Эти заметки были написаны ровно год назад, летом 2011 г. Пока все было очень остро, автор не передавал их для публикации.
Дом имени Герцена.
Нет, не того Герцена, которого разбудили декабристы, а его родного внука – знаменитого хирурга, одним из первых в России начавшего схватку с самыми серьезными врагами человеческого здоровья – онкологическими заболеваниями.
* * *
Перед входом в институт установлена фигура вмч. Пантелеимона. Ведь здесь как, наверное, нигде все понимают, что успех или неуспех лечения зависит не только от человеческих усилий. То есть без них не обойтись, но необходимо и нечто большее…
* * *
«Профессор посмотрел ваши снимки. Вам нужно все оформить на первом этаже, потом сходить к врачу в 4-й кабинет, потом сдать анализы по списку, пройти вот эти обследования и затем придти к нам» – ассистент профессора очень любезен и точен. С такой программой действий и началось мое путешествие по этому особенному дому.
* * *
Жизнь здесь идет вдумчиво и не спеша. Люди не заскакивают сюда на минутку, не пробегают мимо. Каждый пришедший понимает, что попал в эти стены всерьез и надолго. Каждый сосредоточен и внешне даже спокоен, но за всем этим – неослабевающее внутреннее напряжение. Каждый уже пережил встречу с болезнью – и эта встреча сначала ошеломила его, а потом стала привычной, но сделала его вдумчивей и собранней. Каждый здесь прислушивается к себе и делает все, чтобы забрезжила надежда… Поэтому обычно, несмотря на обилие народу, здесь тихо.
* * *
Врачи здесь тоже спокойные и рассудительные. Они просто делают свою работу – несуетливо и методично. «Вы понимаете, что этот диагноз — лучшее из того, что может быть?» – говорит врач после консилиума. Да, я понимаю, надо быть собранным и пройти весь назначенный путь.
* * *
В коридорах НИИ онкологии есть люди, которых обычно не увидишь на улице, а есть и те, кого, увидев, не запомнишь…
Вот самая обычная пожилая пара – лет около 70-ти. Он с палочкой — заботлив и серьезен. Она спокойна. Только когда она хочет ему что-то сказать – то вместо речи получаются какие-то глухие монотонные звуки. Но он все-все понимает…
По лестнице спускаются двое – мама лет 50-ти и дочка лет 20-ти. Не спеша идут, осторожно. Мама при этом кажется веселой, даже шутит. И только потом понимаешь, что дочка – в жестком корсете, поддерживающем ее тело…
Вот к очереди подходит довольно молодая, но как-то сильно расплывшаяся женщина. Она просит пожилую медсестру, чтобы врач срочно принял ее мужа, которому трудно подняться на 3-й этаж… «А что у него?»: как-то неоправданно прилюдно и громко спрашивает сестра. «У него метастазы во всех костях и ребра сломаны», — без эмоций, видимо, уже по привычке отвечает женщина… Потом я увидел ее под руку с опирающимся на палочку худым темноволосым жилистым мужчиной…
«А мы из Владивостока» – говорит мне женщина, сидящая в очереди напротив. Она заботливо опекает мужа – очень высокого человека, в горле которого вставлен какой-то клапан…
Вот две старушки – по виду очень похожие на постоянных слушательниц московской консерватории. Аккуратные, немного чопорные, чуть-чуть старомодно, но безукоризненно одетые… Одна заботливо держит другую, а у той… нижняя часть лица закрыта маской – чтобы не шокировать окружающих.
И такие картины, лица, судьбы перед тобой — постоянно…
* * *
Но есть здесь и много других людей – и совсем юных девушек, и немало повидавших на своем веку мужчин – ничем внешне не отличающихся от тех, что ходят по московским улицам за пределами этого дома. Ведь человек не выбирает, какой орган будет поражен болезнью. И у некоторых она – где-то в глубине организма. Болезнь не видна окружающим – но от этого не стала менее опасной. И если будет лечить хирург – то его нож должен настигнуть источник болезни там, в глубине.
