– Есть ли у вас какой-то внутренний этический кодекс при работе с соцсетями. Например, стали бы вы вывешивать какие-то частные фото – семья, поход в ресторан и т.д.?
Протоиерей Игорь Прекуп
– Внутренний кодекс, конечно же, есть. Не то, чтобы я его постатейно сформулировал для себя, так на то он и внутренний.
Что касается вывешивания фотографий частного характера, то я обычно спрашиваю тех, кого собираюсь «прославить» и «увековечить» во Всемирной паутине, можно ли… Теперь спрашиваю, потому что одно время вывешивал все, что не содержало ничего сугубо личного, интимного или порочащего, как говорится, «ничтоже сумняшеся».
После того, как однажды друзья меня попросили убрать из моего ЖЖ фотографии с ними, я понял, что даже совершенно безобидные домашние кадры и просто лица, выставляемые на всеобщее обозрение, могут смутить ближних. Поэтому теперь обязательно спрашиваю.
Разумеется, это не касается общих видов помещений и городских улиц, и людей, случайно попавших в кадр.
Что касается фотографий мероприятий, таких, как поход в какое-нибудь «злачное место», тут, думаю, дело не в категории самого места (будь то ресторан, паб, кафе или столовая), а в характере заведения и состоянии тех, кто попал в кадр.
Например, можно в очень приличном заведении нарезаться до неприличия, что для человека, тем более, клирика – стыд и срам. Само собой, что кадры с такой попойки можно использовать разве что в качестве документального приложения к покаянно-объяснительной записке архиерею, а не выставлять в соцсетях.
С другой стороны, кадры могут быть самые благопристойные, но отнюдь не все равно, в каком пространстве они сделаны. Например, есть в центре города у нас заведение, о котором все (почти все) знают, что это – публичный дом. Однако фонаря красного вы над входом не увидите и самочки-на-приманочку в витринах не выставлены.
Поэтому, если вы «сами-не-местные», то вполне можете небольшой компанией туда «нечаянно нагрянуть», думая, что это просто уютное местечко, где можно выпить чашечку кофе. Причем, кофе вам принесут, и вовсе не сразу поинтересуются о дальнейших заказах.
Так вот, если вас угораздит сняться с друзьями за чашечкой кофе в этом интерьере и выставить фото в сеть, а кто-то узнает это место… Будете доказывать всем, что не верблюд. И вполне вероятно, что безуспешно.
Поэтому несущественна категория заведения (ресторан или кафе); важна конкретная специфика, общая атмосфера и состояние тех, кто на фото. К слову сказать, я по злачным местам не ходок. Во-первых, не люблю встречаться с близкими людьми в публичных местах, особенно по таким значимым поводам как дни рождения, например. Во-вторых, финансы не позволяют.
Хотя, конечно, иногда приходится. Например, когда приезжал на родину в Молдавию, то встречался с одноклассниками в какой-то «едальне», совершенно не задумываясь, ресторан ли это, кафе ли, а потом с чистой совестью вывесил это в «Одноклассниках». Все в открытом доступе, нареканий нет.
Или, например, есть в Таллинне такой грузинский ресторан, «Пиросмани» называется. Там оформление художественное, и готовка на уровне очень приличного ресторана, а цены весьма доброжелательные и человеколюбивые под стать названию, как и вся обстановка. Сходить туда, отдохнуть с друзьями, сняться на память, хотя бы и с бокалом грузинского вина – предосудительного в этом ничего не вижу.
Поэтому говорить, что в рестораны попам ходить нечего, а уж сниматься да вывешивать на своих страничках фотографии оттуда – и вовсе мерзость, это несколько поспешное обобщение (аналогично тому, как запретить священнослужителям ездить на иномарках – «Запорожец» тоже иномарка, если что, да и класс машины ни о чем не говорит, если она «не первой свежести»).
Вопрос, повторяю, в том, что за ресторан, и в каком состоянии человек позирует перед фотоаппаратом.
