Как мы искажаем евангельскую проповедь и евангельское слово, когда превращаем свою жизнь в постоянное искание в себе самого темного, греховного, недостойного ни нас, ни людей, ни Бога, под предлогом, что этим мы стараемся стать достойными нашего Наставника и Спасителя...
Когда литургия кончилась, он стоял с крестом и оглядывал отдельно — совсем отдельно! — каждого из нас, подходивших приложиться к кресту: так, как если бы каждый был единственным, единственным в храме, единственным во всем мире. И этот сосредоточенный взгляд одновременно принимал каждого из нас в очень тесное, близкое, очень реальное общение...
Солженицын не только не предатель собственной страны; в своей бесстрашной борьбе за человеческое достоинство, правду и свободу он показывает глубокую и действенную, 'даже до смерти' любовь к России.
— Ты понимаешь, что сейчас совершается? Ты сейчас пройдешь грань, которую только Христос может по праву пройти. И ты можешь пройти эту грань, если ты так соединен со Христом, что Его смерть, Его мертвость по отношению к греху, становится твоей; Его жизнь становится тоже твоей…
Нам нужно обратиться к опыту святости, благодаря которому, по слову владыки Антония, Царство Божие пожаром охватывает нас и всех вокруг нас, и к опыту свидетельства, позволяющему в доверии и верности следовать за Христом и его святыми.
Во-первых, потому что меня научили, что от Церкви можно отойти только, если она проповедует ересь.... Если нужно, чтоб тебя порочили за нее, хотя бы в малом соучаствовать в ее видимом позоре. И не я один это выбрал, а люди, вполне зрелые.
Я помню свои слова: Я хочу проверить, потому что если в Евангелии сказано то, что этот священник говорит, я кончил с Богом, кончил со Христом и выкину свой крестильный крест.