* * *
На одном этаже с поликлиникой, где врачи ведут прием пациентов, в таком же кабинете – крошечный храм. Горят свечи перед образом св. Пантелеимона, икона «Всецарица» украшена дарами – крестиками и цепочками…
Здесь тоже тихо – только старенькая монахиня иногда помогает заходящим поставить свечи, если они сами не могут…
* * *
Медицинская сестра привела меня в операционную заранее – чтобы успел привыкнуть к ее стенам: неприятная процедура будет при местном наркозе, когда пациент почти всё чувствует. Ее типично русское круглое лицо было спокойно. «Когда все будут делать — Вы главное дышите. Будет неприятно, но кашлять нельзя – Вы дышИте и все пройдет».
Потом входят врачи, начинается процедура. Врачи следят за происходящим по большому экрану у меня над головой. Что-то у них не сразу получается, остается только закрыть глаза и почти со стороны слышать, как опытные серьезные люди делают свою непростую и ответственную повседневную работу.
Страшно хочется кашлять, и вообще вытащить из себя запихнутый глубоко в организм зонд с манипулятором и иглой для взятия пробы тканей, но голос сестры успокаивает – «Всё хорошо. Вдооооох-Выыыыыдох. Вот молодец».
Кажется, прошла вечность, а всего-то минут 15-20 – не больше. Все закончено.
Наступает блаженная тишина.
* * *
Внимательные серые глаза, худенькое, немного птичье лицо, быстрые движения, резковатый голос. Театр начинает с вешалки, а больница – с регистратуры. Просмотр документов, поиск в компьютере, телефонный звонок, запись в книге – выдача талона пациенту. И снова: документы, компьютер, телефон, краткое объяснение – в какой кабинет идти. И так весь день.
Ее движения быстры и точны. Стоя в очереди вместе со всеми пациентами, я вдохновился четкостью ее утомительной и нервной работы… Ни одной потерянной секунды – ведь ждет следующий пациент, а за ним еще один, и еще. С нетерпением ждущий очереди для обретения надежды…
— Вот, я после процедуры – оформите, пожалуйста, — протягиваю ей листок.
— А во сколько вы ее проходили?
— Час назад
— Да, хорошо! Вам уже можно глотать
Значит, в этой четкости и скорости нет равнодушия. Значит, каждый пациент – не просто статистическая единица…
* * *
— Нам надо Вас дообследовать, – говорит молодой врач. — Вот это все покажет. Это не больно – не больнее, чем лечить зубы под наркозом…
Киваю и беру направление.
— С Богом! – слышу его напутствие.
* * *
Встречаю в коридоре знакомого молодого священника. Батюшка идет, оглядываясь, с рентгеновскими снимками в руках. Мы не виделись с ним наверное лет 7… Поприветствовав и благословив меня, он спросил: «А как найти кабинет 32? Я тут с отцом…» Показал ему, где нужный кабинет. 32-й – это уже знакомая операционная.
Наверное, становлюсь завсегдатаем…
* * *
И вот оставалось получить результаты исследования. Маленькая такая бумажка, где на лицевой стороне со знаком вопроса были написаны возможные диагнозы, а на обороте должны быть результаты. Беру бумажку и, поблагодарив, выхожу из лабораторного кабинета.
Некоторое время иду, не глядя на оборотную сторону.
Потом сажусь.
«Что бы ни было – это от Бога».
Переворачиваю бумажку.
Онкологический диагноз не подтвердился.
«Вас можно поздравить. Но через 3 месяца надо будет прийти к нам снова», — говорит на прощание тот же молодой врач.
* * *
Жаркая московская улица показалась такой шумной, суетливой…
Надежда стала явью, но как теперь забыть этот тихий дом?
Слава Богу за все!
Снимки, сделанные через несколько месяцев, показали состояние ремиссии, так что автор пока не вернулся в эти стены.
Читайте также:
Лидия Мониава: Видеть без обезболивающих