«С такой публикой я бы работать не смог и бросил бы профессию»
Леонид Кацва
Леонид Кацва, учитель истории в Московской гимназии № 1543:
— Случайно встретил толпу подростков одной из ближайших школ. Ни на секунду не стихая, над ними стоял густейший отвратительный мат. Нет, дети не ругались, они мирно разговаривали. Но ни одной фразы без матерных междометий они не произнесли. Кроме того, надо было видеть, как они одеты, какой у девушек макияж. Вид у них был именно гопнический.
Здесь надо отметить, что мат не сам по себе важен. Важен он как определенный маркер поведения и уровня культуры. Да, конечно, очень многие говорят — и говорят отчасти справедливо, — что для теперешней молодежи он перестал быть бранью. Но, во-первых, это не вполне так, потому что разная молодежь по-разному разговаривает. Во-вторых, мне удивительно было то, что в разговоре подростков, которых я встретил на улице, это, по сути, были междометия. Они действительно так общаются и ни одной мысли не могут сформулировать без этих слов — то есть бедность речи необыкновенная.
И разговор не о мате как таковом, а о необходимости сепарации. Вопрос не в том, могут ли такие дети учиться в массовой школе, а нужны ли в этой ситуации школы с отбором по академическим показателям. Я действительно считаю, что нужны.
Дети, которые способны учиться и хотят учиться, нуждаются в адекватной среде.
Конечно, не надо думать, что в гимназиях учатся одни ботаники. Допустим, в Москве почти все гимназии уже давно превратились в обычные школы, поэтому отсев там резко затруднен. И даже несмотря на то, что отбор проводится и в пятые, и в восьмые классы, все равно бывают ошибки.
Иногда родители, готовя ребенка к поступлению, нанимают ему репетиторов, репетиторы его подтягивают, а потом он учиться не хочет и быстро начинает отставать. Слабые дети есть и в сильных школах. Но дело в том, что там другая критическая масса и у таких детей другой удельный вес, не они в конечном счете все определяют.
Пусть они учатся там, где учатся, и так, как они могут учиться. Другой вопрос, что работать с ними очень тяжело. Я вижу довольно много учителей, которые уходят из школы с чувством глубокой безнадежности. Особенно это касается молодых, они просто не выдерживают. Когда ты в школе 10–15 лет и уже приспособился, выработал какой-то стандарт, дети перестают проверять тебя на прочность. А молодым, особенно женщинам, бывает очень трудно, это видно по общению молодых учителей между собой в социальных сетях.
Но бывает и по-другому. Человек уходит из школы не потому, что он не выдерживает или его доводят на уроке, а потому, что он понимает: каких-то серьезных знаний в такой обстановке донести нельзя.
Дети в этих знаниях не заинтересованы, а он просто боится превратиться в Ионыча, бесконечно повторяя зады и работая с теми, кто учиться не хочет.
Есть учителя, которые видят в этом свой долг и успешно с ним справляются, честь им и хвала. Думаю, в таких условиях я бы не выдержал больше трех лет.
Светлана Комарова, бывший учитель географии, некоторое время назад описала свое преподавание в сельской школе. Она, по собственному признанию, ушла оттуда с чувством глубокой безнадежности, хотя некоторые из детей откликались на доброту, на человеческое, гуманное отношение. Уже много лет спустя она узнала, что кто-то из ее ребят стал бизнесменом, какая-то девочка в этой же школе теперь завуч, еще какая-то стала фотографом и переехала в Москву. Но уходила она с чувством, что ее труд никому не нужен и она здесь совершенно даром гробит свою жизнь. К преподаванию Светлана больше не вернулась. Надо заметить, она проработала в школе на селе много — 11 лет.
Еще раз подчеркну два тезиса. Я трезво оценил свои возможности: с такой публикой я бы работать не смог и в конце концов бросил бы профессию. Другая проблема — нужно ли выделять детей мотивированных, более способных и создавать для них оазисы. Я глубоко уверен, что нужно, иначе они просто не получат того, что могут получить в хорошей школе.
«Это забота государства, школы, но никак не одного учителя»
Дмитрий Казаков
Дмитрий Казаков, учитель обществознания и истории в Нижегородской области, член профсоюза «Учитель»:
— Чисто технически можно создать такую ситуацию, когда мы условно «хороших» детей отгородим от детей трудных и слабых. Но так мы не решим проблему, а только ее усугубим, ведь мы потом не отгородимся от них в жизни.
