Кто такие «враги церкви», откуда они берутся и как с ними бороться? Размышляет Андрей Десницкий.
Это словосочетание: «враги церкви» — звучит в последнее время часто. Враги эти многочисленны, могущественны и коварны, с ними надо вести непримиримую борьбу. Но прежде, чем борьбу начинать, неплохо бы разобраться — а о ком, собственно, речь? И если взглянуть повнимательней, окажется, что в эту категорию попадают очень разные люди с очень разными взглядами. Общего между ними не больше, чем у каждого из них — с самым прилежным прихожанином.
Во-первых, есть действительно враги православной церкви — пламенные атеисты и все прочие, кто отрицает христианство или всякую церковность по модели «Бог у меня в душе и посредники мне не нужны».
Речь идет, разумеется, не о тех, кто делает такой выбор лично для себя, а о тех, кто активно навязывает его остальным, высмеивая и унижая чужую веру и всячески стремясь изгнать ее из общественного пространства, оставив его «религиозно стерильным» (то есть строго атеистическим). Да, такие люди есть, их не очень много, но по истории нашей страны мы знаем, как много бед могут они натворить.
А из Евангелия мы знаем, что такие враги всегда были, есть и будут у церкви, пока она жива в этом мире. И в том же Писании находим ясные слова о том, как поступать с ними: оставаться самими собой, храня верность Христу, а вовсе не вступать в упорное противодействие, не перенимать тактику врага.
«Но вы смотрите за собою, ибо вас будут предавать в судилища и бить в синагогах, и перед правителями и царями поставят вас за Меня, для свидетельства перед ними. И во всех народах прежде должно быть проповедано Евангелие. Когда же поведут предавать вас, не заботьтесь наперед, что вам говорить, и не обдумывайте; но что дано будет вам в тот час, то и говорите, ибо не вы будете говорить, но Дух Святый» (Мк 13:9–11).
В конце концов, Христос оставил не только наставления, но и Свой пример: как держался он перед Синедрионом и перед Пилатом, как молился о прощении распинавших Его. Это, конечно, высочайший идеал, до него мало кто может дотянуться, но, по крайней мере, каждому по силам отказаться от злобного противостояния.
Во-вторых, есть люди, которые горячо и искренне верят во Христа, но отрицают при этом православную церковь или конкретно РПЦ МП, исходя именно что из своей веры. Это могут быть протестанты или католики, а могут быть и православные из альтернативных юрисдикций — опять-таки не те, кто сделал подобный выбор лично для себя, а те, для кого он сопряжен с непременными проклятиями в адрес нашей церкви. Казалось бы, разница с первой группой совсем невелика… но она, на самом деле, огромна.
Приведу только один практический пример: еще в начале 1990-х годов, оказавшись впервые за границей, я встретился с прихожанами РПЦЗ. Встретив меня, эти люди сразу начинали проповедовать — но вовсе не Христа распятого и воскресшего. Они говорили об ужасах сергианства, о «погонах под рясами», о «красной московской церкви». Но прошло полтора десятилетия — и мы воссоединились. Я не знаю, как поступили те мои былые знакомые: приняли ли они воссоединение, поминают ли в храмах московского патриарха, или ушли в какие-то иные юрисдикции — но я прекрасно вижу, что для огромного числа православных эта рана была окончательно исцелена.
И надо признать, что не только «зарубежники» изменили для того свою позицию, но и мы сами. Важнейшим шагом со стороны Патриархии стало прославление новомучеников — тем самым была отринута былая ложь об отсутствии гонений на церковь в СССР. Да, можно говорить с полным на то основанием, что ложь была вынужденной, что ее ценой покупалось относительное спокойствие для тех, кто еще не был репрессирован, и что не зарубежным иерархам (иные из них славили Гитлера) было упрекать наших, ставших заложниками коммунистической системы.
Всё это так. Но ложь вынужденная, ложь как меньшее зло не переставала от этого быть ложью — и от нее следовало при первой же возможности отказаться, что и было сделано. А обличения со стороны РПЦЗ при всей их резкости и неуместности все же были в немалой мере справедливыми, и что смущало наших братьев и сестер, то однажды было удалено ради восстановления общения.
