Под крышей дома твоего
Снова мне пришлось возвращаться в «нехороший» дом, и, подвязав к поясу подрясник с епитрахилью, лезть по приставной лестнице на высоченный чердак. Иногда подумаешь про себя, другие мужики делом занимаются, машинами там управляют, паровозы водят, а я по грязным чердакам кадилом овец гоняю...
Отец Арсений. Лагерь. Барак. Больные.
Темнота ночи и жестокий мороз сковывали все, кроме ветра. Ветер нес снежные заряды, которые, крутясь, разрывались в воздухе, превращались в облака мелкого колючего снега. Налетая на препятствия, ветер кидал клочья снега, подхватывал с земли новые и опять рвался куда-то вперед.
Алёна и Елена
Как-то взгрустнулось, как –то выпалила маме «он меня не любит». Посмотрелась в зеркало, не понравилась самой себе – ну, у какой женщины не бывает? А тут мама вечером и говорит: «Ты помнишь Алексея? Да, спортсмен который. Всё на тебя заглядывался. Так он так и не женился, все по тебе вздыхает. Видел тебя, говорит – расцвела Алёна…»
Регент
Виталий Степанович был не просто регент, а регент с такой жизненной историей, что по ней можно отследить всю послевоенную судьбу всей православной Церкви на территории Советского Союза находящейся. Не было такой государственной деятельности в отношении тех, кто в храм ходит и лоб крестит, которая бы его не коснулась.
Оборванная исповедь
Мария, здравствуйте! Вы часто печатаете письма, больше похожие на исповеди. Всегда читаю их с интересом, а потом спрашиваю себя: «А зачем?» Зачем люди занимаются душевным стриптизом? Чтобы выплакаться? Чтобы вспомнить то радостное и светлое, что было в их жизни? Чтобы оправдаться? Чтобы осмыслить, каким ты родился и кем стал, и где совершил непоправимую ошибку?
Венец
Монах перевозил в свой дом немощных старчиков и ухаживал за ними до самой их смерти. Потом сам обмывал и хоронил их. Кто-то жил у него несколько месяцев, кто-то оставался на годы. Отец Питирим не искал ни у кого благодарности, он честно делал то, ради чего стал монахом и просто христианином.
Икона
В полосатой «базарной» сумке, завернутая в ветхое серое полотенце, уместилась большая икона, судя по размеру - аналойная. Разворачиваю. И… не могу сдержаться. - Ух ты, Серафим! - так и выдохнулось.
Учительница французского
Дорогой Лидии Михайловне от одного из многих и многих учеников ее, помнящих замечательные уроки. В. Распутин. Ноябрь 1981