«Можно взять тебя на ручки?»
Случилась тут с нашей Машей забавная история.
Мы гуляли в парке. У дочери четко виден синдром Дауна, поэтому люди всегда обращают на нее внимание и тепло реагируют. Кто-то улыбается, кто-то пытается с нами познакомиться. Хозяева аттракционов часто катают Машу бесплатно. Нас вечно чем-то угощают, что-то дарят. Кто-то ведет себя обычно — ну СД и СД. Кто-то интересуется — а какие эти дети? И мы знакомимся. В общем, как оказалось, к синдрому прилагается еще и немало приятных ништяков.
Вот так же с позитивом подошла в парке к Маше одна милая женщина. Сначала она просто строила ей глазки и громко и восхищенно вздыхала: «Ах, какая прелесть!» Так громко, что народ начал останавливаться и всматриваться, что там такого прелестного. А потом решила с ней заговорить.
— Ой, какая тут у нас чудесная девочка, — сказала она дочке. — Привет, солнышко!
Маша — человек воспитанный. Она улыбнулась и помахала в ответ.
— Можно взять тебя на ручки? — при этом женщина посмотрела на меня, мол, разрешаешь, мамаша?
Не могу сказать, что меня приводит в неописуемый восторг, когда случайные прохожие хватают моих детей на руки. Но, с другой стороны, женщина явно хотела как-то поддержать маму с особым ребенком, то есть нас. А в нашем лице — все такие семьи. Так что я просто предложила ей спросить у Маши.
На лице женщины мелькнуло недоумение. Она явно не ожидала, что странная маман не падает в обморок от счастья, а считает, что у ее умственно отсталого «питомца» может быть хоть какое-то мнение. Тем не менее она повернулась к Маше:
— Так что, можно взять тебя на ручки?
Дочка пару секунд подумала, осмотрела женщину и ответила:
— Нет.
Я удивилась. Маша — ребенок приветливый. Ручки любит, и мужские и женские, и знакомые и нет. И идет на них легко и радостно. Раздраженно удивилась и женщина. Но сдержалась.
— Ну, пожа-а-а-алуйста! — протянула наша новая знакомая.
— Нет!
Женщина опять посмотрела на меня. Мол, повлияй на ситуацию, пока я добрая, что стоишь, как истукан.
Я беспомощно развела руками и опять перевела стрелки на своего трехлетнего ребенка. Мне, честно говоря, было интересно, чем все это закончится.
— А я все равно возьму! — сказала дама, поняв, наверное, что со мной каши не сваришь, а ее благородный порыв может просто повиснуть в воздухе.
И расплылась в такой широченной и угрожающей улыбке, что мне показалось: зубов у нее во рту даже больше, чем положено. Шевеля пальцами, она протянула к Маше руки. Но та сделала шаг назад и неожиданно даже для меня выдала:
— Тетя! Уйди!
Женщина так и замерла с протянутыми руками и бесконтрольно уплывающей куда-то в сторону улыбкой. Пришла в себя и удивленно пробормотала:
— Надо же! Я думала, они все такие солнечные! А смотри-ка — нормальный ребенок.
Но развернулась и недовольная ушла. Улыбка тоскливо поплелась за ней.
На какое-то мгновение мне стало неудобно. Даже захотелось кинуться за ней следом и извиниться. Но Маша уже тянула меня за руку.
А ночью я лежала, думала и завидовала дочке.
«Я же помогатель»
Сейчас будет страшное признание. Четко и ясно отказывать, как моя милая крошка с синдромом Дауна, я не умею. И защищать свои границы — тоже.
— Открывай, я уже стою у подъезда, — раздается неожиданный звонок по телефону.
— Э-э-э-э… Ну-у-у…
Дальше я хочу сказать: лучше предупреждать, я занята, мне нужно успеть что-то приготовить поесть, потом погулять с Машей, потом остается максимум пятнадцать минут что-то написать, потом куча еще всего… Но однажды мне сказали: «Чем ты можешь быть занята, ты же не работаешь».
И я открываю. Я же правда не работаю. Да и неудобно как-то — человек уже пришел. Хороший человек. И весь вечер жду, когда же он уже свалит…
— Тебя что, опять угораздило забеременеть?
— Э-э-э-э… Ну-у-у…
Это достаточно близкие люди. И я оправдываюсь, что не хотела, но так уж получилось. Человек же знакомый, хороший, он мне много помогал. Как же можно его отправить…
Неудобно отказаться дать денег в долг, когда у меня их правда нет. Когда все же отказываю — мучаюсь ночами. Тем более, что после одного такого отказа в интернете меня просто покрыли матом за наплевательское отношение к людям.
