Наши современники

Вбежала в храм и упала на колени. И вдруг слезы полились – а до этого их не было: как услышала о Валере, так словно что-то замерло внутри. А теперь вот прорвалось… Стоит она на коленях, плачет – а ее кто-то за плечо дергает, приговаривает: «Нельзя, двунадесятый праздник, встань, нельзя…»

Кажется, именно так бы экранизировали Достоевского современники, если бы тогда существовало телекино. Наверное, так получилось потому, что уже тогда крепкая нить связывала Ташкова с XIX веком: он пришёл во Храм.

Сотрудник КГБ посмотрел на меня долгим взглядом, пытаясь понять: то ли я и вправду свихнулся на религиозной почве, то ли даю понять, что не будет игры по их правилам, и сказал: «Есть вещи, о которых даже на исповеди не говорят».

Многим кажется, что почувствовать себя русским — это решение всех проблем. Да, один из путей, по которому может пойти Православие — стать на оборонительную позицию. Но хотим ли мы чего-то еще, настоящего православного христианства?

Помню, в детском саду Бога умолял, своими словами. Конечно, тогда я Бога еще не знал. Это уже потом, в 15 лет взял у дедушки Евангелие, прочел и понял, что Бог – Христос – Такой, как я и думал.

«Мне очень помогает вера в Бога, - сказала спецкору Правмира Елена Тюрина - пациентка трансплантолога Сергея Готье. - Хорошо, что в Центре есть храм. Я думаю, не случайно операция была на Покров 14 октября. Бог мне помогает».

Почему сегодня так много невыразительных икон? Почему в храм не стоит писать сразу много икон? Кто пишет иконы честно? Как нельзя копировать древние иконы? Можно ли воспитать Андрея Рублева в кружке иконописи при ЖЭКе? Чем икона отличается от картины? Об иконе, о своем пути к вере и о кризисе иконописи рассказывает священник Андрей Давыдов.

Встретив во мне не слишком усердного студента, Никита Ильич Толстой повторял время от времени: «Тёмочка, учитесь! Духовной академии нужны образованные филологи!». Я тогда понять не мог – о какой академии он говорит?