Чем светское искусство отличается от церковного? Светское искусство в смысле формы зашло в тупик и теперь пытается говорить смыслами, как у Свифта обитатели острова Лапута. Называется это прогрессом. Церковное искусство не только не может оставить форму, но и не может даже слишком менять ее — есть канон! Получается, прогресса здесь быть не может? Поясняет Галина ФАЙНГОЛЬД, искусствовед, сотрудник частной художественной галереи.
Соотносить развитие православного церковного искусства с идеей прогресса само по себе странно, поскольку православная икона является в первую очередь предметом православного Богословия, идея прогресса — продукт секуляризации, идея глубоко светская, идущая от интеллектуальной традиции Европы Средних веков.
Идея прогресса — главное, что унаследовано из философской мысли ХVII-XIX веков современными общественными науками, идея, представлявшая собой новую могущественную и всеобъемлющую сверхтеорию, согласно которой все человеческие общества движутся естественно и закономерно «вверх» по пути от нищеты, варварства, деспотизма и невежества к процветанию, цивилизации, демократии и разуму, высшим проявлением которого является наука. Это движение от плохого к хорошему, от незнания к знанию, что давало этой благой вести нового времени этический заряд, фундаментальный оптимизм и реформаторское рвение. Идея прогресса, предполагающая лишь линейное развитие человечества, находится в глубоком противоречии со словами Господа в Апокалипсисе: «Аз есмь Альфа и Омега, начало и конец» (Ап. 1: 8). Идея же прогресса не предполагает эсхатологического исхода для человеческой истории, а видит впереди в качестве благой вести лишь развитие человеческого разума.
Что же касается иконы, то начиная с VIII века смысл и содержание ее выявлены в учении, которое Церковь сформулировала в ответ на иконоборчество. Согласно учению отцов VII Вселенского собора, «икона — это изображение человека обоготворенного, она передает обоженное состояние своего образа и носит его имя; поэтому освящающая благодать Святого Духа, присущая Первообразу, присутствует и в его изображении».
В иконе есть два главных качества: это святыня и художественное произведение. Если мы говорим об иконе как о святыне — какое здесь может быть развитие? Конечно, у святости нет никакой эволюции. Но развитие может быть, если мы рассматриваем икону как художественное произведение. Мы можем изучать историю христианского искусства также хронологично и поступательно, как и историю любого другого искусства или просто историю. Но переход от катакомбных фресок к энкаустике, а от них к византийским мозаикам вовсе не будет означать, что от глубокого невежества и варварства церковное искусство идет к совершенству по пути прогресса. Все дело в том, что христианское искусство, даже на самом раннем этапе своего возникновения, хотя и заимствовало некие внешние формы мира языческого, но по внутренней сути своей уже обладало всей полнотой искусства принципиально нового, по словам известного искусствоведа Вульфа, «первосозданного».
Икона с самого начала своего возникновения была и есть свидетельство обожения земных людей, их причастности к благодати. Однако, изучая жития святых, мы не можем сказать, что какие-то их них были более прогрессивны, а какие-то менее, что степень их святости каким-то образом зависит от времени или развития науки. Все эти люди жили в разные эпохи, в разных странах, в совершенно различных житейских и бытовых обстоятельствах, обладали различными личностными качествами, но все они достигли единого жизненного итога — святости, единения со Христом, «Который есть Альфа и Омега, начало и конец». Все они, каждый в своем чине святости, «единым сердцем и едиными устами» прославляют Господа. Точно так же и изображающие их иконы, несмотря на все разнообразие стилей и направлений, когда-то будут поставлены в единый Небесный Иконостас для участия в Небесной Литургии.
XVII — XIX века считаются периодом глубокого упадка иконописи в России. Однако если взять любую современную книжку о явлении чудотворных икон в России, то легко убедиться, что именно в этот период в было засвидетельствовано необыкновенно много случаев таких явлений. Возможно, не все эти памятники обладали совершенством исполнения и глубокой богословской культурой. Но даже если предположить, что все они были написаны из ряда вон плохо и безграмотно, то и через них люди исцелялись и приходили к Богу. Такое могло быть возможным потому, что вера сама по себе — есть высшее творчество.
Современная нам эпоха в этом смысле мало чем отличается от предшествующих трех веков упадка иконописи. Действительно, мы видим в храмах огромное количество икон, которые списаны с плохо репродуцированных открыток, являются лишь искаженными копиями с копий. Вместе с тем встречаются памятники удивительной красоты и чистоты исполнения, на которые, как правило, не обращают внимания лишь только на том основании, что они еще слишком новые. На открытии выставки мозаики и фрески А. Корнаухова в 2006 году выступала со вступительным словом известная во всем мире искусствовед-византолог О. С. Попова, которая, в частности, не побоялась сказать примерно следующее: «Перед нами искусство по своему уровню исполнения ничуть не хуже искусства комниновской эпохи…». Иконопись будет существовать до тех пор, пока существует святость. Высота иконописи — это соборный ответ Церкви на святость отдельных людей. У нас нет таких икон, которые писали в свое время Феофан Грек и Андрей Рублев, но для нас мироточат и плохо отпечатанные софринские открытки.
Галина ФАЙНГОЛЬД