Думал, что не смогу здесь находиться
– Расскажите, пожалуйста, почему и как вы пришли в паллиативное отделение? Помните ли ваш первый день?
– Я по профессии врач-реаниматолог, специалист скорой помощи. Много лет занимался тяжелобольными людьми. Однажды наткнулся в новостях на сюжет про детское паллиативное отделение. Я много чего видел, много глаз закрыл, а после этого сюжета подумал, что не смог бы там выдержать ни минуты. Видимо, судьба решила мне доказать обратное, как будто сказала: «Ты увидишь, что сможешь». Через три месяца к нам в епархию из этого отделения принесли письмо к Богу от 9-летнего мальчика Ромы. Сейчас, к сожалению, этого ребенка уже в живых нет. В больнице не смогли выкинуть этот листок и отнесли его в епархию. Наш владыка по профессии тоже врач и сам пережил потерю близкого из-за онкологии. Он попросил секретаря епархии найти врача-священника, который смог бы туда прийти.
На тот момент меня старались не трогать, поскольку я за пару лет до этого буквально заново научился ходить, перенес два инсульта, у меня рассеянный склероз. Когда всех перебрали, получилось так, что остался только я. Секретарь епархии позвонил вечером и после долгого колебания спросил: «Сможете?». Сказал, что раз надо, то пойду. Когда мы туда попали, почувствовал, что там буквально густой воздух от ропота и боли. Понял, что так не должно быть, что этим людям нужна помощь. Теперь моя семья уже привыкла, что я им не принадлежу, мысли всегда с подопечными.
Секретарь епархии позвонил вечером и после долгого колебания спросил: «Сможете?». Сказал, что раз надо, то пойду.
– То есть получается, что, помимо медикаментозного лечения, людям нужна моральная поддержка? Насколько важную роль она играет?
– Большинство пациентов живут в своем маленьком коконе. Люди с тяжелой болезнью – это люди без кожи. Один неосторожный взгляд, неуместный вздох может их очень сильно ранить. Отлично помню, что, когда сам лежал почти полностью парализованный и плохо видел, мне в глаза бросалась каждая складочка на лице посетителей. Было сложно видеть отчаяние или сожаление.
Нужно уметь бережно общаться с такими пациентами.
Искреннее отношение способно спасти человека и облегчить ему страдания.
Искреннее отношение способно спасти человека и облегчить ему страдания. Это общепринятая практика, что людям в тяжелой ситуации нужно банально выговориться. В одном из московских хосписов служит очень хороший батюшка. Мне рассказывали историю о том, как у них лежал человек, который никак не шел на контакт. Как-то раз батюшка зашел к нему в палату и пробыл там долгое-долгое время. Когда вышел, все начали спрашивать, чем они там занимались. Он ответил, что ничем, что просто вместе смотрели футбол и разговаривали о жизни.
Отец Сергий говорит, что не принадлежит самому себе, сердцем он со своими подопечными
Это я веду к тому, что люди зачастую склонны жалеть. Но жалость не помогает, помогает нормальное отношение. Когда болеет ребенок, вместе с ним болеет вся семья. И вот вокруг него целыми днями все ходят со скорбящими лицами. Но так нельзя, с любым тяжелобольным человеком лучше стараться общаться с улыбкой. Бывает так, что мы крестим новорожденных в реанимациях. Этот маленький полукилограммовый комочек в кувезе даже толком ничего не видит, но он сердцем все чувствует. И бывает так, что, когда к кувезу подходит с улыбкой мама, он начинает улыбаться в ответ.
Когда люди стараются дарить своему малышу свет и морально его поддерживают, даже самый тяжелый ребенок вдруг начинает бегать по коридору, пусть даже и с капельницей.
– Насколько важную роль в этом случае играет отношение врачей?
– Помню, когда попал в больницу после инсульта, в палату зашел врач. Она обошла всех пациентов с улыбкой, с улыбкой подошла ко мне, взяла историю. По мере того как ее читала, у нее на глазах менялось выражение лица.
Когда дошла до конца, подняла глаза и сказала: «Вы же понимаете…». Я человек с чувством юмора и ответил ей таким же трагическим голосом: «Конечно понимаю, у меня даже белые тапочки есть».
Но большинство людей, как уже и говорил, очень уязвимы. Некоторые впадают в депрессию, кто-то приходит к самоубийству, а кто-то просто сдается и угасает. У нас по сей день нет этого понимания. Наверное, только в отделении паллиативной помощи Республиканского клинического онкологического диспансера улыбаются по-настоящему. Там собралась отличная команда.
– Выходит, что немаловажное значение имеет и реабилитация?
