14 марта в духовном центре «Покровские ворота» состоялась презентация книги «Тайна примирения» протоиерея Алексея Уминского, настоятеля храма Живоначальной Троицы в Хохлах. Это, уже четвертое, издание полюбившейся читателям книги выпущено издательством «Никея».
Зал на Покровке был полон. Дважды Жан-Франсуа Тири, директор культурного центра «Покровские ворота», приносил стулья. Слушатели сидели на подоконниках, стояли в проходах и в дверях. Сотрудник книжного магазина сетовал на себя: «Я думал, что уже не первое издание книги, поэтому большого интереса к ней не будет, заказал всего 50 экземпляров. А они все разошлись еще до начала презентации».
Книга «Тайна примирения» родилась из приходских бесед, которые традиционно, уже больше 10 лет, проводятся в храме Святой Троицы в Хохлах после литургии, после общей трапезы. Поэтому книга получилась живой — ведь в ней, прежде всего, ответы на проблемы, поставленные сегодняшней, современной, церковной жизнью.
Вечер начал главный редактор издательства «Никея» Владимир Лучанинов. Он сразу предложил провести встречу с автором книги в формате вопросов-ответов. Для этого всем присутствующим были предложены листочки. Вопросов оказалось много, поэтому о. Алексий Уминский сразу ограничил тему – исповедь, тайна примирения.
Грех шпионажа
Как в начале встречи отметил о. Алексий, тема исповеди у нас «почти не отрефлексирована, не продумана, не взвешена и на сегодняшний день у нас есть очень мало литературы, которая бы всерьез эту тему поднимала».
— Несмотря на огромное количество книг, посвященных исповеди, многие были скорее вредными, нежели помогающими. Например, одна из них, особо популярная книга «Исповедаю грех, батюшка» священника Алексея Мороза из Питера. Мне кажется, что эта книга не просто душевредная, а книга просто катастрофически извращающая само понятие исповеди и подготовки к этому великому таинству. Я помню, что в этой книге, например, только одно оглавление, перечисляющие грехи, занимает порядка 50 страниц.
Там встречаются такие вещи, которые, конечно, могут как карикатуры, как пародии восприниматься. Например, грех шпионажа против своей Родины. Грех не принятия на работу людей своей национальности, предпочтение людей другой национальности. Какие-то нелепейшие вещи.
Например, меня очень удивило, что там есть такой грех – дружба с лицом другого пола. Мне даже страшно было себе представить, что батюшке пришло в голову написать, какая же страшная дружба может быть между людьми одного пола.
Над этим всем можно, конечно, сейчас иронизировать, но это совсем не смешно, потому что эта книга, в отличие от «Тайна примирения», переиздавалась раз сто и тиражи были, конечно, значительно более серьезные.
Тем не менее, этот вопрос об исповеди сегодня в приходской общине, он с новой какой-то остротой возник. Появились некоторые замечательные публикации в «Журнале Московской Патриархии». Отец Павел Великанов опубликовал замечательное эссе об исповеди. Очень многие священники начинают серьезно задумываться о том, насколько уместна постоянная исповедь перед каждым причастием, каким образом это покаяние становится действенной живой силой в жизни христианина.
Священник меня не дослушал
— Что делать, если на исповеди меня не дослушали? Как же причащаться? Я давно хожу в церковь, но даже меня это удивило. Как же тем, кто только начал ходить в церковь?
— Знаете, ничего страшного, если вас на исповеди по какой-то причине не дослушали. Мы все живем в таких условиях, когда священник, который принимает исповедь, находится в очень странном положении. Сама исповедь у нас проходит, чаще всего, во время какого-то другого богослужения. Идет Всенощное бдение вечером или идет Божественная литургия с утра, и кто-то из священников в этот момент совершает таинство. Само по себе это, конечно, грустно, потому что сам священник непонятно где находится в этот момент.
