Посвящаю Нино
Да, сегодня не День Жен Мироносиц. И даже не Восьмое марта. Но я хочу написать о женщине. Давно я не писала ничего другого, кроме сценариев, монтажных листов и писем друзьям. У меня есть большая творческая мечта – снять когда-нибудь фильм о женской душе. И мне очень больно смотреть, как современная медиакультура уродует образ женщины. Русской женщины. И какие стереотипы навязывают ей реклама, телевидение, кинематограф. А также некоторые борцы за семейные ценности.
На днях я увидела на странице одного из движений за запрет абортов вызывающую социальную рекламу. Не хочется, да и неприятно пересказывать ее содержание. Фактически, всех русских женщин обвинили в том, что Россию охватил некий «синдром выживших», состояние депрессии, суицидальные настроения… Знакомые обвинения?
Было чувство, будто на меня вылили ушат нечистот. Захотелось ответить. Но пусть моим ответом станут несколько женских портретов. Пожалуй, это первый эскиз. А помните, как сказал о женщине Иван Ильин? Цветок, дитя, ангел, врач. Так он определил ипостаси женской души.
Итак – о цветах, детях, ангелах нашей действительности — времени «пост-».
Пусть Вам будет семнадцать
Мы сидим на кухне, возле окна. В замерзших стеклах мерцает пламя свечи. Мы отмечаем Крещение. В праздничной вечерней тишине блестят белым серебром ее тонкие волосы и такие живые, совсем юные глаза. А ей… Ей давно за семьдесят, но пусть ей будет семнадцать, я так хочу. Лилия Ивановна, Вам ведь семнадцать…
Дорогая Лилия Ивановна, как я соскучилась по Вас.
Мы не виделись уже очень давно. Полгода? Год? У меня – съемки, командировки, встречи, суета. У Лилии Ивановны – «солдатики»… это она так говорит. Застать дома ее почти невозможно. В том маленьком русском городке, где она живет, есть военный госпиталь. Несколько раз мы бывали в нем вместе. А она вот уже много лет ходит туда постоянно. Навещает больных ребят-призывников.
Илюшу помню даже я. Он ее крестный сын. Он умер в госпитале от менингита, но его успели окрестить. Павлик из Магадана, Сашенька из Питера, Георгий из Белгорода… столько их, тех юных солдатиков, которым помогла наша Лилия Ивановна. Не сотни, а тысячи. У нее дар – утешать, любить, врачевать теплым словом израненное и уставшее сердце. А еще – она умеет по-детски улыбаться глазами. Глазами, да. С ней можно сидеть, вот так вот – просто, на кухне, первый раз в этом году, потягивать остывающий чай с корицей и молчать. Она все знает и чувствует.
В ее одинокой крошечной квартире, на самой окраине города, – детские рисунки, которые она регулярно получает из Москвы от внуков и бережно развешивает по стенам. Старенький диван, столик, два стула – вот и вся роскошь, если не считать книг и нескольких икон.
Кто пожалеет маму
Нинуля. Цветочек милый. Она такая хрупкая. Тонкая совсем. Одни глаза и золотые волосы. И эти глаза уже достаточно плакали. Ее голос, наверняка, многие помнят по тем детским сказкам, которые она озвучивала в свое время. Сейчас у нее трое деток. А было четверо. За жизнь первой дочки она боролась целый год, но спасти не удалось. Младшей Маше два годика.
Нинуля и Саша. Они были для меня идеалом семьи. Когда кто-то начинал говорить мне о кризисе семейных ценностей, я всегда вспоминала с облегчением: «Зато есть Нина с Сашей». Так было до недавнего времени. Пока не оказалось, что он, руководитель одного из православных культурных центров, полюбил другую… а потом предложил Нине с детьми переехать в одну комнату, чтобы он со своей новой возлюбленной мог жить в другой. Продолжаться весь этот кошмар долго не мог.
Что теперь? Теперь Нинуля и ее трое деток живут в другом городе, с дедушкой и бабушкой. Пятилетний Вова так переживал измену отца, что заболел.
Вова очень жалеет маму. Он мечтает вырасти богатырем и защищать ее, но очень скучает по папе.
А Нина сдала на права. Теперь она сама сможет развозить малышей в детский садик, а старшего ребенка – в школу. И еще – Саша не платит алименты. Кажется, предстоит суд. Обстоятельства складываются так, что многодетной маме надо самой уметь заботиться о детях и возвращаться к своей профессии. И где на все брать силы? А главное – силы на то, чтобы остаться женщиной…
Если есть шипы
Ольгуша – она дитя. В ней и игра, и кокетство, и беззащитность, и попытка нарисовать самой себе несуществующие шипы. Так хочется казаться сильной. И так страшно открыться другим и признаться, что ты слабая. А если воспользуются? А если не поймут? А если предадут? Быть женщиной больно. С утра до позднего вечера Ольгуша терпеливо сидит со мной за монтажным столом. Мы работаем над одним документальным фильмом. Мини-юбка, ремни с железяками, шпильки, яркий, даже вызывающий макияж… знаете, то ли в шутку, то ли в качестве констатации факта, мужчины-коллеги между собой высокомерно говорили о ней – «рыжая бестия». И мне это было обидно.
Каждый день мы обедаем с Олей вместе. И поначалу мне не по себе. Меня очень смущает вся эта внешняя оболочка и мишура. Она мне даже не нравится. Но менять монтажера я не хотела. Решила, если «назначили» именно ее, значит – надо искать к ней путь.
