Характерной чертой современного человека стало осуждение. Существует принцип презумпции невиновности, сформулированный еще в древности: если ты говоришь с человеком, то ты должен с ним говорить предельно доброжелательно, видя в нем своего друга, своего единомышленника, близкого человека. А мы исходим из другого: «А вдруг он против меня что-нибудь имеет?»
Минус нынешней современности: колоссальная безответственность. Неумение брать на себя обязательства. И эта немощь бичом касается и нашего церковного народа. Людей, которым что-то можно поручить, предполагая, что они будут ответственны к данному поручению как к послушанию перед Богом, нужно искать с Диогеновым фонарем.
Мы просим покрыть нас от всякого зла честным Ея омофором. Просим покрыть, а как часто поступаем сами со своими ближними? Нет у нас более интересных бесед и разговоров, как осуждение кого-либо. Стараемся не только осудить, а сорвать с человека моральные одежды, покрывающие его честь, обнажить, выставить на вид его наготу, показывая тем самым якобы свою справедливость...
Огромное количество усилий — это диавольское поспешение, это бег на одном месте. И вот для того чтобы не попасть в это колесо — как белка, развивающая колоссальную скорость, но не передвигающаяся в пространстве, — мы должны научиться останавливаться. Молитва — это и есть способность остановиться.
Позавчера у одного нашего прихожанина украли кошелек. Нет, не так. Сначала наш уездный олигарх распределял годовую премию и решил наказать все-таки двух совсем уж наглых бездельниц из управления на четыре тыщи каждую. А днем у него украли кошелек, в котором было, как раз восемь тыщь с копейками
Люди перестают замечать, что они потеряли веру. Циники вошли в Церковь, живут в ней, привыкли, и выйти из нее не очень-то хотят, потому что все уже привычно. Я как-то попутешествовал по православным форумам, и просто не по себе стало, с какой циничной злобой православные люди относятся не только к духовенству, но и к самым благочестивым мирянам.
Открытие мною православия не является результатом каких-то ученых занятий, но - плодом всей моей жизни христианина и монаха. Это открытие, начавшееся 40 лет назад и продолжающееся до сих пор, приобрело для меня весьма конкретный смысл. Оно позволило мне войти и углубиться в то, что можно назвать "тайной Церкви".