Для меня самого это тоже большая проблема, потому что прихожан достаточно много, желающих исповедаться, и мне приходиться часть Всенощного бдения посвящать исповеди. Я уже в богослужении в этот момент не участвую и, если священник может не дослушать богослужение, и это воспринимается прихожанами нормально, то в какой-то момент священник может также не дослушать кого-то из людей, потому что он человек, и я вам хочу сказать, что на 20-м человеке внимание кончается. Как ни старайся…
Если мы боимся того, что какой-то грех мы до конца не назвали, в этом есть глубокое непонимание того, что происходит во время исповеди и глубокое недоверие самому Богу. Если вы пришли на таинство исповеди, то Христос невидимо стоит и приемлет ваши исповедания. Он примет ваши исповедания не только потому, что вы писали это на бумажке и даже не потому, что вы уже это произнесли или вас не дослушали, а вы хотели произнести, а потому что он видит устроение вашего сердца. Он видит глубокую серьезность вашего отношения к себе и желание избавиться от грехов. Очевидно, что на исповеди человек никогда в жизни не сможет перечислить своих грехов до конца.
Поэтому, если вы пришли на исповедь и вас не дослушали, вашу записку даже не прочли, а просто разорвали, то это ничего не значит, и это не значит, что это не исповедь, и это не состоялось, потому что вы пришли к живому Богу. Священник свидетельствует о вашем покаянии настолько, насколько ему хватает его физических сил. Может со временем так случиться, что в храмах будет выделен специальный день или специальный вечер, когда будет только исповедь. Во все остальные дни исповедь будет только для тех, кто по инвалидности, по многодетности, по каким-то другим причинам не смог присутствовать в эти дни, для которых приехать лишний раз в храм, составляет большую проблему. Тогда сама по себе исповедь будет по-другому осмысляться. Мы сегодня привыкли к какой-то бухгалтерии. Если я все грехи перечислил, значит, все в порядке, значит, они мне прощены. А если не перечислил, значит, не прощены. Это не так. Это никакого отношения, серьезного отношения к таинству не имеет.
Стакан с мутью
— Как справиться с гневом и обидой, если это полностью поглощает меня?
— Здесь у нас есть Евангелие, которое дает нам не очень много вариантов, как можно справляться с этими чувствами и, прежде всего, самый главный, первый вариант – это молиться за того, на кого ты гневаешься и прощать, несмотря ни на что.
Гневливость наша часто бывает свойством нашего характера, нашего строения души, но, тем не менее, мне кажется, что здесь очень важно понять, что источник гнева для тебя — это человек, который послан тебе Богом для того, чтобы в тебе что-то произошло. Например, если у нас есть стакан с водой, и в этой воде есть песок, предположим, то понятно, что, когда вода отстоится, песок будет на самом дне, и вода будет казаться чистой.
А когда эту воду размешать, то вода снова станет грязной. Так вот, наше возмущение и наш гнев очень часто связаны с этой мутью, потому что в слове «возмущение» корень «муть», которая находится на глубине нашей души и, которую мы в себе бередить не хотим. И когда нам встречается человек, который может нас возмутить, тогда вот эта вся муть со дна начинает подниматься наверх и затмевает наши мозги гневом, раздражением, обидой, чем угодно. И в этот момент очень важно понять, если это случилось, у нас есть замечательная возможность посмотреть на себя, какие мы на самом деле.
— Какой смысл исповедоваться, если после исповеди люди продолжают грешить?
— Зачем исповедовать свои грехи? Чтобы твоя душа не смердела, чтобы ты был перед Богом и перед людьми, в общем, в каком-то достаточном свежем таком состоянии, и с тем, чтобы ты все-таки от своих грехов избавлялся, не повторял их просто так. Потому что ведь исповедь нужна не просто, как такая, знаете, духовная химчистка: сдал грязное – получил чистое, а с тем, чтобы мы избавлялись от грехов, чтобы мы исцелялись от грехов. Мы с вами прекрасно знаем, как тяжело жить с хронической болезнью.
Вот грехи человека во многом – это такие хронические заболевания. И эти хронические заболевания могут человека сопровождать всю его жизнь. Вот так и грех человека может сопровождать всю его жизнь, даже, если человек с ним активно и серьезно борется. Ведь на самом деле исповедовать еженедельно один и тот же грех – не значит с ним бороться. Потому что нельзя к исповеди так относиться, что вот я просто исповедаю грехи так, как я моюсь каждый день-два. А грехи все-таки исповедаются так, как лечатся болезни. С болезнью жить тяжело, и от болезни человек хочет избавиться. И человек эту болезнь старается как-то лечить все время, ему тяжело с этой болезнью жить. Эта болезнь его пришибает, но он хочет, очень хочет от нее избавиться. И вот, когда есть горячее желание от чего-то избавиться, то в конечном итоге это случается.