Неудобно напоминать, что тебе должны денег. Просили буквально на пару дней. Я объяснила, что на пару могу, да, но не больше. Все рассчитано до копейки. Прошла неделя, вторая, третья. Тишина. И я молчу. Неудобно как-то. Человек же и так знает, что у нас пять детей и мы люди небогатые.
Неудобно отказаться написать чьей-то дочке сочинение. «Ты же все равно пишешь каждый день».
Временами меня тошнит от того, что я пишу. Я мечтаю хотя бы пару дней ничего не писать. Я ненавижу все эти буквы, предложения и программу Writer в телефоне. Но неудобно отказать. Писать — это же мое хобби, в конце концов. Кто, если не я…
— Елена, вы такой светлый человечек и у вас столько подписчиков. Мы в большом затруднении. Не можем решить, какие приобрести светодиоды. Не могли бы вы расспросить ваших знакомых, сделать обзор с отзывами и найти для нас самые лучшие и самые дешевые. На все есть два дня, потом мы летим в Майами. Чао!
«Идите на фиг! Где я и где светодиоды!!» — но это про себя. А в фейсбуке: «Дорогие друзья, хорошие люди попали в очень трудную жизненную ситуацию...» Неудобно же. Я же светлый человечек.
«Вас отметили в комментарии», — сигнализирует тот же фейсбук. Ладони начинают потеть. «Вам не хватает денег оплатить кредит на машину? Вон соседка соседки говорила, что Кучеренко собирает деньги. Кучеренко, помогатель, глянь!» Ниже три коммента подряд: «Кучеренко, ау-у-у-у!»
Я тихо сливаюсь. Потому что послать как-то неудобно. Я же помогатель.
«Петька — дурак!»
Откуда это? Я не знаю. Может, из детства?
«Это достаточно часто встречается в постсоветском пространстве. Многих воспитывали социально удобными, без личных границ, все на благо общества», — написала мне знакомая в одном комментарии в фейсбуке.
Возможно…
В мидовской среде, в которой я выросла, даже ребенок должен был быть социально комфортным. За каждый твой шаг должно было быть «удобно» перед людьми. И это отпечаталось в моей душе каленым железом.
— Леночка (Верочка/Олечка), поиграй с Петей, а то перед его мамой неудобно.
Мы хотели играть с Васей. Потому что Вася — добрый и веселый. А Петя — вредный и противный. И не играть он будет, а командовать нами. Отберет все наши игрушки, а мы должны молчать — жадничать стыдно. Тем более, он сын советника посла. И мы играли с Петей, как просили родители, чтобы всем было за нас удобно. И среди взрослых как-то не принято было рефлексировать, что чувствуют сами Леночка, Верочка или Олечка.
Петя был редким хулиганом. И однажды, когда нас, детей, разбирали по домам родители, одна девочка неслась по посольству (это было в Греции) с фонтаном слез и криками:
— А-а-а-а-а. Петька — дурак! Дурак!
Выяснилось, что мальчик подошел к ней, снял трусы и сказал:
— Смотри! П*****ка!
Пете было лет девять, на минуточку. Не младенец. И девочка была в шоке. Я стояла рядом и слышала, как папа ее сказал:
— Зачем ты обзываешься, неудобно же. Родители его услышат! Ты, наверное, сама попросила его показать.
Повторю, папа Петьки был советником. То есть снимать трусы и гоняться за девчонками, потрясая предпубертатными гениталиями удобно, а защищаться нет?
Вот и вырастали люди, не понимающие, где начинаются их границы и есть ли они вообще. И считающие, что они всем все должны.
Слава Богу, до такого у нас в семье никогда не доходило.
Бог терпел и нам велел
О том, что после прихода в Церковь эта моя проблема лишь усугубилась, наверное и говорить не стоит. Ты теперь не человек, а раб Божий. Только часто забывается, что раб-то БОЖИЙ, а не чей-то личный.
Помню, на заре моего воцерковления я очень возмутилась сценой, которой стала свидетельницей. Батюшка настойчиво благословлял прихожанина положить у него в ванной комнате (в батюшкиной, в смысле) плитку. Бесплатно! Я так поняла, прихожанин этот занимается ремонтом. Мужчина согласился и озвучил плату. Батюшка удивленно на него посмотрел и изрек:
— Так это же за послушание.
Прихожанин оказался дерзким:
— Послушание послушанием, но стоить это будет столько-то.
Батюшка был очень недоволен. Недовольна была и я. Причем не батюшкой, а строптивым прихожанином, который отказался бесплатно трудиться ради Христа. Что бы тебя ни попросили, ты должен все бросить и сделать. Это по-христиански…
— Ну, батюшка, молодец! Смирил так смирил! — говорили про какого-нибудь священника, который прилюдно унизил человека. — Прямо глас Божий, а не батюшка.