Как проводить школьный отбор? А кто будет учить остальных? Где для них найти не то что хорошего учителя, а хотя бы какого-нибудь?
Да, такие дети все чаще встречаются, это проблема, и правильно, что ее обозначили. Но школы с отбором — это лишь способ отложить решение. Корень здесь намного глубже, и решить все на уровне школы, совместного обучения или разграничения детей невозможно. Это проблема социально-экономического развития страны, когда у нас очень много детей из неблагополучных семей — естественно, это все сказывается на социальном здоровье общества.
Смысл социализации в том, что одни дети влияют на других. Да, негативное влияние тоже есть, но здесь вопрос работы не только с детьми.
Дети ведут себя сообразно тому, как ведет себя их окружение.
Поэтому нужно работать и с родителями тоже, помогать им, если они не справляются (иногда это и не вина родителей, просто ребенок попал в дурную компанию).
Это забота государства, школы, но никак не одного учителя.
К сожалению, государство чаще всего закрывает глаза. У школы рычагов воздействия на таких детей мало, кроме формальных. У нас очень слабая служба психологической поддержки, нет реально действующих служб медиации, которые реально занимались бы этой проблемой. Она просто отодвигается на задний план. Здесь должны работать специалисты, нельзя все просто сбрасывать на учителя и классного руководителя. Но для этого прежде всего нужен бюджет.
Ну а пока что учителя вынуждены справляться своими силами. Если есть такой ребенок, надо пытаться решить вопрос в классе. Если ты находишься на уроке, надо объяснить, поговорить, заинтересовать хоть на каком-то минимальном уровне. У меня тоже есть такие ученики. Иногда хватает личного разговора с ними, иногда — разговора с родителями. Методы всегда индивидуальны, вплоть до формальных мер, докладных. Иногда это быстрый процесс, иногда долгий. Нет какого-то универсального способа, всегда надо искать причину.
Я согласен, что есть очень талантливые дети, и для них, к счастью, существовали и существуют школы с углубленным изучением, которые принимают по конкурсному отбору. Бесспорно, их надо поддерживать.
Но в массе своей дети примерно одинаковы. Даже вполне нормальные дети ругаются матом.
Я себя помню в детстве, особенно в подростковом возрасте — агрессивное самовыражение было и у меня, и у моих друзей. Мы не все вели себя достойно, нет. Но при этом мы были нормальными. И сейчас то же самое. Я и в своих учениках такое вижу, это просто последствия подросткового возраста. Но это не означает, что всех надо разделить. Общественные отношения гораздо сложнее.
Но вообще главная проблема, на мой взгляд, — социальная пропасть между людьми в экономическом плане, которая только увеличивается. Это российская действительность, мы идем по пути глубокой дифференциации общества. Но спешить в этом направлении не надо, надо все-таки решать проблему. Я сказал, что делать на уровне школы. На уровне государства, думаю, следует стремиться к более справедливому устройству общества.
«Нельзя просто слить всех в одно, но и разделение — вещь довольно опасная»
Евгений Ямбург
Евгений Ямбург, доктор педагогических наук, член-корреспондент РАО, директор школы № 109 в Москве:
— Школа, как писал Корчак, стоит не на Луне. Должен сказать, что я как раз выступаю за инклюзию, когда дети обучаются все вместе.
Вот у нас был День лицея. Мы устроили флешмоб, загримировали 15 Пушкиных, 15 Натали, 15 Арин Родионовных. Они разбежались по школе, терроризировали учеников, учителей, работников столовых и читали им Пушкина, причем не банального, не «Евгения Онегина», а «Песни западных славян» и так далее.
А вот в начальной школе старшеклассники давали спектакль. В зале сидело 200 второклассников. «Там царь Кащей над златом чахнет…» — дальше удар молнии, перебивка, роковая музыка и громкий голос второклассницы: «Б***, страшно-то как!» Рванулась вперед классная, я говорю: «Стоять! Это лексика папы и мамы. Просто междометие». Но мы решили главную задачу — мы ее пробили Пушкиным (смеется).
Перемешивать разных детей в одной школе надо, но очень грамотно и аккуратно, понимая, что это требует огромной педагогической инструментовки и профессиональных компетенций.
Нельзя просто слить всех в одно. Но и разделение — вещь довольно опасная. У одних будет завышенная самооценка, у других — заниженная, все это в будущем принесет стрессы и конфликты.
Мне кажется, видеть, кто перед тобой сидит, понимать зоны его ближайшего развития и строить урок с учетом этих параметров — задача современного педагога, и задача очень-очень сложная.