Русская традиция исповеди перед причастием
— Читала, что раньше исповедь и причастие не были связаны. Существует ли канонические правила исповеди перед причастием?
— Канонических правил исповеди перед причастием не существует. Существует сложившаяся на Руси, именно на Руси, традиция, которая предполагает исповедь перед причастием.
Эта традиция сложилась в те самые времена, когда причастие для человека было чем-то сверхдолжным, сверхъестественным, когда люди причащались там только постами. И тогда причастие и исповедь соединились друг с другом. Вот я говею, я исповедуюсь во время говения, и я причащаюсь, а потом – другая жизнь до следующего поста, до следующей исповеди, до следующего говения. И таким образом, сложилась практика, что причастие предполагает обязательное говение, особенное говение перед ним и обязательную исповедь.
Это вошло уже в некую такую традиционную культуру подготовки к причастию у нас. И сегодня оказывается, что когда евхаристическая жизнь становится иной, когда возрождаются приходские общины, и они возрождаются как общины евхаристические, когда причастие, евхаристия становится центром жизни христианина, и христиане стараются причащаться каждую литургию , смысл в этом говении, смысл в этой подготовке, смысл в таком отношении к исповеди не просто пропадает, а подобные практики становятся серьезным препятствием в жизни человека.
Мы знаем, что в нашем церковном календаре постов, постных дней гораздо больше, чем дней скоромных. И если человек желает причащаться каждую литургию или, по крайней мере, достаточно часто, то ему приходится всю свою жизнь превратить в пост. У нас тогда, извините, не будут дети рождаться. Никакой демографической проблемы мы не разрешим.
Поэтому тут, чтобы демографическую проблему разрешить, мне кажется, надо более разумно, трезвенно и благоговейно подходить к таинству причащения. Понятно, что достаточно среды и пятницы на неделе для христианина для того, чтобы он, их соблюдая, готовился к причастию. Если человек живет полноценной христианской жизнью, каждое воскресенье бывает в храме, почитает праздники, молится, старается жить по Евангелию, ему нет необходимости исповедоваться перед каждым причастием. Иначе тоже это все превратится в какое-то бесконечное такое бегание по кругу, как белка в колесе. Человек даже не будет знать, что ему сказали, лишь бы его допустили. Нельзя сводить великое таинство исповеди к билетику на причастие ни в коем случае.
— Отец Алексей, простите, но здесь следующий вопрос. Но как быть, собственно, с опытом большинства приходов?
— Надо выбирать те общины, в которых эта проблема решается. Надо просто знать те общины, в которых люди причащаются, стараются причащаться каждое воскресенье, в которых священник достаточно рассудителен, чтобы это понять, принять и дать на это благословение. Для этого священнику надо хорошо знать тех людей, которые живут в его общине. Если ко мне подойдет причащаться человек, который не был на исповеди, которого я не знаю в лицо, конечно, я задам ему вопрос «исповедовались ли вы?» Потому что я перед Богом отвечаю, чтобы таинство не было подано людям недостойно, людям, которые не являются членами церкви, например.
Если человек не исповедовался, и я его не знаю, или он вообще никогда не исповедовался, я, конечно, пошлю его к священнику, чтобы тот ему объяснил, как это надо делать. Более того, я, вообще, считаю, что для людей, которые только-только стали ходить в храм, воцерковляются, учатся практике христианской жизни, как-то пытаются организовать какую-то внутреннюю дисциплину, без которой невозможна духовная жизнь, это надо понять, ведь дисциплина нам нужна. И поэтому я думаю, что людям, которые только-только стали ходить в храм, частая исповедь очень полезна, потому что эта исповедь в каком-то смысле – это продолжение катехизации.