– Да. В принципе, большинство коллег-врачей хорошо понимают, что мало человека вылечить, ему нужно помочь восстановиться дальше. Например, врачам удалось вовремя поймать очаг, вырезать две трети легкого, провести терапию, получить хорошие результаты. Это хорошо, что лечение пошло успешно. Но ведь и дальше нужно пройти через многое, физически привыкнуть к новым параметрам, да и на душе остается след.
В Петербурге в одной из клиник, независимо от возраста и характера заболевания, занимаются психологической помощью. Они уговаривают жить, потому что часто тяжелобольной человек просто думает: «Да отвяжитесь вы от меня уже все, дайте мне спокойно уйти». Там со всеми, с каждым пациентом занимаются. При мне людей, которые пришли с ходунками, выписывали на своих двоих. У нас РКБ (Республиканская клиническая больница – прим. ред.) оснащена очень хорошо, возможности большие, но человек – существо триединое. Мало заниматься одним телом, нужно позаботиться и о душе.
Важно душевное участие, иначе ты не сможешь помочь
– Какова сейчас в Башкирии ситуация с паллиативной помощью? Чувствуется ли нехватка хосписов? Как хорошо оказывается лечение?
– К сожалению, на данный момент имеется только один хоспис, открытый по инициативе хирурга-проктолога Ишмурзы Хидиятова в Абзелиловском районе. Есть в Уфе паллиативное отделение при онкологическом центре, несколько коек в различных больницах, но этого недостаточно. Сейчас, к счастью, обозначилось, что хотят построить центр паллиативной помощи в Уфе, в Русском Юрмаше благотворительный фонд «Изгелек» вместе со своими друзьями планирует открыть детский хоспис. В Шамонино благотворительному фонду «Потерь нет» жертвуют небольшой участок под реабилитационный центр для детей. Я рад, что есть какие-то движения, и надеюсь, что застану тот момент, когда это все реализуется.
На той неделе у меня был праздник – наконец-то согласовали обезболивающие пластыри для детей. Для взрослых это существует уже давно, детей же все время клали под капельницу, приходилось вкалывать наркотические средства. Вообще, с обезболивающими отдельная история.
Смотрите, если мой близкий человек будет кричать от боли, сколько смогу это терпеть? Ни секунды. И я готов пойти на черный рынок за нужным лекарством.
И действительно, люди нарушают закон, чтобы помочь своим близким. И все это с попущения государства, из-за того, что лекарства не выдаются в достаточном объеме. Я в Петербурге встретился с отцом Александром, директором хосписа, и рассказал ему о том, как у нас тут сейчас. Он мне на это ответил: «Вы так сильно не расстраивайтесь, везде плохо». Но ведь мне важно, что происходит в Башкирии, я за это душой болею.
– А как вы бы оценили ситуацию с выездным паллиативом?
– На самом деле, о продуктивной работе выездных паллиативных бригад еще ни разу не слышал. Фактически я своими глазами видел только продуктивную работу главного специалиста детского паллиатива. Она сама ездит по семьям, помогает. Вообще, специалистов паллиативной помощи очень мало. У врачей установка вылечить. Здесь вылечить невозможно, но возможно человеку помочь жить достойно, сколько бы ни осталось. К тому же люди на такой работе очень быстро выгорают. Каждый раз, когда умирает твой подопечный, это похоже на ранение в грудь, внутри как-будто все разрывается. Я искал путь, как этого избежать, спросил у заведующей отделения паллиативной помощи Республиканского клинического онкологического диспансера Любови Кудряшовой.
Она грустно на меня посмотрела и сказала, что избежать этого нельзя, каждый раз ты умираешь вместе с подопечным.
В этом деле очень важно душевное участие, иначе ты не сможешь помочь.
Отец Сергий и его крестница Поля
– Как реагируют люди, когда им предлагают лечь в паллиативное отделение?
– Люди реагируют по-разному. Считаю, что в этом ничего плохого нет. У нас думают, что там не лечат, а только обезболивают. Это не так. Там оказывают адекватное лечение. Другое дело, что здесь уже нередко многое зависит от человеческих усилий. Если хочешь, чтобы тебе помогли, ты руку-то протяни. Человек должен что-то предпринять, если он сдался, нужно помочь ему измениться. Моя покойная крестница Поля, которую также унесла онкология, периодически была близка к тому, чтобы сдаться.
Но буквально перед самым концом сказала: «Не важно, если скажут, что мне осталось жить один день, я его проживу и буду бороться».
Эпилог
Отец Сергий в наше время настоящая редкость. Он неравнодушен, очень искренне переживает за состояние паллиативной помощи в нашей республике и делает все, чтобы что-то изменилось. Постоянно боится, что из-за своей тяжелой болезни может просто-напросто не успеть.
– Фактически сейчас только этим и живу. Сам болен и проводил многих людей с таким же заболеванием, как у меня. Понимаю, что скоро могу сесть в коляску, но буду служить до конца, – с улыбкой говорит он .