Еще через несколько секунд к замершей «ватрушке» со всех ног неслись люди: «Скорую! Быстро! Он без сознания!»
— Были новогодние праздники. Мы в семье только поздравили друг друга, пожелали счастья в новом году. Никита ушел с друзьями гулять, а спустя три-четыре часа раздался звонок из больницы… Как обухом по голове: «Ваш сын в тяжелом состоянии, черепно-мозговая травма. Привозите документы», — начинает рассказывать Екатерина и вдруг замолкает. В горле ком. Чуть больше полугода назад она едва не потеряла единственного сына.
Вместе с мужем они тут же помчались из Рузаевки в Саранск. Ехали на машине минут 20, но им казалось — вечность. Мысли путались, слезы лились градом.
В приемное отделение республиканской больницы в тот день, второго января, она едва смогла зайти: от страха подкашивались ноги.
Хотелось поскорее увидеть сына, узнать, в каком он состоянии. Но остаться в медицинском учреждении ей не разрешили из-за пандемии. «Идет операция. Езжайте домой и ждите», — сухо ответили ей.
Ждать?! Чего?
«У сына наполеоновские планы»
Екатерина в тот момент с трудом понимала, что происходит. Ее Никита — идеальный ребенок: не пил, не курил, играл в баскетбол, получал медали в командных соревнованиях. Ему оставалось всего несколько месяцев до защиты диплома в техникуме. В конце лета Никиту должны были забрать в армию, в элитные войска (медкомиссия признала парня абсолютно здоровым). А потом нужно учиться дальше, получать высшее юридическое, чтобы в будущем, возможно, работать в системе МВД.
«У сына наполеоновские планы», — с гордостью говорила всем Екатерина. И вдруг эта горка… И надувная «ватрушка», которую, как позже стало известно, ребята с трудом затолкали в подержанную «Ладу» Никиты — не помещалась. А потом кома, реанимация, ИВЛ, трепанация черепа, чтобы убрать огромную гематому, и полная неизвестность. Крушение всего.
— Восемнадцать дней, пока сын был без сознания, я звонила врачам: «Что дальше? Почему вы бездействуете?!» А они отвечали: «Что мы еще можем сделать? Нужно время», — рассказывает Екатерина.
От отчаяния она не находила себе места. Пыталась отвлечься на работе, не думать о плохом, и не могла. Будучи заместителем начальника отдела ЗАГС в Рузаевке, Екатерина почти каждый день видела молодоженов. Многим было столько же лет, сколько ее сыну. Красивые, счастливые, с мечтами о будущем. А Никита в этот момент находился между жизнью и смертью. Врачи не знали, выживет ли вообще.
Только спустя два месяца после случившегося ей разрешили увидеть сына в отделении нейрохирургии.
«Бог дал ему вторую жизнь. Мы его отмолили», — подумала тогда Екатерина.
Она в каком-то оцепенении наблюдала, как в палату на каталке завозят Никиту. Тот крутил головой из стороны в сторону, как будто искал чего-то или кого-то.
— Сын увидел меня, слезы потекли. Узнал! Заплакала и я. Такая была встреча! В ту ночь я не спала совсем. Сидела на стуле рядом с моим мальчиком, держала его за руку. Мне вернули самое драгоценное в жизни! Мне вернули мою жизнь! — говорит Екатерина.
«Как из букв слово сложить, не знает»
Едва выписавшись из больницы, они с сыном приехали в подмосковный реабилитационный центр. Деньги на лечение собирали всем миром. Никита тогда уже мог шевелить левой рукой и левой ногой, есть без гастростомы и дышать без трахеостомы. Но ни сидеть, ни тем более ходить не мог. Правая сторона тела не слушалась совсем.
— Первое время мы общались с сыном знаками. Я спрашивала, хочет ли он пить, есть. Он кивал: да, нет. Иногда я долго не могла понять, что ему нужно, и он злился. Когда я спросила, помнит ли он, что с ним произошло, Никита покачал головой. Он даже не вспомнил, как мы в ноябре отмечали его 18-летие и подарили ему машину, о которой он мечтал, — говорит Екатерина.
В течение полутора месяцев она вместе со специалистами центра заново учила Никиту многим вещам: переворачиваться с боку на бок на кровати, сидеть, стоять с опорой на ходунки. А когда он сделал первые неуверенные шаги с тростью и поддержкой, просто сияла от радости: «Вот, сынок! Я узнаю своего прежнего Никиту!»
Хотя прежним Никита, конечно, пока еще не стал. В том числе из-за приступов посттравматической эпилепсии, которые иногда у него случаются. После них, к сожалению, происходит «откат», и приходится заново что-то осваивать.
Сейчас Никита может спуститься и подняться по лестнице, есть левой рукой.
Правда, только вторые блюда — удержать ложку с супом еще не получается. Может не очень четко и внятно, но ответить на вопросы и даже прочитать короткий текст из нескольких предложений. При этом написать простое слово он не может.
— Я понять не могу, как так? Алфавит знает наизусть, а как из букв слово сложить, не знает. Всех родственников, друзей, учителей помнит. Где и на кого учился — тоже. А попросишь одним общим словом назвать помидор, огурец и лук — молчит. Покажешь на картинке огурец, спросишь, что это. Может сказать: «Капуста», — Екатерина вздыхает. — Но это ничего. Главное, живой. В тот день на той же горке молодая женщина насмерть разбилась. 35 лет, двое детей. Вот это горе.
Осенью Никите должны сделать операцию, закрыть дефект черепа титановой пластиной. Екатерина надеется, что после этого судорожные приступы у сына прекратятся, он сможет наверстать упущенное и наконец вернуться к полноценной жизни. Теперь и врачи уверенно говорят: «Все шансы у Никиты есть». И рекомендуют до операции пройти еще один курс реабилитации.
Собрать на него деньги семье из маленького городка не под силу. Все средства, которые были, уже потрачены на лечение. Теперь помочь Никите можем только мы.
Фонд «Правмир» помогает взрослым и детям, нуждающимся в восстановлении нарушенных или утраченных функций после операций, травм, ДТП, несчастных случаев, инсультов и других заболеваний, пройти реабилитацию. Вы можете помочь не только разово, но и подписавшись на регулярное ежемесячное пожертвование в 100, 300, 500 и более рублей.