– Что вы считаете допустимым при работе с соцсетями, каковы рамки, границы. И как вы считаете, нужен ли общецерковный документ на эту тему?
– Во-первых, давайте все-таки исходить из того, что соцсети – это не СМИ. Моя страничка в ЖЖ или ФБ, или еще где-то там – это мое личное пространство, в котором я общаюсь с теми, с кем хочу. Если угодно, это гостиная моего дома. Или кухня.
В зависимости от круга общения, который я могу регулировать, в одних случаях допуская к обсуждению всех, кто сочтет для себя интересным заглянуть ко мне на чаек (гостиная), в других – лишь тех, кого считаю допустимым посвящать в ту или иную тему (кухня), что предполагает невынесение содержания разговора за пределы сообщества.
А кого-то вовсе могу послать в бан. Мой дом. О чем хочу, о том беседую, и устанавливаю те правила общения, которые считаю нужным. Не нравится – не приходи ко мне в гости, я, честное слово, не обижусь.
Поэтому, если клирик вывешивает у себя в ЖЖ, например, указ о своем запрещении в священнослужении или даже всю официальную переписку, не представляющую из себя государственную или служебную тайну – это то же самое, как если бы к нему пришли знакомые, расспросить за жизнь, а он им и ответил, дав ознакомиться, быть может, даже без комментариев.
Это ни в коем случае не следует приравнивать к обращению в СМИ. Тут аналогия другая подходит: выйти из дома на площадь с одиночным пикетом, намеренно привлекая к себе внимание (хотя, если меня оклеветали публично, почему бы мне в этом же пространстве не опровергнуть ложь, представив соответствующие доказательства?).
А пока я дома, и ко мне стучатся, то я имею право сам решать, кого мне впускать, кого нет, или вовсе оставить двери настежь – заходи, кто хошь, слушай, что хошь, спрашивай, высказывайся, пока остаешься в рамках правил моего дома.
Однако все вышесказанное отнюдь не означает, что клирик в соцсетях не связан никакими узами. Давайте все-таки вспомним о том, что даже и в личном пространстве мы далеко не все себе позволяем, что могли бы, кабы не сан.
Да, гостиная и кухня – не амвон; да, мы – «тоже люди», и вне службы можем и двигаться, и говорить посвободней, но мы всегда те, кто мы есть в силу совершенного над нами таинства священства.
И поэтому в общении, хотя бы в самом узком кругу, мы должны себя контролировать не только для того, чтобы не ввести кого-то в соблазн (хотя и это крайне важно), а чтобы не погрешить против святыни сана, которая налагает те же обязательства, конечно, что и само рождение в жизнь вечную в таинстве крещения, через что все христиане становятся «царственным священством», но для клириков эти обязательства вдвойне, втройне – в зависимости еще и от степени священства: чем выше, тем строже (как бы со стороны ни казалось обратное, ибо «ин суд человеческий, ин суд Божий»).
Тут, конечно, дай Бог отыскать «золотую середину», потому что наше общение в соцсетях должно быть живым, иначе один соблазн будет уже только от той искусственности, фальши, которая неизбежно начинает звучать, когда человек не столько думает о том, как выразить свою мысль, сколько о том, как бы чего не сказать такого, что потом смогут использовать против него же.
И еще неизвестно, какой соблазн эффективней – тот, что от непроизвольного эмоционального выплеска, или тот, что от искусственного нагнетания «набожности» или усиленной демонстрации лояльности власти (в данном случае, неважно какой).
Язык общения должен быть живым, образным, доходчивым – человеческим, одним словом. Сленг – не табу, но он должен быть строго дозирован. Всевозможные остроумные перефразирования – почему бы и нет, если в меру?
Причем мера становится строже, когда речь о перефразировании библейских или богослужебных текстов. Но тут очень трудно давать какие-то определенные рекомендации.
