В начале пути, когда ты неофит, все кажется очень простым, легко выполнимым. Действительно, все просто, потому что благодать Божия помогает человеку – легко кается, сразу молится, легко прощается, легко дарится, легко служится – все легко.
В том числе кажется, что легко достигается искусство смертной памяти. С годами, когда время неофитства проходит, оказывается, что все совсем сложно. Человек уже должен все наработать сам и за любое искусство заплатить очень большую цену. Как апостол Павел говорит, что «скорбь терпение соделовает, терпение же искусство, искусство же упование» (Рим. 5:3,4). Нужно очень много потерпеть, и только тогда искусство духовной жизни приходит к человеку.
Время отнимает у нас близких, любимых. Помню, как говорил мой отец: «Долго жить – это наука терять любимых людей». Разрываются связи, но ты понимаешь, что с годами боль от потери не проходит. Может быть, ты просто реже вспоминаешь этих людей, но когда вспоминаешь, тебе все равно больно, потому что ты их любишь. Ведь все это в корне противоречит опыту любви, который есть у тебя в сердце. Как говорил один богослов: «Сказать: “Я тебя люблю” значит сказать: “Ты не умрешь никогда”».
Когда человек уходит, а нам его не хватает, у нас голод по общению с этим человеком. Потом приходит опыт утешения в молитве за него. И этот опыт очень напоминает слова о том, что Господь является пророку Илье в «гласе хлада тонка» (3 Цар. 19:12). Очень тонко должна быть настроена душа, чтобы в этом веянии, в этом ответе на молитву об усопшем услышать утешение.
Только тогда, когда человек привыкает молиться за усопших, за потерянных любимых, просто потому, что ему это нужно, он начинает слышать ответ оттуда. Он потрудился в молитве и почувствовал отклик, что любимым стало легче, и ему на душе стало светлее.
Именно светлее, не легче – боль остается, но она уже не так тяжела.
Этот опыт человек неизбежно примеряет к себе, к своему пути. Он понимает, что может однажды умереть, ведь все равно все проходит очень быстро. Вчера у человека были маленькие дети, а сегодня он стоит на их свадьбе. Неизбежно ты понимаешь, что тебя вырвут из всего, во что ты погружен, и ты опыт других людей примеряешь на себя.
Недавно мы снова вспоминали отца Феодора Соколова, настоятеля Спасо-Преображенского храма в Тушине, который погиб 19 лет назад в свой день ангела. Сколько было планов, сколько нужно было сделать, была расписана каждая минута этого занятого человека, который, помимо восстановления храма и большой общины, еще и трудился, был заместителем председателя Синодального отдела Московского Патриархата по взаимодействию с Вооруженными силами и правоохранительными учреждениями, а еще у него была большая семья.
И вдруг Господь забирает его. Вспоминая это, ты понимаешь, насколько больше, чем ты, этот человек успел сделать. Ты начинаешь по-другому относиться к трате своего времени. Как мне недавно один прихожанин сказал: «Мне очень хочется посмотреть сериал, но я понимаю, что если я в него влипну, то потеряю месяц рабочего времени. А я не могу себе этого позволить, потому что не знаю, сколько мне осталось».
Когда ты вспоминаешь отца Феодора, других людей, которые здесь могли бы сделать еще столько всего, сначала все внутри бунтует против ранней смерти, а потом ты медленно начинаешь понимать, что у Господа есть планы на этого человека: и для отца Феодора, и для других людей. Там есть какая-то работа, которая нам просто неведома, которая важнее всех тех дел, которые они здесь не успели доделать. Ты начинаешь и себя уже все больше и больше с годами мыслить в этой перспективе. Двери твоего ухода с годами постепенно, медленно начинают отворяться. И ты туда пытаешься заглянуть.
Потому так важна добродетель памяти смертной. Если она есть, то ты по-другому и живешь. В афонских монастырях братья, особенно находящиеся в борении, периодически уходят молиться в костницу. Когда я учился в семинарии в Троице-Сергиевой лавре, застал такую традицию, что многие братья делали рентгеновский снимок своего черепа и вешали на окно. Человек смотрел на свой череп каждый день, напоминал себе о смерти.
Когда эта память есть, ты не будешь тратить время впустую. Тем более, ты видишь, сколько людей ушло внезапно. Вот человек жил, все нормально, вдруг одномоментно сердце остановилось и его больше нет, все. Вернуться нельзя.
Появляется этот привкус Вечной Жизни, причастниками которой мы делаемся в Евхаристии. Он меняет отношение ко временной жизни.
Память смертная – это, действительно, прикладной навык. Помню, как после хиротонии я в первый раз должен был совершать литургию сам, и мне покойный отец Александр Куликов сказал: «Когда ты все приготовления сделал, возьми в руки Евангелие и покайся, потому что это может быть твоя последняя литургия». Ты не знаешь, когда твоя последняя литургия.
Поэтому опыт и искусство памяти смертной в жизни христианина медленно, год за годом, расширяется и становится определенной почвой, на которую крепко опираются ноги человека. Исходя из которой можно в своей христианской жизни уже совершенно по-другому действовать.