Кому-то важно и хорошо исповедоваться перед каждым причастием. Есть люди, которым это нужно. Пожалуйста. Но есть люди, которые в этом не нуждаются, они по-другому осмысливают. Ну, скажем, всем же известно, что священники по-другому исповедаются. У нас, как у священников, нет возможности исповедоваться перед каждым служением литургии. Какие-то священники, вообще, не читают никаких трех канонов. И, в общем, честно вам признаюсь, что в основном и не читают. Но с других требуют. Мне кажется, надо привести исповедальную практику священников и мирян к общему знаменателю, они не должны сильно отличаться друг от друга.
— В Елоховском соборе практикуется общая исповедь. Священник читает список грехов, затем разрешительную молитву. Не вслушивается ни в кого индивидуально. Насколько это правильно?
— Вы знаете, к общей исповеди ведь можно относиться, как к причастию без исповеди. Вот там такая практика есть, они не могут всех поисповедовать, и они предлагают выслушать какой-то ряд грехов и внутри себя как-то покаяться перед Богом. То есть формально это выглядит как исповедь, все себя утешают: «Ну, вот, я бы исповедался». Священник: «Я всех бы исповедал». А на самом деле это ровно ничего не значит. Это не может быть исповедью. Таинством это быть не может. Тем таинством, о котором знает церковь. Это может быть благословение на причастие без исповеди и проповеди, приходить к этому причастию с сокрушенным сердцем и покаянным чувством. Не более того.
А общую исповедь ввел Иоанн Кронштадтский, потому что миллионы людей, там тысячи, сто, десятки тысяч людей приходили именно к нему, чтобы услышать его проповедь, чтобы из его рук причаститься, чтобы побыть вместе с ним в молитве. И проповедь Иоанна Кронштадтского была такой сильной, что очень многие люди по-настоящему глубоко переживали покаяние, истинное, глубокое покаяние. Я не уверен, что мы можем повторять, сегодня священник способен повторить вот этот подвиг великого святого.
Детская исповедь
— А детская исповедь с какого возраста?
— Кто определяет возраст, что пора? Я думаю, что родители, прежде всего, должны это понять. Считается, что ребенок становится отроком с семилетнего возраста. Но все дети разные. И очень многие дети к семи годам не созревают еще для того, чтобы исповедоваться. Более того, переживают исповедь как стресс. Есть дети, которые, вообще, боятся признаваться в своих плохих поступках, потому что, может быть, они запуганы дома родителями.
Может быть, в какой-то момент родители вместо того, чтобы правильным образом ответить на проступок ребенка, их наказывали очень сильно, кричали на них. И момент прихода ребенка к большому дяде с бородой у них ассоциируется с наказанием. Значит, не надо его, бедненького, толкать. Дети не должны испытывать стресс от церкви, не должны быть испуганы церковью. Не готов он в 8 лет исповедоваться? Значит, пусть не исповедуется до того времени, пока не будет готов. Ребенка к исповеди надо по-настоящему готовить. И готовить его как-то очень по-доброму и вместе со священником. Первая исповедь ребенка должна быть радостным событием. Вот через это он входит в какую-то настоящую церковную жизнь. И, конечно, маленьких бедных детей исповедовать уже перед каждым причастием точно не надо. Потому что у них это тогда будет игра в эту исповедь. И они никогда не научатся всерьез переживать то, что происходит. А детское покаянное чувство гораздо более живое, чем чувство взрослого.
Игра «Принесение детей к причастию»
— Как часто следует причащать ребенка до 7 лет? Имеет ли смысл еженедельное причастие?
— Причастие не является терапией. Я и в своем приходе это замечаю, как-то у меня уже и сил не хватает об этом говорить, но все-таки я сейчас скажу. Кто-то записывает, может, наши прихожане прочтут.
Когда дети причащаются, а родители не причащаются, я не понимаю, что происходит. Что это за игра такая странная – принесение детей к причастию? Для чего это делается, если родители не причащаются? Это, чтобы ребеночек не болел, что ли? Это что такое происходит? Чтобы все было хорошо? Когда родители не причащаются, а ребенок это видит в течение какого-то периода: его причащают каждое воскресенье, его причащают каждый праздник, а родители не причащаются – это значит, что родителям это не ценно.
И, прежде всего, это ребенок понимает, когда его причащают, а родители не причащаются. Прежде всего, это оно замечает подспудно. Прежде всего, он видит, что это им, родителям, которых он любит, которым он пытается подражать, слова которых он ловит, чувства, которые он оценивает, видит, что это хорошо, хорошо, но не для них.
