Эту статью трагически погибший отец Григорий Чекменев опубликовал в своем Живом Журнале.
Ранее статья была опубликована в епархиальной газете. По словам отца Григория, «на нее было написано одно опровержение».
У современного, очень известного церковного публициста, диакона Андрея Кураева, есть совсем недавно вышедшая книга с названием «Церковь и молодежь: неизбежен ли конфликт?». Сам я очень уважаю этого автора и считаю его крупным явлением в современном богословии. Даже больше, он является одним из моих любимых современных церковных писателей. Но с такой постановкой вопроса я вынужден не согласиться. Конфликт этот не неизбежен. Он невозможен. Конфликтовать могут две стороны, которые хорошо осведомлены друг о друге, находятся в контакте и видят между собой разность, с которой стороны не согласны. Конфликт возникает там, где есть общение, знание оппонента и несогласие, недовольство им, желание поправить оппонента.
В вопросе о взаимоотношениях молодежи и Церкви этого контакта как раз и нет. Если честно, я был бы рад такому конфликту. Это означало бы, что молодежь видит Церковь и желает как-то участвовать в её жизни. Но молодежь просто игнорирует в России Православие, живет совершенно мимо Церкви. Мне часто приходится посещать учебные заведения города и общаться с учащейся молодежью. Я иногда провожу опрос на предмет принадлежности к Православию и к иным конфессиям молодых людей в нашем городе. Православных по образу жизни среди них меньшинство. На вопрос «Почему вы не ходите в храм?» я получаю следующие, чаще других встречающиеся ответы: « Это не круто», «Мне не нравятся (толстые) священники», «На нас там орут», «Это пережиток средневековья», «Мы пришли, а нас прогнали», «Мы там ничего не понимаем», «А зачем?» (были и другие высказывания, которые невозможно повторить по этическим соображениям).
Мы не объяснили и не объясняем людям, зачем надо ходить в храм! И они без нас, людей церковных, этого и не узнают никогда. Ушло то поколение людей, которое что-то помнило о церковной жизни и о Церкви в России в начале века. Теперешние бабушки – это вчерашние комсомолки, проведшие молодость в борьбе с Православием. Целые поколения в нашей стране выросли без религиозного воспитания.
И ещё не прав диакон Андрей Кураев, когда пишет в упомянутой книге, что современная Россия – это страна победившего оккультизма. Нет, но страна поголовного атеизма, и не атеизма даже (сознательный атеизм предполагает некую жизненную позицию и работу мысли), а страна религиозного равнодушия. А то, что при этом наши соотечественники увлечены оккультной литературой, так это не больше, чем литературой фривольной. Просто обыденное сознание падко на сенсацию, таинственность и загадочность или на то, что «за стеклом». Вот эту то потребительскую нишу и заполняют продавцы оккультной литературы. Поднявшаяся было, в конце восьмидесятых, волна интереса к родной духовной культуре, так же быстро откатилась назад. Это несколько лет назад можно было сказать, что народ пошёл в храмы. Я и сам это говорил. Но у меня был один опыт, который позволял в недавнем прошлом быть оптимистом. Сегодня от былого оптимизма не осталось и следа.
До своего приезда в Кострому служил я диаконом в Тамбове, в храме во имя иконы Божией Матери «Всех Скорбящих Радосте», который считался тогда одним из лучших приходов в городе. Там у меня была одна очень полезная обязанность. Ежедневно мне нужно было за Божественной Литургией считать количество причастников, а за полиелейной службой и Всенощным бдением – количество подошедших на елеопомазание. Цифры эти я должен был записывать. И я их записывал в специальный журнал, ежедневно и аккуратно. Настоятель в конце каждой недели лично проверял мои записи и, если было нужно, делал полезные замечания и давал ценные указания. В журнале том было несколько колонок: дата; название праздника или имя святого, память которого праздновалась; название службы, которая совершалась (пишешь, например, «полиелей» или «славословие»); количество помазавшихся за вечерним богослужением и количество причастившихся на Литургии.
Диаконы, служившие в этом храме до меня, также вели подобные журналы, а велись эти записи с 1991 года. Дневники эти аккуратно хранились у нашей приходской ризничной – престарелой монахини Варвары.
