Пасха

На эту неделю Церковь разучилась читать. Мы, как дети, в эти дни можем только петь. И всю неделю у нас будет поющая служба. А после окончания литургии будет крестный ход вокруг храма – даже в чём-то ещё более торжественный, чем в ночь на Пасху, потому что понесут особым образом освященный хлебушек – артос.

Помню свою растерянность, непонимание, сплошные ошибки. Диакон на Пасхальной службе с большими свечами выходит, а я ни одну ектенью не знал наизусть, приходилось то и дело перекладывать свечу из одной руки в другую и заглядывать в требник, и каждый раз при этом я через плечо проливал воск из свечи прямо на лицо настоятелю. Он стоически все выносил.

Розовощекие детишки в солдатских шинелях и бравые Георгиевские кавалеры. Бодрые раненые в госпиталях и сестры милосердия, одаривающие крашенками пострадавших за Веру, Царя и Отечество воинов. Все это — пасхальные открытки времен Первой мировой войны.

Среди заключенных находились православные священники, диаконы и монахи со Святой Горы Афон. Но не было ни облачений, ни каких-либо книг, икон, свечей, просфор, вина. Из положения выходили так: взяли холстинные полотенца в лагерной больнице, соединили их по всей длине и получили епитрахиль. Пришили к ней красные кресты - те самые, что были на форме медперсонала больницы...

Мы все время проливаем крокодиловы слезы по поводу коррупции, по поводу криминала. Так ведь не с этого же начинать надо! Никакими правоохранительными средствами не победить грех, а коррупция и криминал — это результат греха человека.

Мы живем в то время, когда свобода нередко трактуется как вседозволенность. Многие искренне полагают, что лишь власть и богатство, здоровье и физическая сила способны принести освобождение, и, соревнуясь в служении кумирам века сего, зачастую проигрывают в главном, в достижении подлинной цели бытия. Восставший от гроба Спаситель, даровав нам свободу, открыл эту цель, которая состоит в познании Истины

Вернувшись домой, поговорил с Катей по телефону. Предложил ей после Пасхи съездить в Питер. «А в каком качестве я с тобой поеду? - спросила она. – Меня мама не отпустит».

У Толстого есть где-то описание, да такое пронзительное, пасхальной ночи и девочек в беленьких платьях, из которых они очень скоро вырастают. Вот так, может быть, и мы выросли из своих детских мечтаний, стали трезвыми, рассудочными реалистами. Нас не проведешь уже ни прекраснодушием, ни доверием, ни любовью. И даже если кто и верит в Бога, то это странный Бог – бессильный в мiре, отданном диаволу.