И я думала, что так правильно, так по-православному. Тебя назвали перед всем приходом набитой дурой, а ты смиряйся. Потому что Бог терпел и нам велел. Без смиренья нет спасенья.
— Аллоу! Это сестра во Христе Елена? Мне нужно, чтобы вы срочно приехали с вашей, прости Господи, Юго-Западной в наши благословенные Химки за шкафом! Я знаю, вам не сложно, вы же христианка. У меня умерла бабушка, и не выбрасывать же этот хлам. Правда, ему 240 лет, но если его не трогать, не открывать и им не пользоваться, то он простоит еще столько же. Вы же раздаете вещи? Вот и хочу сделать доброе дело ради Христа, да побыстрее! У меня еще и другие дела есть, поважнее! Жду через два часа! Кстати, у бабушки еще осталось начатое варенье 1976 года, я вам его тоже отдам. Оно засахарилось, но поковыряете там, деток покормите. Аллоу, вы что молчите?
«Тамбовский волк тебе сестра, — вертится в голове. — Себе поковыряй там».
Но как-то неудобно, человек же хочет сделать доброе дело.
И вместо того, чтобы сказать, что такой шкаф никому не нужен, и вообще у меня нет ни времени, ни желания, ни водительского навыка ехать в Химки на другой конец Москвы, что у меня часть детей болеет, у Маши массаж, а вековым вареньем лучше травить тараканов… Вместо всего этого очень логичного я вдруг начинаю вдохновенно врать. Потому что мои дела, муж, дети, собаки, коты, чьи-то сопли, болячки кажутся такими мелкими по сравнению с благородным порывом этой прекрасной женщины. Их даже озвучить стыдно. И придумываю что-то такое, чтобы наверняка:
— Спаси Господи, спаси Господи! Дай вам Бог многая лета, здоровья, денег, детей, внуков, мужа, ума… Я бы рада к вам метнуться, я же христианка… Но очень некстати я сегодня улетаю в космос с межгалактической экспедицией. Прямо до боли обидно! Слезки градком… Так благословили, да… Аллоу! Куда идти? На какие буквы? Сестра, вас не слышно!
А прямо и честно сказать: «Нет, я не хочу! Просто не хочу!» — это нельзя! Вы что! Это равносильно богоотступничеству! Ведь в каждом встречном Христос!
Есть ли у любви границы
Вот в этом, если серьезно, и вся загвоздка для меня. В каждом — Христос! И я не знаю, в каких случаях верующий человек имеет право отказать в помощи, защитить свои границы и имеет ли это право вообще.
Понятно, что если целью жизни станет охрана личных границ, то наступит конец света. Смысла в существовании человечества не будет. Очень здорово, когда люди заботятся друг о друге, подставляют плечо, протягивают руку в беде, просят о помощи и помогают. Это по-человечески и это по-христиански. Я сама люблю это делать и часто сама предлагаю помощь. Люблю гостей и рада, когда у нас кому-то тепло и уютно. Как и все. Мне кажется, это просто инстинкт. И в конце концов Господь дал заповедь «возлюби», а не чтобы тебя возлюбили и не лезли к тебе любимому со своими дурацкими просьбами. Другого пути в Царствие Небесное, кроме любви, нет.
Но я поймала себя на мысли, что когда я все же не рада и не могу и когда у человека совсем не беда, а он просто обнаглел, я не умею спокойно сказать: «Нет».
Огрызнуться могу — от бессилия больше. Блок поставить могу. Отправить в интернете в бан могу. Проораться могу, когда уже нет ни сил, ни нервов, когда просто берут измором и падает планка.
Но достойно, простыми словами, аргументированно, с чистой совестью и спокойным ощущением своей правоты, без тягостного чувства вины сказать «нет» не могу. И главное: можно ли отказывать? Есть ли у любви границы?
Да и о чем я, собственно. Если заглянуть вглубь души, оттуда выглянет «чертик» и ласково скажет: «Зайка, нельзя говорить “нет” не потому, что в каждом встречном Христос. А потому что НЕУДОБНО. Будь удобной». Наверное, это и есть гордыня. И с христианством это ничего общего не имеет.
Кстати, написав все это, я поняла, что мало того, что не знаю, где мои границы, еще и не чувствую чужих. Это другая сторона медали.
…И в тот день, когда моя Маша с синдромом Дауна четко, ясно и культурно смогла сказать той женщине «нет», отстоять свое право не хотеть и мучительно потом не рефлексировать, я ей позавидовала, да. Надеюсь, она такой и останется. Доброй, ласковой, дружелюбной. Но умеющей спокойно сказать тому, кто берет измором: «Тетя! Уйди!»
Фото: shutterstock