Продолжаем знакомить читателей со священниками — выпускниками МИФИ. О себе Правмиру рассказал клирик храма святителя Николая в Кузнецкой слободе священник Александр Мазырин.
Священник Александр Мазырин родился в 1972 году в Волгограде. В 1995 году окончил МИФИ, 2000-м — ПСТБИ. В 2004 году рукоположен во диакона, в 2006-м — во иерея. Доктор церковной истории, кандидат исторических наук.
Подготовка к конкурсу сформировала отвращение к коммунизму
— Отец Александр, вы учились в МИФИ, а занимаетесь церковной историей. После школы выбирали между физикой и «лирикой», или гуманитарные интересы появились позже?
— Я с детства увлекался историей, любил читать историческую литературу, но и физика меня интересовала и легко мне давалась. И предпочел я ее, потому что писать об истории с марксистских позиций не хотел, а что можно будет писать по-другому, не знал. Заканчивал я школу в 1989 году, в то время уже многое менялось, но вряд ли кто-то мог представить, что всего через два года все изменится кардинально. К тому же еще за два года до этого, после восьмого класса, я перешел в физико-математическую школу № 542 при МИФИ, оттуда уже прямая дорога была в этот вуз.
— Вы уже тогда были верующим?
— Нет, я рос в обычной советской семье: отец — офицер Генштаба, мать — инженер-химик. Вопросы веры дома не обсуждались, о политике при мне старались лишнего не говорить, но я по отдельным фразам догадывался, что отец особой любви к советской власти не питал.
Сам я до четвертого класса верил всему, что нам говорили в школе. Помню, например, что третьем классе я очень выразительно читал наизусть стихотворение «Ленин и печник». Но в четвертом классе мне по-своему повезло с учительницей.
Шел 1982 год, вся страна праздновала 60-летие СССР, во всех школах проводились смотры строя и песни, все классы в этом участвовали. А наша классная руководительница — молодая коммунистка — хотела, видимо, стать завучем и поэтому стремилась всюду выделиться. Она решила, что наш класс должен во что бы то ни стало победить в этом конкурсе.
Помню, как долгими осенними вечерами, когда не только ученики, но и учителя расходились по домам, наш класс маршировал по пустому актовому залу под бравые советские песни и речевки («Мы — поколение восьмидесятых / чеканя шаг, пионеры идут / партии Ленина — силе народной / наш пионерский салют» и т. п.).
Первое место наш класс в итоге занял (и учительница наша, кстати, позднее стала-таки завучем), но подготовка к конкурсу сформировала весьма устойчивое отвращение ко всему коммунистическому. Так постепенно картина мира стала меняться.
Жизнь наполнилась смыслом
А в 542 математической школе сформировался кружок «Заостровье». Один из его организаторов впоследствии стал священником, мы служим в одном храме. Это проректор ПСТГУ по международной работе отец Георгий Ореханов. Тогда он преподавал у нас математику. На каникулах мы ездили на Русский Север, помогали восстанавливать древние русские монастыри: в Ферапонтово, в Кириллове. Со священниками тогда еще не общались, но сама обстановка, культурная среда способствовали тому, что интерес к истории и духовным корням возрастал.
В МИФИ тоже были различные факультативы. Андрей Чеславович Козаржевский читал нам лекции по москвоведению, на которых рассказывал о московских храмах, о церковной жизни. Владимир Леонидович Махнач читал лекции по истории, тоже с ярко выраженным православным уклоном. Один раз, помню, выступал перед нами священник, отец Алексий Потокин, выпускник физтеха, мы ему задавали вопросы. Много всего интересного было в мои студенческие годы.
Но не обошлось тогда и без издержек познавательного процесса, в который погрузилась страна. Однажды в проходной я с омерзением наткнулся на известного японского сектанта-изувера Сёко Асахару, окруженного толпой адептов, — руководство МИФИ и его приглашало. Кто-то зазывал на занятия по йоге. Так что не только православная культура преподносилась студентам. Многие желали заполнить собой духовный вакуум, который образовался за 70 лет коммунистического безвременья.
К счастью, Господь помог мне пойти правильным путем, и на пятом курсе я крестился. Было это в 1994 году. Я не один шел этим путем. Мой одноклассник, например, сейчас работает со мной в одном отделе ПСТГУ, служит диаконом в нашем храме. А некоторые из наших школьных учителей опережали нас кто на шаг, кто на два, а кто и на три — одни раньше воцерковились, другие даже в советское время имели какие-то связи с Церковью.
