Наука и религия

Пожалуй, единственный серьезный вопрос, который поднял Кондрашов – это вопрос о покаянии, то есть вопрос воззрения христиан на самих себя. Мне кажется, что для нас очень важно засвидетельствовать для самих же себя - являемся ли мы учениками Христа? Ученики Христа умели каяться, чему мы в изрядной степени разучились.

Уверяю Вас, те слова, которые сказали Ерма в своем «Пастыре», Климент Римский, Григорий Богослов, Феофан Затворник и многие другие о жизни современной им Церкви, намного страшнее Ваших, хотя бы потому, что они её видели изнутри. И всё же они не вышли из Церкви, повторив в сердце своем слова апостола Петра: «Куда нам идти от Тебя, Господи?»

Возможно, мы с Вами не сдираем ни с кого шкур, и не подписываем приказов о пытках или бомбардировках (мы, к счастью, не занимаем высоких постов), не участвуем в межобщинной резне (нам повезло в нее не попасть) - но если мы хоть немного честны с собой, мы вспомним о случаях, когда поступали так, как нам было удобнее, а не так, как были должны.

Уважаемый профессор Кондрашов берется судить Церковь с трех судебных трибун сразу: с трибуны либеральных ценностей, с трибуны естественной науки и, наконец, с трибуны собственной личности. Что из этого получается?

Любопытно, задумывался ли Алексей Симонович, когда писал свое открытое письмо, что его попытка одним широким махом охарактеризовать сразу все проблемы Христианства вообще, Православия в частности, и русского Православия в еще более узкой частности, выглядит точно такой же дилетантской выходкой из серии «бухгалтер Вася Пупкин доказал, что Дарвин был неправ» и (по его собственным словам) выставляет его дураком?

Я терпеть не могу все эти технологические процессуальные термины — воцерковление, расцерковление. По законам логики языка в таком случае нужно говорить и о недовоцерковлении (а тогда уж и о перевоцерковлении), и о недорасцерковлении и т. д.

Половину своей жизни я был атеистом; и сейчас я люблю перечитывать серьезных атеистических мыслителей. Я могу посмотреть на мир глазами атеиста и попытаться осмыслить его именно с этой точки зрения. Если бы я был атеистом, мне пришлось бы верить, что истинного света просто нет, и моя совесть не просто находится под влиянием общества и культуры, но полностью ими сформирована.

Меня "зацепил" текст о.Петра (Мещеринова). Во-первых, он написан будто бы обо мне - закоренелом умеренном либерале, который 1) "с огромным уважением относится к образу Христа", 2) "на дух не переносит РПЦ" и 3) несмотря на свои "человеческие слабости", обладает "нравственной интуицией" (не мне судить, насколько верной).