Главная

Вера

Вера и митинг
В рядах российской оппозиции возникли разногласия религиозного характера. Можно ли проводить митинг на Пасху - спорят оппозиционеры.
Андрей Максимов: Человек – не консервная банка, которую надо раскрывать!
Кто такой верующий человек? Это человек сильный, у него есть вера, потому что вера дает невероятную силу. Для меня главный признак верующего человека — это смирение. Если ты смиренный, то ты верующий, если не смиренный, то неверующий — для меня.
Сердце Марии
Ностальгия по небу, по потерянному родному дому пронизывает всю нашу жизнь. Светит ли солнце, ласкается ли ребенок, расстилается ли предо мной нежное море или шумит родной лес, все равно душа тревожна сквозняком небес. Во всякую радость вносится тонкая горечь небесной тоски.
Игра в православный бисер
Анафема — дело чрезвычайно ответственное. Требующее очень большого дерзновения ко Господу. Не зря писалось на соборных документах — «Изволилось Духу Святому и нам [участникам Собора]». Анафема — это слова о самом важном, что может касаться человека, о его Спасении.
Немощное мира избрал Бог — памяти святой Марии Гатчинской
Почитание матушки Марии еще при жизни было настолько велико, что за помощью к ней обращаись люди со всей России. Почитатели, не боясь преследований со стороны коммунистов, называли ее «святая мать Мария».
Грешницы
Но какого-то просвета в духовном состоянии большинства своих пасомых отец Олег не видел. Старушки были неискренни. Они ластились к нему, воевали друг с другом за право быть самыми приближенными. Ябедничали, норовили рассказать друг о дружке всякое непотребство. Он это решительно пресекал, а доносчицы за это на него обижались. Рассказывать о чужих неприглядных делах народ любил, а о своих – никоим образом.
Руслан и Людмила
Я верю, что Бог сотворил для него самое большое чудо, какое было возможно. Это была мужская смерть. На мужской работе. Мгновенная, без боли и страданий. Совсем не похожая на тихое угасание больного СПИДом.
Взрослый разговор
Доченька моя, пойми одну простую вещь: та православная вера, которую исповедает наша семья, – это не игра какая-нибудь, не показуха, не видимость одна, как тебе кажется, может быть, иногда. Поверь, если бы это было так, я бы снял епитрахиль и в храм больше уже не пошел, потому что я не хочу ничего изображать и уж тем более не хочу «играть в веру».