- -Куда? — из расточающего заунывные звуки русского шансона автомобиля выглянул мужчина лет шестидесяти.
Я назвала адрес своего храма и добавила:
-Тысячу разменяете?
Он заломил какую-то неприличную цену, я спорить не стала.
Вообще-то в храм на такси ездить — пижонство, но сегодня я выскочила из дома, когда, судя по всему, в церкви собирались начать читать часы, а на метро ехать почти час.
-На работу? — спросил водитель.
-В церковь.
Посмотрел удивленно:
-Праздник какой-то?
-Воскресенье.
-А почему именно туда?
-Крестилась там, всю жизнь хожу.
-Здорово, — водитель замолчал, а потом вдруг внезапно добавил:
-А у меня дед был священником. В тридцать седьмом забрали — так в лагерях где-то в Мордовии и сгинул.
-Значит, в роду у вас святой мученик. А как его звали? Может, прославили уже? — заинтересовалась я.
-Валериан. Валериан Коломбов. В Пензенской губернии служил. Тринадцать человек детей — мой отец, самый младший, 20-го года — матушка чуть не каждый год рожала, так и померла уже к тому времени. Деда забрали-то, он нестарый еще был.
Я в начале 90-х, когда стали архивы открывать, даже смог выпросить дело почитать. Так стояли надо мной, следили, чтоб не переписал ни слова и в другие дела не залез…
Знаете, за что его? Когда коллективизацию проводили, он на рынке мужикам стал объяснять: «Гиблое это дело, скотину только заморят». Поп — он ведь сам такой же мужик, землю знает.
Ну и пришли за ним… «Контрреволюционная пропаганда среди населения». Так самое обидное, все так и оказалось, как он сказал — зимой вся скотина передохла.
-А дети пострадали?
-Да нет, они же взрослые были. Да и тогда как говорили — «Сын за отца не отвечает». Кто учителем стал, кто художником, кто инженером… Они талантливые были — дед стихи писал, рисовал хорошо. И дети в него пошли.
Помолчали. Я представила себе этого крепкого, деловитого попа — революцию пережил, детей на ноги поставил, продолжал служить в Советской России, видимо, уважением пользовался, раз уж рискнул публично спорить… Так и вижу стоящего посреди рыночной суеты (там, в Пензенской губернии, эта суета была, видно, та же, что полвека спустя, что сейчас) в темном пальто, а может, даже в подряснике, втолковывающего безумным красным прожектерам, что толку от их прожектов — никакого. Потом в голове щелкает слайд — приходят за ним за полночь, а он, ни слова не говоря — чего там, все понятно, двадцать лет уже новая власть, все кого-то забирает, забирает… — уходит и пропадает в лагере навеки.
… А может, и не за полночь, а посреди бела дня, может, не крепкий и не деловитый, а тихонький, не вписанный в новую жизнь…
Конечно, он не воспринимал себя никаким мучеником, да и сложно сказать, могли ли его канонизировать — вроде, не за веру пострадал, а просто за то, что оказался умным человеком среди глупцов.
-Да нет, вряд ли святой, — сомневается водитель. — Сколько их таких, ни за что пострадавших, неужели всех святыми признали…
…После службы торопливо заглядываю в интернет. Яндекс священномученика Валериана (Коломбова) не знает. Зато Господь знает. К убиенному священнику Валериану хочется обращаться за помощью.
Сколько, действительно, их таких на Российской земле, в XX веке и раньше, пострадавших от безбожной власти или просто от мира сего, противостоящих ему до самой смерти? — Один в поле воин, да и не один он, а целая армия, племя — собор. Представляете, целый народ — живущий по правде? Народ, Богом носимый и Бога миру несущий.
Соборе святых русских, полче Божественный, молитеся ко Господу о земном отечестве вашем!
Уже ради одного только знакомства с представителем этого великого племени стоило приехать на воскресную литургию на такси.