Покаяние

Страшен грех. И все же... Все же есть нечто, что гораздо страшней, чем быть грешным, плохим со всех точек зрения человеком. Не считать себя таковым, быть искренне убежденным в своей всецелой или хотя бы 'частичной' праведности — это самое страшное.

Критики церковной жизни укоряют нас тем, что вот де, православные нарочно напридумывали лишнего, что когда-то никакого Великого поста не было, а первые христиане просто и радостно встречали Пасху…

Как готовиться к исповеди постом — причащаешься часто, а вроде никаких безобразий за неделю не сделал? Современный человек много времени проводит в социальных сетях — как каяться в том, чем согрешил в виртуале? Отвечают священники.

Великий канон взывает к Богу от лица одного человека: «Помилуй мя. Боже, помилуй мя» Но есть ли у нас некая общая греховность, общая немощь и общее беззаконие?

Мы такие же, как и были наши предки: и Адам, и Ева, и Каин, и Авель, и Давид-царь, да и все. Человек не меняется, абсолютно не меняется, он такой, как Господь его создал. Мы можем быть очень начитанными, эрудированными, но суть-то остается та же самая: перед Богом мы стоим обнаженными от Его благодати.

В Крыму однажды слышал я восточную байку о том, что сердце может быть шерстяным, и именно это — самое злое сердце. Если по камню, дереву или железу ударить, то они родят звук, обнаружат свое присутствие. По шерсти же сколько не бей, она будет молчать. Сердце бесчувственное, сердце безразличное к чужой боли, оно и есть — шерстяное.

Мы стараемся в это время не осуждать никого. Все мы очень много осуждаем. Это тоже одна из главных наших страстей наряду с гордостью. С ней особенно призываю бороться во время поста.

Вот и Великий пост. Кипит наш разум, решая вновь и вновь вопросы, чего есть и чего не есть, что носить, а что — ни-ни, что читать, а что не читать, куда ходить, а куда — ни ногой. Ну, и прочие в значительной степени внешние вещи.