Как известно, наибольшее количество причастников в храме бывает на первой и на Страстной седмице Великого поста. И вот Великим постом в неделю Торжества Православия во время причащения считаю я причастников, держа плат у Чаши. Рука у меня устала, а про себя проговариваю количество подошедших – «721-й, 722-й, 723-й…». В тот день причастилось 759 человек (!). Я, как всегда, внес эту цифру в журнал. В этот момент срабатывает у меня то, что у людей моей профессии называется «нюх историка» (по первому образованию своему я историк): «А интересно посмотреть, сколько было причастников на первой неделе поста в 1991 году?» — думаю. Иду к монахине Варваре и прошу у неё журналы за предыдущие годы, начиная с 91-го. Оказалось, что в 1991 году было всего 72 причастника. В последующих журналах наблюдался стабильный рост числа причастившихся от года к году. Вполне объективный, по-своему, показатель. Цифры эти можно было бы рассматривать как вселяющие предельный оптимизм, если бы постепенно не возобладала иная тенденция. Количество прихожан в храмах уже тогда стало заметно сокращаться. Всё меньшее количество причастников фиксировал я в своём журнале. А в начале нового века отток из храмов прихожан начал вселять беспокойство.
Вскоре переехал я в Кострому. Отправляясь в место своего нового служения и одновременно в новое место проживания, я в мыслях своих представлял «древлее русское благочестие» в этом древнерусском крае и всеобщую воцерковлённость всех костромичей.
Уже в Костроме был рукоположен владыкой Александром в сан священника. Владыка благословил меня проходить своё служение в кафедральном Богоявленско – Анастасиином соборе. Приближался престольный праздник нашего храма. Священники собора говорили – «Вот на праздник будет тяжело. Много будет народу, готовьтесь, придется потрудится. В прошлые годы много хлопот было в этот день». Но пришёл праздник, а обещанной тяжести не было. Народу пришло меньше, чем ожидалось. Потом такая же картина повторилась на первой седмице Великого поста, в Вербное воскресенье, в Великий четверг… На Пасху на протяжении вот уже целого ряда лет нет такой давки в храмах, как это было ещё в начале 90-х годов. В будни мы служим буквально сами для себя, особенно вечернее богослужение. Бывают и Литургии без причастников и уже нередко.
И все меньше и меньше в храмах молодежи. Теперь люди практически не венчаются. Месяцами в нашем храме нет венчаний. Сократилось число крестин. От других батюшек часто слышу одно и тоже: уменьшается количество причастников год от года. Зато растет количество свадеб во время многодневных постов, молодежь поголовно курит и «богатеет» другими, более тяжкими порокам, о чем сейчас много говорится и пишется.
Человек привыкает ко всему. Церковный человек постепенно привыкает жить в церковном окружении, где все являются верующими, где существует свой язык общения, где тихо и уютно и все свои. Но стоит выйти за порог церковной ограды, как от этого уютного церковного мира не остается и следа. Большинство наших граждан, особенно молодёжь, не только равнодушны к Церкви, нет, они агрессивны по отношению к Церкви. Они говорят, что «пора их снова раскулачивать», «недобитков что-то много развелось» и т.д., и т.д. И это в масштабах целой страны, некогда являвшейся практически поголовно православной.
И вот уже мусульмане забрасывают пробный камень в наш огород. Нам, дескать, не нравятся кресты на Российском гербе. Иначе, как провокацию, подобные заявления рассматривать в современной России невозможно. После убийства экстремистами – нацистами таджикской девушки в Петербурге; после черных погромов в Воронеже; после покушения на жизнь кавказского мальчика в Костроме, когда его облили бензином и подожгли. После погрома кавказцев «русскими скинхедами» на Царицынском рынке в столице, после нападения на Московскую синагогу — после всего этого подобные заявления могут привести только к новым погромам.
Если бы Россия была по-прежнему православной, бояться этих провокаций было бы нечего. Но в нашей теперешней обезверенной России надо всегда помнить всем нам, а особенно этим горе-реформаторам, «знатокам» геральдики, противникам Государственного гимна, слова Русского Поэта о русском бунте, бессмысленном и беспощадном.
То, что произошло с Россией за десятилетия атеизма, очень хорошо видно из следующего наглядного примера. Маркиз де Кюстин в своих «Записках о России» обращает внимание на большое количество церквей в России девятнадцатого века. Даже небольшой населенный пункт, дворов в 200 имеет свою церковь и именуется селом. Сейчас мы имеем огромные спальные микрорайоны со множеством высотных домов. Один такой дом – целое село в прошлом. Где перед ним храм?
Масштабы духовной катастрофы России ещё ждут своего исследователя, но и так видно, что стряслось нечто труднопоправимое. В этих условиях в голову приходит одна настойчивая мысль – необходимо усиление миссионерских усилий. Необходима активная внутренняя миссия. Правда, здесь затрагивается один очень болезненный и спорный для современной Русской Церкви вопрос: где границы допустимого миссионерства?
