В сети идет бурное обсуждение того, что в российских реанимациях детей разлучают с родителями, что родители «по вине реаниматологов» не могут быть рядом с ребенком в последние самые страшные минуты жизни малыша. Виноваты ли реаниматологи в этом? По их ли вине так происходит? Объясняет Майя Сонина, директор благотворительного фонда «Кислород».
Если существуют сильные негативные эмоции в теме допуска родственников пациентов (в частности, детей) — значит, эта проблема существует. По-моему, это очевидно. И конечно, наиболее громкий и медийный, но и наиболее деструктивный путь — это стравливание врачей с остальным обществом. Ничего хорошего из этого не выйдет, будет только война и взаимная ненависть.
В стране почти нет хосписов, которые подходят для детей, и поэтому для уходящих детей родственникам могут чаще всего предложить либо оставаться дома с ребенком, либо, если ребенок в стационаре — его везут в реанимацию. Но реанимация — не хоспис, и по инструкции, за невыполнение которой можно попасть за решетку, в реанимации будут реанимировать до последнего вздоха. Родители могут отказаться от реанимации, но могут и дать информированное согласие. Но зачастую случается так, что родственники, «хватаясь за последнюю надежду», даже, когда все прогнозы озвучены, отдают в реанимацию своих детей, а потом сидят там под дверью, но не получают туда допуск. Может быть, это, все-таки не из-за «врачей-убийц», а потому что в штатах больниц не хватает персонала и не существует медицинских юристов и психологов, тех людей, которые способны разъяснить родственникам их права и разрядить взрывоопасную обстановку?
И такая обстановка часто может непоправимо навредить и пациентам и врачам, от которых зависят все пациенты, а не только чей-то единственный и самый дорогой ребенок. В этом мире тесно, и в этом мире каждый одинаково единственный, «еще единственнее» нет никого, и каждый — главный в чьей-то жизни, но места для главенства каждого не хватает, как не хватает его и везде в мире людей. Тесно людям, и тесно их целям и надеждам. Для реаниматолога в его отделении, где шестеро или двенадцать детей, каждый из которых одинаково нуждается в помощи, отдавать предпочтение кому-то одному он не может, а для каждой из мам этих шестерых есть только свой ребенок, и именно с ним нужно быть рядом.
Слова врача: «Реанимационная палата в моём отделении рассчитана на 3 ребенка, сегодня там лежит 6(!) малышей. И я, далеко не крупных габаритов, с трудом протискиваюсь между инкубаторами, системами и аппаратами ИВЛ. И куда я там ещё 6 мам посажу? Пока у нас не будет нормальной вентиляции, адекватного количества персонала и площади на каждого малыша, мамы у нас в реанимации будут пускаться на 20 минут раз в день…» — (источник).
И такое положение во многих, многих российских больницах. Хотя, у людей, имеющих лишь приблизительное представление о работе детской реанимации, зачастую, существует радикальное объяснение: «они не пускают в реанимацию потому, что не хотят усложнять себе жизнь», а то и вовсе: «они боятся, что кто-то уличит их в преступной халатности, которую они допускают».
В реанимации не бывает случайных людей и нет людей, протирающих штаны в креслах, получающих авансом почет, славу и много денег. Это не синекура, даже при самых «щадящих» раскладах. Туда идут, как правило, те, кто при выборе профессии руководствовались благородным стремлением спасать людей, хотя и наивная романтика эта, когда приходит профессионализм, со временем себя изживает. Иногда профессионализм не приходит, но в таких случаях на этой работе, как правило, долго не задерживаются. Это тяжелая, неблагодарная малоэстетичная деятельность, которая должна осуществляться быстро и слаженно, но при этом со скрипом протискиваясь через нагромождения нормативных ограничений и требований отчетности. Когда, как рассказывают, в палату реанимации, прямо во время осуществления реанимационных мероприятий, заходит какой-нибудь облеченный властью и чувством собственной важности профессор, и орет на работающего врача «почему без шапочки?!», такого врача не защитит никто, не смотря на то, что ребенка только что привезли по скорой, и не до шапочек: тут жизнь надо спасать, причем, сразу, срываясь с любого места, бежать и спасать.
Федеральный закон от 21 ноября 2011 г. N 323-ФЗ «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации», Статья 51: Одному из родителей, иному члену семьи или иному законному представителю предоставляется право на бесплатное совместное нахождение с ребенком в медицинской организации при оказании ему медицинской помощи в стационарных условиях в течение всего периода лечения независимо от возраста ребенка. При совместном нахождении в медицинской организации в стационарных условиях с ребенком до достижения им возраста четырех лет, а с ребенком старше данного возраста — при наличии медицинских показаний плата за создание условий пребывания в стационарных условиях, в том числе за предоставление спального места и питания, с указанных лиц не взимается.