Сегодня мы слышим очень много резких и обидных слов от людей, которые, пожалуй, ничем не лучше нас. Но значит ли это, что все подобные слова — лишь пустая ругань, в них не найдешь справедливых обличений? Значит ли это, что мы совершенны и не нуждаемся ни в каком исправлении, что мы чужды всякой неправде, и всякий, кто нам на нее укажет, достоин лишь нашего презрения? Я совсем так не думаю. Может быть, нам в этом мире не суждено восстановить общение со всеми, с кем оно было когда-то разорвано, но это еще не значит, что не стоит ничего у себя исправлять. «Старайтесь иметь мир со всеми и святость, без которой никто не увидит Господа» (Евр 12:14).
И, наконец, третья категория людей, которых зачастую называют врагами церкви, а еще чаще — предателями. Они принадлежат к нашей церкви, но выражают в той или иной мере несогласие с конкретными действиями и высказываниями отдельных ее представителей. Разумеется, эти люди могут это делать в хамской форме, более того, могут быть неправы по сути, но я не вижу причин считать их врагами. «Ибо надлежит быть и разномыслиям между вами, дабы открылись между вами искусные» (1 Кор 11:19).
Мы, кажется, обличаем католиков в папизме: они считают, что римский епископ бывает непогрешим в вопросах веры и нравственности, когда выступает как официальное лицо, ex cathedra (что он делает, надо признать, крайне редко). Но тогда давайте не будем считать, что у нас непогрешим по всем вопросам и на всякое время дня и ночи всякий, кто обличен саном. Да, в теории вроде бы все согласны, что все мы человеки и все можем ошибаться, но попробуй только указать вышестоящему на возможную ошибку…
Нам катастрофически (именно так, катастрофически!) не хватает внутрицерковного диалога. Может быть, потому так трудно и проходит диалог со внешними, что мы не привыкли вообще ни с кем его вести? Для многих возможна только одна его форма: проповедник произносит свое слово, а хор отвечает «аминь» или «анафема», в зависимости от обстоятельств.
Но в современном медиапространстве такое уже не проходит, и записывать во враги и предатели всех, кто отказывается выступать в роли хора — слишком дорогое удовольствие. СССР некогда развалился, полагаю, прежде всего, из-за отсутствия адекватной обратной связи, из-за тотального запрета на обсуждение или хотя бы название стоявших перед обществом проблем.
И дело даже не в том, что, спеша записать во враги несогласных с чем-то конкретным, можно умножить число настоящих врагов. Думаю, что те, кому действительно дорога церковь, не станут ее врагами ни при каких внешних обстоятельствах. Но вот это отсутствие диалога безусловно умножает число равнодушных — тех, кому она безразлична. Нет, они, конечно, могут ее услугами пользоваться: нужно же куличи святить, детей крестить, молодых венчать — но ее судьба их не волнует совершенно.
И если лет через сто в России господствующей религией станет ислам (а это не такая уж и безумная мысль с точки зрения демографов), они будут с тем же равнодушием вместо венчания совершать никах, а вместо печения куличей — баранов резать. А кое-кто и карьеру поспешит сделать в новой религии, никому не возражая, ни о чем ни споря…
Есть, на мой взгляд, и еще одна категория, которую никак не назовешь друзьями церкви — четвертая. Только о ней редко говорят. Я бы отнес к ней людей, которые совершают страшную подмену: вместо веры предлагают идеологию, причем неважно, какую. Христианство становится для них всего лишь средством достижения земных целей — и не удивительно, что те, кого им удалось обратить в свою идеологию, получают вместо живой веры во Христа нечто иное.
Я не могу понять, например, как в церкви, совсем недавно прославившей новомучеников, могут мечтать о новой сильной руке и сочувственно поминать Сталина. Тут уж и вправду-либо со Христом и Его святыми, либо с их врагами, и никакого компромисса быть не может. Ну не дружит Христос с Велиаром, что поделать, и нам не велит.
Читайте также:
О машинах священников и новых савонаролах
Архимандрит Тихон (Шевкунов): Цинизм — это болезнь профессионального православия