ног, человек понимает, что он на самом деле букашка, муравей.
Но в этом понимании вдруг рождается очень важное открытие: мне, оказывается, нужен Бог, потому что сам я не могу справиться со своими детьми, зложелателями, болезнями. Когда человек в этой немощи, в состоянии потери опоры начинает искать Бога, он для себя открывает, что Господь рядом. И тогда Господь берет его за руку и начинает вести за Собой, к небу, в Царствие Божие.