Отделение интенсивной терапии также является частью медицинской организации. Но получается, что закон-то надо соблюдать, какой вред не был бы нанесен пациентам той скученностью в существующем крошечном и не соответствующем санитарным нормам помещении реанимации, и ко всем, находящимся там, пациентам-детям должны быть допущены родственники. То есть, у нас все, как всегда: закон есть на бумаге, но нет фактической, объективной и даже субъективной — любой возможности для его соблюдения. Граждан, как всегда, вгоняют во фрустрацию, и закон, как всегда, опережает базу и фундамент для физической возможности его исполнения. Похоже, мало кто из чиновников, кроме сочинения законов и нормативов, заинтересован еще и в практической работе по устранению этих адских условий. Мало кто из них, видимо, заинтересован в расширении реанимационных койко-мест, в привлечении на эту работу персонала и в создании условий для нормальной работы, а не для ежедневного подвига и подставления себя, граничащего с риском тюремного срока, а то и с риском для собственной жизни. Известны случаи нападений несдержанных родственников и приятелей пациентов на врачей, которые нередко даже оканчивались гибелью последних.
Слова врача: В других странах родителей в реанимацию пускают. Просто потому, что на Западе отделение реанимации — пространство, разделенное на индивидуальные отсеки. Все спроектировано так, что вокруг кровати больного одновременно может стоять семь человек. К тому же у них нет санитарного законодательства. У нас есть требование Роспотребнадзора: те, кто проходит в отделение, должны быть стерильными. Но во всем мире давно говорят: флора, которая есть в отделении реанимации, намного страшнее, чем та флора, которую вы принесете с улицы. (источник)
Все поддерживают мысль о том, что мать должна присутствовать со своим тяжелобольным и уходящим ребенком до конца. Это по-человечески и это аксиома. Насколько это физически осуществимо — этот вопрос должен быть поставлен впереди вопроса о бумажных нормативных актах. Вроде бы понятно, что, прежде, чем оформлять метрику на того, кто родится, он должен, как минимум, родиться.
Слова врача: «Тема ответственности врача — вообще, тема нехорошая. В нашей стране между «взять на себя ответственность» и «добровольно сесть» — разницы почти нет.» — (источник)
Можно, конечно, руководствоваться известным, поддерживаемым, в основном, многими женщинами, суждении: «Я — мать, и мой ребенок умирает, и потому для меня вторично то, кто, оказавшийся в этот момент рядом, в этой связи пострадает. Виновен он или нет, для меня он всегда виновен». Для матери, истощенной своим трудом и сломленной несчастьем, это действительно может быть вторично, и неэтично требовать от нее «здравомыслия» и быть ангелом, в конце концов. Этого мы требовать должны сами от себя. Но наши суды устроены так, что они берут за основу, главным образом, эмоциональное оценочное суждение , т.к. в нашей стране часто многое держится, к сожалению, на эмоциях. Эмоции являются основным двигателем общественного настроения и порой, фактически, являются юридическим предметом. Для большей части общества, для судов и прокуратур, как правило, прав тот, кто надрывнее кричит. Причем, почему-то чаще даже не приходит в голову оказывать таким, пострадавшим от потери, людям грамотную психологическую помощь при безусловно тяжелой психотравме: это работа тяжелая, невеселая, сложная, рутинная и не столь пафосная, не столь «медийная». Нет, у нас всегда считается, что лучшая поддержка — к этому крику присоединиться, и кричать всем вместе, хором, можно и с использованием ненормативной лексики, чтобы усилить эмоциональный эффект, даже не разобравшись в фактах и не выслушав все стороны, не побывав на месте, внутри ситуации.
Отчего бы тогда превентивно не пересажать всех реаниматологов только за то, что они выбрали эту профессию, т.к. все они могут быть для судов виновны априори: одни в том, что действовали, другие в том, что не действовали. В общем, реаниматолог может быть осужден как за одно, так и за другое, противоположное. А руководство клиник, принимающее собственные нормативы на своих территориях, как всегда, останется в добром здравии, и ничего не изменится.
