Это всё, конечно, требует более серьёзного анализа, но если пунктиром, то обратите, пожалуйста, внимание, как изменяется отношение официального «государства» к усыновителям и опекунам.
В середине 90-х усыновитель — герой, опекун — подвижник. Взяли 7 детей — мать-героиня, отец-героин… «Что ж вы берёте их, они больные все…» и прочие мифы. И международное усыновление «ах, шанс ребёнку, никто же не берёт».
В 2000-х. Усыновители — молодцы, приемные родители — прекрасно. Постепенно росли выплаты, поддержка, в каждой газете — детские сиротские «мордашки» и статья про приёмную семью из 100 детей…
Около 2010 года. Начались первые скандалы, связанные с усыновителями. Резко поменялось отношение к международному усыновлению («наших детей увозят»). Зато сильно-сильно популяризировалась форма приёмной семьи (и деньги платят, что нравилось родителям, и приятная для органа опеки возможность контролировать). Впервые поднимается вопрос: а какая должна быть мотивация у замещающего родителя? (Сейчас понятно, что любая, а тогда это считалось важным).
В 2012 году ввели обязательную подготовку, мотивируя это «профилактикой возвратов». Потому, что дети разлетались как горячие пирожки и эффективность работы органа опеки надо было чем-то другим измерять. Стали измерять «возвратами». Самые «возвратогенерирующие» страты — родственников детей, прежде всего, бабушек-дедушек — из подготовки исключили.
Сегодня можно сказать, что никакие возвраты профилактировать школой приемных родителей (ШПР) не столь эффективно. Но сама ШПР штука хорошая, поскольку позволяет людям понять, что они не тем собираются заниматься (и это, конечно, частично профилактирует возвраты) и, помимо этого, придаёт уверенности замещающему родителю («Началась адаптация? Хорошо!»).
Затем стало казаться, что приемного родителя (любой формы) можно «научить». Непонятно чему, правда. Параллельно стал расти прессинг контроля.
Громкие скандалы с отобранием детей (похожие друг на друга: большое количество приемных детей, напиханных под радостные вопли самого органа опеки, родители, просто прогнувшиеся под такими трудными детьми, и нежелание видеть проблемы на этапе их начала, и отсутствие механизма помощи…) привели к тому, что начальство решило «надо отбирать хороших родителей и не отбирать плохих», словно это можно вычислить заранее.
Одновременно появилась тема, что надо приемные семьи «сопровождать», то есть не два раза в год приходить, а толкаться у них в прихожей чуть не раз в месяц. Никакого обоснования, что это профилактирует отказы или кому-то помогает — нет. Но видимость деятельности создаёт и бюджет просить позволяет.
Затем (в Москве — точно так, в регионах — по-разному) появилась тема «понаехали», мол, нечего на московские щи со сметаной тащить иногородних детей. По-видимому, это было озвучено начальством — и опеки сделали под козырёк.
Детей стало мало. И это ещё больше позволило опекам вести себя с потенциальными приемными родителями просто разнузданно. Теперь уже никто не говорит «Спасибо, что берёте ребёнка», теперь уже лексикон «понавезут», «мы вам детей не дадим» и т.п. Приёмный родитель стал каким-то просящим, которого можно, как бабушку, пришедшую за пенсией, построить в очередь.
Собственно, убиванию уважения к потенциальным опекунам и усыновителям способствовало и то, что орган опеки теперь — подразделение собеса, а также снижение статуса чиновников (бывшие зав. отделами опеки теперь, в лучшем случае — советники в отделе).
И сегодня можно констатировать, что потенциальных опекунов и усыновителей никто нигде не ждёт с распростёртыми объятиями, а, напротив, делается многое, чтобы таких людей было меньше. Вплоть до того, что откровенно людям гадят, а враньё и передёргивание — это, похоже, уже в 100% случаев. И всё это под лозунгом «отбора лучших» и, разумеется, детей ради.
Приведёт (приводит) к тому, что нормальные люди отказываются играть в эти игры, требуют к себе уважения и, ожидаемо, «не проходят» всякие придуманные незаконные тестирования и комиссии.
А заполошные и придурошные — конечно, они пройдут. Вот такая краткая зарисовка.
Из героев — в посетителей собеса.
А что с этим делать — поговорим чуть позже.
И предупреждая замечания про деньги… Тут не про деньги разговор вообще. Это история про то, как чиновничество выживает и ищет себе работу. Как сопротивляется «Сиротпром». Теперь он ест не только детей, но и взрослых, и не только в детдомах, но и на дому.
Источник — сайт Антона Жарова