А для него, маленького ребенка? Что сегодня хорошо для него, завтра будет не хорошо. Поэтому давайте так перестанем относиться к детскому причастию, как к делу наших детей. Или как к такой лукавой заботе родителей о детях. Если дети причащаются, а родители нет – я не понимаю, где тогда эта ценность встречи со Христом всей семьи? Где эта церковь малая?
Бухгалтерия души
Отец Алексей, расскажите, как готовиться к исповеди, как исповедоваться. Как избавиться от ставшего бухгалтерией процесса в душе?
— Ну, знаете, к исповеди, мне кажется, специально никак готовиться не надо.
Тем, кто в церкви уже достаточно давно, мне кажется, что самое главное чувство, которое вы должны в себе сохранить, — живое ощущение нашей связи с Богом. И всякий раз, когда нас обличает наша совесть, и всякий раз, когда мы чувствуем прикосновение Божье к нашей душе, такое болезненное, вот это и есть знак того, что нам надо исповедоваться, что нам необходимо от чего-то избавиться. Когда грех переживается как боль, как болезнь, как заноза, как язва, это и есть знак для того, что надо идти исповедь.
У отца Александра Ельчанинова, в его записях, есть замечательное замечание. Он говорит о том, что многие жалуются на то, что они забывают грехи на исповеди. И он пишет: «Грех, который по-настоящему тебя тревожит, ты не забудешь никогда». Если ты понимаешь, что это грех, не обязательно там на исповеди надо исповедовать 15-20-30-40 грехов. Ты приди с одним, ты расскажи про себя что-нибудь одно на исповеди, и это будет исповедь.
И не надо думать: «Как же я это не сказал, как же я это не сказал, вот это ведь тоже я же…». Не имеет значения, потому что все остальные, если ты их не сказал, они тебя не тревожат, значит, бессмысленно их исповедовать. А вот ты исповедовал один грех, по-настоящему, это значит, что ты не просто один грех исповедовал. Это, значит, что ты себя освободил от множества разных уз. Ты стал свободным во Христе, значит, все остальное уже как-то потом наладится постепенно.
Простить другого, по большому счету, невозможно
— Как попросить прощения, если человека нет рядом?
У нас сегодня с вами, кроме встречи, есть масса возможностей общаться — через скайпы, смс, Facebook, социальные сети, е-мейл. Мне кажется, что если нет прямого контакта с человеком, а есть глубокое желание примирения, то человек… всегда такую возможность найдет.
— Что делать, если простить другого человека сложно? Как простить?
— Простить другого человека не просто сложно. По большому счету простить другого человека невозможно. По-настоящему, если что-то такое, не на ногу тебе наступили, предположим, а нанесли тебе действительно какой-то смертельный ущерб. Настоящие вещи, серьезные вещи простить невозможно.
Тем не менее, Евангелие не дает нам такой возможности. Никакого ухищрения сделать так, чтобы найти себе возможность кого-то не простить, у нас нет. Простить очень тяжело. Простить – это в какой-то момент стать Христом, это, значит, взять на себя грех этого человека. Простить большое, большую ненависть, большую обиду, большое зло, большое преступление, совершенное против себя – простить можно только в таком состоянии, когда ты, как Христос.
Тогда это, значит, взять на себя этот грех, его так пережить, как Христос взял на себя грехи этого мира. Только через это по большому счету мы и уподобляемся Христу, только через это. Все другие способы – посты, долгие бдения, молитвы ровно ничего не значат, если ты не умеешь прощать. Поэтому это большой труд, но это тот труд, по которому мы согласились взять на себя крест.
— Как понять, что ты простил? Например, человек — жертва насилия. В сердце даже не злость, а только страх и боль. Как в этом случае быть?
— Жертва насилия может простить того, кто это сделал, если тот человек по-настоящему просит. А, если он не просит, то, как можно давать прощение? Мы не обязаны. Мы можем, но не обязаны. Мы можем прощать того, кто не просит нашего прощения. Мы имеем такое право от Бога прощать даже тех, которые об этом не просят. Но обязанности такой нет. У нас есть обязанность просить прощения тех, кто просит нашего прощения, кто действительно ощущает перед нами свой долг, что он нам обязан этим.