Как говорят врачи, например, редко можно встретить грамотно составленный отказ от реанимационных мероприятий, и это по известной всем причине: нехватка кадров. Как, зачастую, персонал ОРИТ укомплектован лишь наполовину от норматива, так и нет грамотных медицинских юристов в клиниках. В случае жизнеугрожающей ситуации у пациента, или даже однозначно плохого прогноза нет гарантий в том, что родственник потом не выскажет претензию, которая будет оформлена юридически: «вам надо было настоять на реанимации и не слушать меня, может быть, тогда его/ее можно было бы спасти». А если умирающий пациент попал не в хоспис, которого в данной местности просто нет, а, с согласия пациента/родственника — в реанимацию, то, раз уж реанимационные мероприятия были родственником/пациентом разрешены, то нет гарантий того, что родственник после не заявит: смерть произошла «из-за врачей», в умирающего «навтыкали каких-то иголок, прицепили какие-то датчики, в него насовали какие-то трубки». Это ведь реанимация, а не хоспис, там ведь, согласно нормативам, «спокойно умереть» не дадут, а если нормативы не соблюдать, врача посадят, а у врача тоже есть семья, и это всегда столкновение интересов, и это конфликтообразующая ситуация, очень тяжелая и болезненная для всех сторон. Родственники пациентов и сочувствующие им требуют от врача, фактически, несоблюдения каких-то бесчеловечных нормативов, не отдавая себе отчет в том, что за их несоблюдение врач будет посажен, и надолго. Но: у вас нормативы, а у нас — горе. И нет этому конфликту конца и края.
Почему в нашей стране существует система, когда общество в разных местах только раскалывается? Почему полиция, прокуратура и суды часто против граждан, а не на их стороне? И почему пациенты vs врачи, а не врачи за пациентов, и пациенты — за врачей? У нас существуют конфликтообразующие законы, которые нужно менять, а не думать о том, где же найти в них лазейку, чтобы не пострадать, даже являясь законопослушным.
Должны же уже появиться, в конце концов, ясные и очеловеченные для всех законы о реанимационных мероприятиях и о санитарных нормах для отделений интенсивной терапии, отвечающие интересам пациентов и объективным профессиональным задачам врачей, где столкновений обеих сторон не будет! Нужно же, в конце концов, обозначить четкую границу между паллиативной помощью и реанимацией, для всех жизнеугрожающих ситуаций в медицине! Если этого не будет, то обстановка будет и далее усугубляться, а медийные скандалы, виток за витком, будут по-прежнему поднимать рейтинг телеканалов и изданий, на этом зарабатывающих.
Слова Надежды Пащенко, мамы умершего ребенка, к которому ее длительное время не допускали в реанимацию: В Российской Федерации существует чёткий приоритет законов. На первом месте — Конституция РФ. Далее — федеральные законы, местные законы, и т.п. Если распорядок противоречит федеральному законодательству, он недействителен. (источник)
Хотелось бы знать фамилии и имена авторов инициатив и законов, не основанных на Конституции и праве на жизнь, конфликтующих со здравым смыслом и между собой, чтобы понимать, кого в первую очередь призывать к ответу. У нас ведь специализированные законы, освещающие разные стороны жизни граждан — это, как нечто анонимное, какая-то «бездушная машина», или «стихия», которая проезжается по всем, и по виновным, и по невиновным, когда каждый кивает друг на дружку и каждый оказывается «лишь исполнителем» и требует «войти в его положение». Получается, что все чиновники, подмахивающие стереотипные документы — исполнители чьей-то потусторонней недоброй воли. Выходит, и впрямь: отец лжи имеет много условных имен и не имеет лица, как это известно многим верующим.
Не надо требовать от врачей отдавать себя на заклание, нарушать инструкции и добровольно отправляться в тюрьму, а то и жизнь отдавать. Это не инвентарь для выполнения наших желаний, и это не инструментарий, но это и не божества, это те же живые люди. А требовать надо от чиновников ответственности за сочиненные ими законы, в которых, зачастую, одно положение конфликтует с другим, а так жить нельзя, то есть, совсем невозможно. Это только в раю все будут удовлетворены и лишены неразрешимых дилемм. Там-то не будет ни медицины, ни Конституции, ни нормативных актов, и закон там будет только Божий, и все будет просто. Но пока мы здесь, и, следуя взаимоисключающим анонимным инструкциям, мешаем друг другу жить и умирать.
При Министерстве здравоохранения РФ созданы рабочие группы из сотрудников НКО, по различным вопросам и проблемам здравоохранения. В частности, будет рабочая группа и по паллиативной помощи. В нее входят руководители благотворительных профильных фондов и врачи паллиативной медицины. Пока еще не известно, как пойдут дела, и будут ли действительно прислушиваться к разработкам от НКО, где есть те, кто видит перед собой ежедневно весь этот ад, который скрыт от чиновников и далеких сочувствующих и несочувствующих. Но у НКО давно есть свои последовательные и произрастающие из практики программы, предлагающие решение проблем паллиативной помощи. Только эта работа не имеет героико-романтического визуального ряда, она нудная, с бумагами и за круглым столом, с разбором конкретных ситуаций.
Дорогое общество, поддержи и не оставайся в стороне.