— У некоторых ученых после обращения бывает неофитское разочарование в науке. У вас такого не было?
— Нет, мне никогда в голову не приходило противопоставлять науку и религию. Любой культурный человек знает, что современная наука возникла в недрах христианской цивилизации. Не понимаю, о каком противоречии может идти речь.
Если что меня и разочаровывало тогда в отношении фундаментальной науки, так это отсутствие перспективы. Я заканчивал МИФИ в 1995 году, никакого распределения в то время уже не было, нам всем за несколько месяцев до защиты диплома предложили самим искать себе работу, а потом принести в МИФИ справку, что такой-то институт или такая-то лаборатория тебя берет.
Я объездил несколько научно-производственных центров в Москве и Подмосковье (мне подсказывали мои руководители и знакомые из МИФИ, куда стоит поехать, что посмотреть, давали рекомендации) и везде я видел похожую картину: пустые и безжизненные помещения, в которых еще совсем недавно кипела жизнь. Воочию убедился, что наука в стране умирает, и было непонятно, куда мне идти работать по специальности.
В этот момент один из моих однокурсников сказал, что ему посоветовали обратиться на кафедру информатики в новообразованном Свято-Тихоновском институте. Это было отчасти по специальности и одновременно созвучно моей душе — я в то время активно воцерковлялся.
Так я оказался здесь. Заведующий кафедрой, ныне почивший Николай Евгеньевич Емельянов, предложил мне заниматься базой данных «Новомученики и исповедники Российские, за Христа пострадавшие». Дальше шаг за шагом: включился в работу, захотелось больше узнать о том, чем занимаюсь, поступил в Свято-Тихоновский институт, закончил, начал в нем преподавать, принял сан. Все это было органично и как бы естественно.
Так я вернулся к истории, но уже в совершенно других обстоятельствах. В общем, обрел то, к чему подспудно стремился еще с юности. Главное — я попал в такую среду, где все открылось в другом свете, и сама жизнь наполнилась смыслом.
— Но МИФИ вспоминаете с благодарностью?
— Конечно. По специальности практически не работал (как, впрочем, и никто из моих однокурсников и одноклассников — не повезло нашему поколению с наукой), но благодаря учебе в МИФИ мне было легко учиться в Свято-Тихоновском институте, гораздо легче, чем многим другим студентам, которые не имели за плечами такой школы. И умением анализировать, выстраивать логические цепочки я во многом обязан физико-математической школе и МИФИ. Конечно, многие физико-математические премудрости, которым меня там учили, подзабыл — уравнения Максвелла по памяти уже не напишу.
У человека, знающего основы теологии, картина мира будет более полной
— Как вы относитесь к открытию в МИФИ кафедры теологии?
— Если бы в мое время там была такая кафедра, я обязательно ходил бы туда на занятия. Советское гуманитарное образование было однобоким, ущербным. Я вам рассказал, как в девяностые двери МИФИ распахнулись для всех — и серьезных православных ученых, и крайних сектантов, ныне доживающих свой век в японской тюрьме. И можно понять растерянность тех, кто преподавал тогда в МИФИ какие-то гуманитарные науки от истории КПСС до научного коммунизма. Люди с гуманитарным образованием и учеными степенями совершенно не разбирались в духовных вопросах, не могли отделить пшеницу от плевел.
Кафедра теологии, несомненно, нужна, чтобы желающие могли получить базовые научные представления о духовном мире. Именно научные, а не шарлатанские, которые в девяностые тоже распространялись в МИФИ. Потому и стало возможным появление Асахары в аудитории одного из ведущих российских вузов, что его руководители и преподаватели, включая гуманитариев, понятия не имели о духовном мире.
Желание познать мир, познавательная способность — свойство человеческой души. Поэтому любой исследователь, в том числе и самый увлеченный своим делом физик, не может обойтись без основополагающих гуманитарных знаний, вершиной которых и является теология. У человека, знающего основы теологии, картина мира будет более полной. Это знание нисколько не умалит того пространства, которое в его душе может быть отдано физике, и никак не повредит ему как ученому. Наоборот, оно существенно расширит его горизонты.
Насколько я понимаю, никто не предлагает принудительно вводить в МИФИ курс теологии. Как в мое время только желающие ходили слушать Козаржевского и Махнача, так и по теологии предполагается факультатив. В отличие от марксистско-ленинских дисциплин, которые в советское время во всех вузах в обязательном порядке изучали с первого до последнего курса. Поэтому я просто не понимаю, против чего тут можно протестовать.
Беседовал Леонид Виноградов
Фото Александра Филиппова