Мы обедаем и подолгу обсуждаем тему фильма, я рассказываю что-то трогательное, пронзительное о герое. Не помню сейчас, что это было. Но Оля заплакала, да. Такая беспомощная, девочка совсем… Доброе и сострадательное сердце.
Ее родители живут где-то в деревне, которая из разряда почти вымерших, там, где для Ольгуши нет работы. В городе она совсем одна. Приходится снимать квартиру. И высылать хоть какие-то средства маме и папе. Дома ее ждет только кошка, которая когда-то прибилась к ней на улице.
Жить заново
Анюта. Мы с ней духовные сестры. Она волшебница. Она тоже сильная – так думают почти все вокруг.
В прошлом году Анюта занималась бальными танцами. Кажется, в позапрошлом была театральная студия. А еще раньше она училась в Лондоне на кинопродюсера. В совершенстве владеет несколькими языками. Прекрасно готовит. Знает все о здоровом образе жизни. Любая ситуация, казавшейся сложной, с ней легко разрешается, становится почти невесомой.
Помню, как в прошлом году мы стояли с ней вместе на ранней Литургии в Троицком соборе Лавры преподобного Сергия. И ее такое спокойное лицо и глаза. И наш Батюшка, который выглянул из Царских Врат, когда вынесли Чашу,– благословил нас с ней на Причастие. А потом мы сидели вместе в опустевшем ночном храме, прижавшись друг к другу и радуясь всему, что есть.
Анюта – она умница, талантливая, художественная натура. И только два-три человека знают, как тяжело ей дается эта легкость. И вообще, как ей тяжело и как она одинока.
Сначала был Олег. Нет, никогда ничего плохого она о нем не говорила. Но боль в ее сердце нельзя не услышать. За несколько дней до своего венчания с Олегом Аня узнала, что он женится на француженке. Олег не смог сказать об этом сам и в качестве посредника избрал друга. Она была влюблена, она мечтала, как станет образцовой женой и домохозяйкой, как родит кучу детей, как будет носить малышей на Евхаристию. Анюта заболела. Это предательство ее подкосило. Почти год она лежала и не могла справиться с тем, что произошло.
А потом пришлось учиться жизни заново. Но надо еще найти, обрести себя.
София
Поговаривают, что она тайная монахиня. Без таких, как наша матушка София, нельзя представить жизнь церковной общины. Она уже не одно десятилетие стоит за свечным ящиком. Устраивает трапезы для батюшек и прихожан. Знает, чем живет каждый из нас. Готовит подарки к именинам. Она не многословна. Вообще-то она даже не разговорчива. Но от нее исходит покой и простота. И я люблю побыть подле нее.
Помню минувшее лето и мой день рождения. Мы сидим в нашей маленькой соборной трапезной, за узким проемом окна льет дождь, где-то – еще дальше – пробиваются солнечные лучи. Когда-то здесь была крестильная. В советское время в этой крошечной комнатке крестили меня и моего брата. И я очень хорошо помню все, до подробностей. Матушка София рассказывала мне, как она помогала священникам и детям. Может, тогда, в тот очень далекий августовский день, с нами стояла именно она. Какая-то женщина решительно понесла меня прикладывать к иконе Богородицы. И как важно это было. Помню запах того дня. И сокровенное чувство чистоты и праздника.
Каждый свой день рождения я здесь – в этой маленькой крестильной, с матушкой Софией. Смотрю на фотографии нашего Владыки, на уходящий дождь, на ее хлопоты. И никуда не хочется уходить.
Ира, прости меня…
Иры уже лет шесть как нет на этой земле. Она была нянечкой в областном Доме малютки. Ванечку Ира родила, когда его папу уже посадили за какое-то хулиганство или грабеж. Зарплата нянечки – едва ли четыре тысячи рублей. Когда мы с ней познакомились, у нее не было денег даже на церковную свечку.
Оказалось, Ваня болен. А на лекарства не хватит и всех заработанных средств. Ира отдала сына в тот же Дом малютки, в котором работала сама. Ведь тогда лечить малыша будут бесплатно. Несколько раз я навещала детей в этом приюте. Но больше не смогла. Видеть детское горе было выше моих сил. Особенно врезались в память страдания Ульяны – маленькая девочка подбегала ко мне и изо всех своих детских сил хватала меня за обе руки с криками «Мама!»… а ее глаза – у меня нет таких слов, чтобы описать их.
В этой группе и проживал свои грустные дни малыш Ваня и работала его мама. Вскоре у нее обнаружили смертельную болезнь. Ира сгорела быстро. А Ваня остался один. Часто я думаю о них и прошу прощения…
Надо бы добавить еще хоть несколько строчек об Алисе. И о Марии. И об Ангелине. И об Алевтине. И как не сказать о Татьяне Владимировне или Аиде Ивановне… или о Елене Викторовне и многих других. Спасибо вам за то, что поддерживаете, помогаете, любите, что несете свой такой хрустальный женский крест и светите нежностью и добром своих сердец. Вы, как никто другой, знаете, что изменить можно только любовью. И только ей. Этому я стараюсь учиться у вас.
Когда я вас вспоминаю, на душе становится теплее. Болезнь лечится милостью, вздохом сострадания и участия. Одни обличают женщину в грехах детоубийства и распущенности, думая, что этим можно кого-то спасти. Другие – поучают, навязывают, загоняют в угол: «ты должна быть эдакой», «ты обязана соответствовать», «тебе необходимо уметь то-то», «ты призвана к тому-то»…
Но оставаться собой и не потеряться в этих лабиринтах, схемах и тяготах современной жизни – вот тот незаметный труд и ежедневный подвиг, который совершает сегодня русская женщина.