Прощение – это великий подвиг. Когда человек не просит прощения, то, тем не менее, он все равно остается тем, с которым пострадавшего связывает огромная серьезная жесткая связь. Такая отвратительная мерзкая связь насилия, греха и уничижения. С этой связью человеку жить бесконечно тяжело, потому что он не может жить в состоянии непрощения, а простить он тоже не может. Потому что это простить, я еще раз сказал, невозможно. Когда просят о прощении, тут очевидно, что уже понятно, что можно трудиться над своим сердцем. Но, когда не просят, что же делать?
Мне приходилось общаться с родителями, которые потеряли своих детей на «Норд-Осте». Как можно просить этих людей простить? Я немел перед этим вопросом всегда, потому что как ответить на этот вопрос? Мне всегда было очень сложно. Можно, конечно, сказать какую-нибудь такую записную фразу. Но это не то, он это не поймет.
Я однажды спросил одного отца: «Ты бы хотел, чтобы тот человек, который такую вам нанес рану, понял, что он сделал, и он почувствовал, как ты сейчас чувствуешь, то же, что чувствуешь ты?» Он говорит: «Я бы этого очень хотел, чтобы он оказался в моей шкуре». В смысле, чтобы он почувствовал бы все это.
«Тогда – говорю – молись, чтобы он это почувствовал, чтобы он это понял, чтобы он через это попросил у Бога прощения. Тогда проси именно об этом, о чем ты можешь просить. Тогда это путь». Потому что, если мы понимаем, что мы готовы, чтобы для него открылась эта боль, чтобы он также пережил, как пережил человек, который это испытал на себе, то это путь к спасению того человека. Об этом можно просить, и об этом, мне кажется, необходимо просить тем людям, которые на себе испытали подобные вещи.
— Как простить себя?
— Вы знаете, тут вопрос такой… Простить себя… Человек не должен заниматься, во-первых, самоедством, конечно.
Прощать себя – в этом смысле у него нет какой-то обязанности специальной. Поэтому существует таинство исповеди, на котором не сам человек себя прощает, а на котором человека прощает его Отец. Если человек осознает этот грех, но не может его себе простить, в этом есть какая-то досада, а не покаяние: «все было хорошо, а тут, видишь, как получилось, все стало плохо». Здесь вопрос в том, что человек должен понять, кто он такой.
Если человек знает, кто он такой, то, что ему себя прощать? Тогда он должен искать прощения у Бога. Если человек хочет сам себя прощать, значит, он, наверное, о себе не очень правильного мнения. Наверное, себя не совсем правильно понимает. Тут, мне кажется, надо себя понять сначала.
Нагадил? Терпи
— Если уже исповедовал грех, а со временем осознаешь, что тебе еще больно. Нужно ли еще раз исповедовать это грех?
— Можно еще исповедовать один раз. Можно еще один раз говорить об этом на исповеди. Но надо понимать, что осознание греха происходит по-настоящему глубоко постепенно, потом. Это не значит, что этот грех не прощен. Это значит, что человек может дальше жить с покаянным чувством, постоянно понимая, что если такой великий грех прощен, то надо каким-то образом жизнь свою поменять. Если Бог милостив к нему, то в ответ надо отвечать на это и милостью по отношению к другим.
— Что делать, если грех исповедан, но продолжает тяготить душу?
-Такое бывает. Вы знаете, мне кажется, что исповедь не должна нами восприниматься, как что-то такое, от чего нам должно все время становиться хорошо. Мне кажется, что человеку очень полезно иногда бывает пожить с тяжелым чувством греха даже после исповеди, чтобы потом его не повторять. Если тяжелое чувство даже после исповеди с тобой остается, ничего страшного нет. Терпи, дорогой. Нагадил? Терпи, живи дальше с этим, и думай, как тебе это покрывать, чем тебе это покрывать, и бойся дальше поступать так же.