В мае 2005 года в Караваевской сельскохозяйственной академии прошла конференция «Кирилло-Мефодиевские чтения». На ней в качестве гостя выступал председатель молодежного отдела N –ской епархии, который рассказывал о православных дискотеках, о байкерских мотопробегах, о молодёжных балах-маскарадах и т.п. Причем он сам во всем участвовал. Мне запомнилась реакция молодежи, которая на конференции присутствовала, и для которой всё это говорилось и делалось. Молодые люди выражали свое недоумение по поводу таких занятий батюшки. Все единогласно высказались о несовместимости подобного поведения и священного сана. А один юноша прямо сказал, что никогда не пошёл бы к такому священнику на исповедь. И это говорили студенты, для привлечения в Церковь которых батюшка стал на путь юродства. Правда, не Христа ради.
Вскоре от одного из наших семинаристов я узнал, что молодежный отдел в той епархии претерпел изменения, а этот батюшка куда-то уехал. «Не говори, ради Господа я отступил, ибо что Он ненавидит, того ты не должен делать… ибо Он не имеет надобности в грешном муже»(Сирах.15, 11-12).
Так же все неоднозначно и в вопросе с русским роком и православными рок-музыкантами. Жаркая дискуссия в Церкви по этому поводу не утихает. Лично мне кажется, что человек может прийти к вере и через рок. У окаянного аза отчасти это так и случилось и до сих пор, признаюсь, я нет нет да послушаю любимого в прошлом исполнителя. Хотя не могу сказать, чтобы это меня как-то обогащало. У меня есть один знакомый, который сейчас преподает Литургику в одной из российских семинарий, и он много лет назад он пришел в Церковь через сатанизм. Но кто осмелится заявить, что сатанизм и Православие — совместимые друг с другом мировоззрения?
С другой стороны, что делать с теми динозаврами русского рока, которые пришли в Церковь? Оттолкнуть их, или всё же как-то использовать их популярность в миссионерских целях? И совместимо ли их творчество со званием православного христианина? Есть над чем подумать…
А вот усиление благочестивого подвига всегда было на пользу и православным, и тем, кто рядом с ними. В вопросе же о наших путях к русскому нецерковному народу у Церкви накоплен опыт, и его просто надо начать широко использовать. Начать же делать это необходимо скорейшим образом. Иначе все эти намерения исправить сначала герб России, потом гимн, а потом и конфессиональную принадлежность, станут печальной реальностью.
Складывается ощущение, что мы живем на пороге каких-то серьезных перемен, в том числе и в условиях существования Церкви в государстве. Всё-таки должен включиться механизм самосохранения и вид полупустых и пустых храмов должен подвигнуть современных семинаристов и священников стать миссионерами. Ведь наличие в наших епархиях миссионерских отделов, чаще сохраняющих лишь внешнюю форму — это прямое следствие отсутствия активной приходской жизни. Приход ведь и должен заниматься миссионерством, и сколько в городе приходов, столько, стало быть, должно быть и миссионерских отделов. Но это в идеале, а реальная жизнь демонстрирует нам совершенно иную картину.
Сейчас только сектанты являют миру миссионерскую активность. Да вот ещё и мусульмане в последнее время стали заметнее, а полки книжных магазинов пополнились новыми переводами Корана. Настоящих же, активных миссионеров из среды современного духовенства можно пересчитать по пальцам и, как правило, духовенство это столичное, либо из крупных городов. Для того, чтобы наши храмы вновь наполнились молящимися, необходимо, чтобы активные миссионеры появились во всех городах.
И ещё хорошо бы прислушаться к мнению митрополита Смоленского и Калининградского Кирилла [статья была написана в 2006-м году], предлагающего перестать делить в современной России общество и Церковь. Надо добиваться торжества такой модели, согласно которой общество в России и есть Церковь.
Это будет означать выход в общеобразовательные школы наряду с православными гимназиями, работу в православных летних детских лагерях и наряду с этим работу в обычных летних лагерях, с обычными, невоцерковленными детьми.
Это будет означать приход православного духовенства в высшую школу, которая пока, к великому сожалению, остается вне поля зрения православных проповедников, особенно в Костроме, если не считать миссионерских усилий проректора Костромской семинарии, которых, безусловно, недостаточно.
Только миссионерской активностью и работой с людьми, представление которых о Церкви до сих пор ещё (как это ни странно) полно стереотипов советского времени, можно поправить положение дел. Как можно скорее сломать эти стереотипы, мешающие приходу в церковь – задача современной внутренней миссии, всех церковных людей в нашей стране. Иначе уже очень скоро мы станем религиозным меньшинством в современной России.
14.01.2006. священник Григорий Чекменёв
P. S.
Пока я готовил эту статью к публикации, приблизился праздник Богоявления, или Крещения Господня, Престольный праздник нашего храма. В Крещенский сочельник я был требным по храму. В храме молилось не более тридцати человек, а исповедовались и подошли к Чаше три человека…