Монахиня

Сейчас я понимаю, что не обязательно сразу быть Серафимом Саровским, что человек, приходящий в монастырь, ничем не отличается от мирянина. Только желанием стать когда-нибудь монахом. Мы что, какой-то избранный народ? В монахи берут каких-то особых людей?

Я повесила четки себе на пояс и поехала рыть курганы — я была антрополог. Я чувствовала себя страшно счастливой, что у меня есть тайна, на поясе висят четки, и я не такая, как все, у меня есть вот такое счастье, я что-то нашла.

Я стою и думаю: «Боженька, а что же я Тебе принесу? У меня ничего нет, кроме грехов! Возьми меня саму!» Такие проповеди нам говорили, что у меня загорелось желание идти в монастырь. А тётушка пускать не хотела: «Никуда ты не пойдёшь, похоронишь меня, тогда и иди!»

Если вы попросите у нее благословения, она вас крепко обнимет и расцелует. У нее иконописная улыбка — одними губами и глазами — и тихий голос. У нее самая маленькая, по сравнению с комнатами других сестер, келья...

Насельница Иоанновского монастыря в Москве монахиня Николая (Виноградова) рассказала о времени гонений на христиан со стороны коммунистического режима и последующем возрождении русской православной традиции.

Это не фоторассказ и не фотоотчёт. Просто жизнь монастыря, будничная и праздничная, цветная и чёрно-белая. Разная.

Для каждого приходившего к ней находились у нее особые, нужные именно этому человеку в этот момент слова – и часто бывало, что люди, пришедшие в Клисуру с мрачным лицом и мрачной душой, отягощенной грехами, покидали обитель просветленными, чувствуя, что за спиной у них словно вырастают крылья надежды и чистоты.

Ее муж пропал без вести в лагерях для заключенных. Ее единственный ребенок был съеден свиньями. Она испытала на себе все ужасы войны, но она не сломалась и не отчаялась.