Мне кажется, это очень желательно понять, что исповедь – это не сладкое утешение. Исповедь – это очень серьезное испытание для человека, который приходит к Богу с тем, чтобы Господь взял на себя его грехи через крестное страдание. Цена нашего каждого исповедания – это искупительная жертва Спасителя. Мы не можем думать, что это должно быть нам приятно. Пусть нам будет неприятно, по-настоящему неприятно от того, какие мы на самом деле. Пусть мы с этим поживем, пусть мы с этим будем понимать, что это в нашей душе произошло. Мне кажется, это гораздо правильней, чем человек после исповеди радостно отходит: «Ух, легко, хорошо! Жизнь продолжается». Лучше пусть будет тяжело.
— Как быть, если не удается исповедоваться о своем грехе, особенно, если это греховная привычка? Идти на исповедь и сознательно утаивать этот грех?
— Нет, конечно. Надо себя преодолеть. Человек, который стыдится исповедовать какие-то грехи, греховные привычки, утаивает их на исповеди, конечно, сам себя лишает возможности исцеления. Мне кажется, это преодоление себя и есть самый главный путь к победе над этим грехом. Надо потрудиться над собой, обязательно надо потрудиться. Помолиться и идти, не боясь.
Разогреть свое сердце
— Христианин должен испытывать потребность в молитве. В начале своей религиозной жизни 5 лет назад я ежедневно правила читала в волнении, а теперь нет. Говорят, надо понуждать себя к молитве, но это молитва не искренняя, это грех – нежелание исполнять ежедневные правила?
— Вы понимаете, конечно же, к молитве надо себя понуждать, потому что человек не бывает каждый день одним и тем же. Конечно, молитве человек учится всей своей жизнью. Конечно, человек – это тот музыкальный инструмент, который ежедневно нуждается в настройке, а молитвенное правило может быть таким камертоном, по которому он сам себя настраивает.
Но молитвенное правило само по себе тоже не должно становиться шлагбаумом к самой молитве. Об этом замечательно писал святитель Игнатий Брянчанинов в своих «Аскетических опытах». Он сказал, что к молитвенному правилу у нас должно быть такое же отношение, как Господь относился к субботе. Суббота для человека, а не человек для субботы.
Молитвенное правило для человека, а не человек для молитвенного правила. Поэтому здесь в молитвенном правиле христианин имеет свободу это правило менять, это правило увеличивать, это правило сокращать, это правило разнообразить разными другими способами молитвы, переходить от одной формы молитвы к другой. Главное, чтобы молитва была постоянной, чтобы человек все-таки начинал свой день с молитвы, и молитвой свой день заканчивал, потому что, когда человек встает с одра своего, он все-таки свое сердце должен каким-то образом так разогреть, чтобы это сердце чувствовало. Потому что мы, вообще, склонны все время как-то умирать. Молитва нас оживляет. Это очень важно – свое сердце все время держать в живом и разогретом состоянии. Вечером вернулись домой, посмотрите, как мы этот день провели? За что мы просим у Бога прощения? За что мы его благодарим?
Что такое покаяние?
– Являются ли покаянием покаянные мысли и чувства не во время исповеди?
– Естественно. Покаяние – ведь это не одномоментная вещь.
В отличие от исповеди, покаяние – это движение, это процесс, это наша жизнь. Исповедь – это тот самый момент, когда мы приносим это покаяние вербально, когда мы его артикулируем, когда мы об этом говорим. В этот момент человек этих чувств, может, уже не испытывает, но передает осознанность этого греха.
Не надо бояться того, что в момент самой исповеди человек не рыдает, в конвульсиях не бьется, а спокойно исповедует грехи, за которые раньше переживал, потому что покаяние – это все-таки движение, это то, что человека сопровождает по жизни. Когда он вечером перечисляет перед Богом содеянное, это тоже покаяние, это тоже исповедь, и это тоже принимается Богом, как исповедь.
Наш приход в храм на таинство – это уже результат прожитого покаяния, это уже результат, до которого мы доросли, чтобы все-таки это хотя в какой-то степени отторгнуть, в какой-то степени оторваться, расстаться с этим.
Священнослужитель и исповедь: внимательно слушать и ничего не бояться
– Отец Алексей, все-таки кто такой священнослужитель в таинстве исповеди?
Об этом говорит сам священник, когда он читает молитву перед исповедью. Он говорит: «Я ведь только свидетель. Засвидетельствую перед Богом все, что ты там скажешь мне. Если что скроешь от меня, сугубо грех иметь будешь, потому что ты пришел во врачебницу, да не отойдешь не исцеленным».