Чего не должно быть определенно – это кощунств, оскорблений и сквернословия. Под оскорблениями понимается не всё, на что кто-нибудь вот взял и обиделся (кто-нибудь подлость сделал и обиделся, когда его обличили – если обличили в рамках необходимого изложения информации, то пусть на себя обижается), а то, что направлено на оскорбление, на унижение, на очернение (на очернение, а не на обличение, опять же, выявляющее подспудный смрад «окрашенных гробов» – не надо путать!) хотя бы и за глаза (особенно, когда говорят как бы за глаза, но в присутствии, чтобы и уязвить, и «ничего личного, никто никого не оскорблял»).
И в чем преимущество сетевого общения, так в том, что между словесно оформившейся мыслью и моим собеседником существует еще такая материя, как клавиатура. И пока я нажму на «Enter», у меня есть возможность неоднократно отредактировать свое высказывание и, освободив его от лишних междометий и эпитетов, привести в приемлемый вид.
Не знаю, привлек ли кого-то мой аккаунт к Церкви, но я надеюсь, что кому-то я помог разобраться в себе. Было очень много случаев, когда мое, скажем так, непринужденное общение располагало к доверию, и человек начинал со мной советоваться по сокровенным вопросам. Судя по отзывам – не без пользы.
Или такой пример: несколько лет назад на «Одноклассниках» меня нашла одноклассница, и с тех пор наша переписка для нее — отдушина в скорбях и опора в духовной жизни.
Ну, а насчет общецерковного документа на эту тему… Документ составить – дело нехитрое, если составить формально, в «охранительском» духе.
Однако, все, кто составлял регламентирующие тексты, относясь к поставленной задаче ответственно и не за страх человеческий, а за совесть, заботясь не столько о страховании собственного седалища, сколько о том, чтобы документ был жизнеспособным и реально помогал жить по духу, а не душил своей мертвящей буквой все живое (естественно, не всегда соответствующее ГОСТу) – все такие люди знают, как трудно составлять подобные документы, чтобы и зло пресечь, и добро не вытоптать; и плевелы повыдергать, и пшеницу не повредить; и недвусмысленно сформулировать, и ребенка с водою не выплеснуть, перестраховавшись от ложных интерпретаций.
Будет соответствующая отмашка – будет и документ. Вопрос, послужит ли он на пользу? Если он и необходим, то по преимуществу должен быть рекомендательным, запрещая лишь самое элементарное, недопустимость чего, к сожалению, приходится иным юзерам объяснять и доказывать.
Например, можно занимать ту или иную позицию в политических дискуссиях, но, во-первых, не должно быть агитации за кого-либо из кандидатов или партий в целом, а во-вторых, отстаивая ту или иную точку зрения, можно вполне обходиться без оскорблений.
Кстати, сетевое обличение безнравственности действий каких-либо политиков или целых сообществ (не увлекаясь и удерживаясь в рамках приличий) – никак не противоречит «облико морале» клирика, если он руководствуется стремлением оградить людей от обмана и риска по недомыслию стать соучастниками во зле.
Недопустима ложь, клевета (а как часто мы невольно клевещем, когда пользуемся информагентством ОБС или безответственно озвучиваем свои внезапно родившиеся предположения, догадки, которые почему-то принимаем за истины в последней инстанции…).
Можно, конечно, продумать признаки бесспорно недопустимого, и отдельно определить нежелательное, предупредив, что четкой границы перехода нежелательного в недопустимое не существует, и при несовпадении взглядов автора по этому вопросу с критериями тех, кто будет разбирать его дело, решающее слово будет за последними, поэтому лучше не испытывать на себе, откуда начинается область недопустимого, ибо сапер ошибается один раз… если, конечно, после первого случая не впадает в азарт (не мое).
Читайте также:
- Епископ Обуховский Иона: Поведение священника в соцсети должно соответствовать его проповедям
- Священник Стефан Домусчи: Если батюшке доверяют людей, то можно доверить и блог