Если вы помните и знаете, что таинство исповеди в древности часто носило публичный характер, исповедь была общей, исповедовался согрешивший перед епископом и перед всей общиной, которую возглавлял епископ, и получал разрешение грехов от имени Церкви, Церковь прощала.
Очевидно, что в древности предметом такого публичного покаяния были сверхординарные грехи. Никто не каялся публично, скажем, в раздражительности, осуждении, лени, каких-то грехах, которые совершает человек повседневно.
Основными причинами такого покаяния были грехи, о которых пишет Иоанн Богослов: «Если грехи к смерти, есть грехи не к смерти, есть грехи, которые отлучают человека от Церкви». В древности такими грехами были — отречение от Бога, это был грех прелюбодеяния, и это тяжкие грехи, такие как убийство и грабеж, действительно которые отождествляются с преступлениями. Эти грехи исповедовались перед всей общиной публично, и человек нес именно публичное покаяние перед всей общиной.
Все видели этого человека, как человека кающегося, потому что он проходил разные этапы покаяния: он сначала стоял у храма и не мог туда войти, потом был вместе с оглашенными, потом был вместе со слушающими, потом был вместе с верными, но не причащался. И такая покаянная практика могла быть достаточно долгой. Например, грех убийства – 20 лет отлучения от причастия, значит, 20-летнее публичное покаяние человека.
Со временем, когда христианство стало главенствующей верой империи, и количество христиан приблизительно стало равняться количеству граждан империи, исповедь перестала носить публичный характер, она стала индивидуальной — перед священником, такой, какой она является на сегодняшний момент. И тогда священник стал тем представителем Церкви, от лица Которой он дает разрешение грехов. Он есть Церковь в едином лице, он есть община, которую он представляет, как священник, как свидетель этого покаяния.
– Отец Алексей, у меня вопрос оригинальный, я знаю, что в этой аудитории есть ребята, которых готовят стать священниками, и поэтому подскажите, пожалуйста, как подготовиться исповедовать, а не исповедоваться, потому что хочется что-то почитать, посмотреть.
– Тут вопрос очень серьезный на самом деле. Я вспоминаю свою такую священническую молодость, и я помню шок от первых исповедей. Как-то для меня было… Я не мог себе представить таких вещей, просто не мог себе представить. И поэтому, конечно, мне кажется, что здесь для молодого священника, который начинает принимать исповедь, очень важно просто внимательно слушать человека, ничего не бояться услышать и во время принятия таинства исповеди совершать лучше всего Иисусову молитву, и ни в коем случае: а) ничего не советовать первые несколько лет, б) не назначать епитимии, при возможности, не отлучать от причастия на какое-то время.
То есть понятно, что человек может услышать какие-то такие вещи, что трудно сразу человека допустить до причастия. Но в таком случае все-таки не говорить о том, что «вы год не причащаетесь», а сказать лучше: «Знаете, давайте две-три неделечки вы ко мне походите еще раз на исповедь, а через две-три недели, если вы будете сейчас эти три недели молиться утром и вечером, прочтете внимательно Евангелие, за это время вы еще и еще раз ко мне придете на исповедь, мы с вами поговорим, я тогда подумаю, когда вас допустить на причастие». Чтобы это не выглядело, как запрещение до причастия, а скорее выглядело, как настоящая подготовка к достойному причащению.
Мне кажется, что священнику шока не избежать никогда, но надо быть к этому готовым, потому что бывают исповеди просто сногсшибательные в дурном смысле этого слова, конечно, после которых не знаешь, за что тебе схватиться, когда ты слышишь такие вещи. Но если такое происходит, это означает, что человек приходит с очень серьезным намерением исправиться.
Желаю всем ожить
В завершение нашей встречи хотел бы сказать совсем немного. Наступает Великий пост, и часто прихожане обращаются к священнику с таким классическим вопросом: «Что можно, а что нельзя?». Я думаю, что тут следует подумать немножечко о другом. Мы привыкли к тому, что мы Великим постом себя умерщвляем, а я бы хотел посоветовать во время Великого поста всем ожить.
Фото Анны Гальпериной
Читайте также:
