Иван увидел дочку и воскликнул: «Да это же кабачок!»
До августа 2017 года Иван и Лилия Череневы жили тихо, скромно и счастливо, как и миллионы других молодых семей. Единственная их особенность – полное отсутствие у обоих зрения – привлекала внимание разве что только прохожих на улице, пассажиров в транспорте, в магазинах. Работали, готовились стать родителями – ждали дочь.
А потом случилось непредсказуемое: сотрудники роддома сказали, что не отдадут Череневым новорожденную Софию, так как «инвалиды не смогут ухаживать за ребенком», настойчиво предлагали матери Лилии «взять ребенка под свою ответственность» и грозились органами опеки. И даже думали провести эксперимент: «Если мы положим ребенка на другой край стола, как вы его найдете?», говорили они родителям.
Тогда стараниями главного редактора радио Всероссийского общества слепых Ивана Онищенко о ситуации узнали журналисты – про Череневых рассказали десятки изданий и телеканалов. За семью вступились Диана Гурцкая и Анна Кузнецова. И все обошлось – с букетом роз Иван встретил Лилию и дочку, «3,240 кило и 51 сантиметр счастья» – именно так написал он в ВК.
Иван с дочкой
Череневы очень надеются, что им и никому больше не придется доказывать, что «инвалиды могут создавать семьи и быть родителями».
– Представляете, нас недавно снимал телеканал, и корреспондент попросил: «Покажите на видео, как вы умело обращаетесь с ребенком!». Мы такие радостные: «Сейчас, все покажем», и начинаем надевать Соне штанишки…и в этот момент она прижимает две ноги, и они попадают ровно в одну штанину, – смеется Лилия.
– Прямо как по заказу. «Все понятно с вами, все понятно», – отшучивается Иван.
– Но будь у нас зрение, мы, может, никогда не встретились бы, – продолжает Лилия.
– И не было бы Сони, – добавляет Иван. – Понимаете, не в зрении счастье. Жизнь она такая, какую ты ее создаешь. Соня-патисоня, иди к нам!
Оказывается, когда Иван впервые увидел Соню, воскликнул: «Да это же кабачок!». Кабачок и патиссон – семейство тыквенных, поэтому и Соня – Патисоня. А видеть и смотреть незрячие тоже умеют, только не с помощью зрения, а тактильно, поэтому и Череневы всегда используют эти слова в речи и советуют другим – так правильно.
Соня, кряхтя, поднимается с коврика-пазла с принцессами и, еще не очень уверенно ступая, спешит к родителям на диван. Игра «По кочкам, по кочкам! В ямку бух!» ей явно нравится, на лице – восьмизубая улыбка.
– Она еще не понимает, что такое «в ямку бух», – говорит Лилия, обращаясь к мужу. – Она не верит, что ты можешь ее отпустить.
Мне казалось: я – дефект, а у остальных все хорошо
Поселок Нахабино, где живут Череневы, с Москвой связывает нагруженное Волоколамское шоссе и железная дорога. Мимо серой промзоны, новых жилых районов с цветными высотками, череды гаражей и полуразрушенных бараков, длинного цветного забора с граффити и пушистого зеленого лесопарка мчатся электрички в самый большой рабочий поселок России.
Череневы живут в сером однинадцатиэтажном доме недалеко от станции. Из окон их двушки видно многоярусную лестницу, ведущую к путям, рынок и торговый центр, футбольное поле, площадку с горками для детей и тренажерами для взрослых. В свою первую квартиру Иван и Лилия въехали за месяц до рождения Сони.
– Мы сначала обалдевали от объявлений: «Отправление на Москву. Время такое-то» или «Пассажир такой-то, заберите документы», – улыбается Лилия.
– Просто когда приезжали смотреть квартиру, видимо, был перерыв. А во время приема-передачи все и выяснилось, – объясняет Иван. – Сейчас уже привыкли, конечно. И это даже прикольно, всегда знаем расписание.
А когда-то о Москве Иван и Лилия даже не мечтали, как и не думали, что в этом городе, как впрочем, где-либо еще можно встретить настолько похожего на тебя человека.
Оба родились в небольших городах, какие принято называть «провинциальной Россией»: Иван в Глазове, самом северном городе Удмуртии, а Лилия – в «молочном» городе Давлеканово, в глубине Башкирии.
Оба родились зрячими, но постепенно способность видеть потеряли. Лилия – к первому классу, успев самостоятельно прочитать сказки Пушкина, Маршака и Чуковского. Потом она отправилась в школу-интернат для слепых и слабовидящих в центр региона — Уфу. «Наверное, страшно было маме, а мне казалось, что так прикольно, я куда-то поеду. У меня не было каких-то комплексов», – рассказывает Лиля сегодня.
Иван же учился в обычной школе, но когда понял, что больше не отличает траву от асфальта и не видит, куда убежали одноклассники, закрылся. Правда, от спецшколы в другом городе отказался, зато начал дополнительно заниматься уроками по шрифту Брайля.
– Если бы я не стеснялся, все было бы хорошо. Дискриминации в школе не было, ребятам надо было, наверное, немного помочь. Вдруг они боялись обидеть меня. Но мне тогда казалось, что я – дефект, а у остальных все хорошо. И как я такой дефективный буду налаживать со всеми отношения? Родители тогда много работали, успевали заниматься только уроками, да и не принято в советской семье какое-то откровенное общение с родителями. Обычно родители – авторитет, а ребенок такой подчиненный. Мы надеемся, что у нас будет по-другому. Я за дружеский контакт с ребенком, чтобы быть в курсе, какая ему нужна помощь, поддержка, что у него в голове.
К концу школы и Иван и Лилия определись – хотят заниматься музыкой дальше. К тому моменту оба окончили музыкалку: Лилия по классу фортепиано, Иван – виолончели. Лилия поступила в Уфимское училище искусств на отделение теории музыки, а Иван понял, что хочет начать жизнь с чистого листа и уехал в Курский музыкальный специализированный колледж. Позже он признается, что это комьюнити ему помогло – появились друзья и исчезли комплексы. А Лилия со своими соседками-художницами переписывается до сих пор.
Правда, страх белой трости их отпустил не сразу: в разных городах они подходили к своим училищам и складывали, будто идут без нее.
– Думала, как я с палкой выйду на улицу, что про меня подумают, – вспоминает Лилия. – В подростковом возрасте это важно, особенно для девушек.
– Для парней тоже, я тебе скажу, – подключается Иван.
– Есть стереотип, что с палочками ходят только пожилые люди. И у незрячих тоже он есть, – продолжает Лилия. – Особенно когда на улице какая-нибудь пожилая женщина подходит и говорит: «Ой, что ж ты с палкой … такая молодая!»
– Или бывает такое: едешь на работу с утра и слышишь: «Вы куда? В больницу или домой?»
– А еще так: «Вы в церковь или домой?»
– Ага, храм, больница, дом – других вариантов для инвалидов нет.
Все это время Соня перемещается то к Лилии, то к Ивану, обнимает их за шею, садится на коленки, подставляет щеку, чтобы получить теплый родительский поцелуй.
– Да ты наш прыткий кабачок! – смеется Иван и подхватывает Соню на руки.
Одногруппники намекали: «Обрати на Лилю внимание», а он сопротивлялся
Познакомились Иван и Лилия уже перед экзаменами в Москве – поступали на музыкальную звукорежиссуру в Российскую государственную специализированную академию искусств. В коридоре перед аудиторией Иван с другими абитуриентами нервно перелистывали конспекты. «И вдруг какая-то девушка с необычным голосом невозмутимо спрашивает: «Экзамен на звукорежиссуру здесь проходит?» – «Да» – «Тогда я с вами». А потом Иван и Лилия сели рядом и вместе решали «музыкальную викторину», пытаясь угадать стиль, эпоху и даже помещение. Лилия отлично разбиралась в теории, Иван – в практической стороне. Написали и поступили.
– Приходил к Лиле и ее соседкам какие-нибудь программы на компьютер устанавливать, а меня за это кормили супом. Такой бартер. Иногда стучался в дверь: «Может, вам еще что-нибудь поставить? А то есть очень хочется», – смеется Иван.
Одногруппники намекали: «Ваня, обрати на Лилю внимание», а он сопротивлялся: «Да вы что? Она такая принципиальная». А однажды, когда соседки Лилии уехали, они сидели в комнате, пили травяной чай и заболтались до шести утра. В другой раз – уже в комнате Ивана – под гитару вспоминали детские песни. Администратор этажа шепнула: «Вы только тихо!». С того момента вместе готовились к экзаменам, изучали Москву, осваивались в метро. Оказалось, что и музыкальные вкусы у них тоже похожи – классика барочной эпохи, рок, единственное расхождение – электронная музыка.
Фото из личного архива Череневых
– Работали, работали вместе и доработались, в общем, – смеются Череневы.
Через пять лет получили дипломы, расписались, нашли работу. Иван стал звукорежиссером на радио Всероссийского общества слепых, Лилия – преподавателем компьютерной аранжировки и «невизуальной доступности сенсорных устройств» в культурно-спортивном реабилитационном комплексе ВОС.
Собрали все свои сбережения, взяли два кредита. Один тянули сами, с другим помогали родители. Купили комнату в трешке во подмосковном Фрязино. Риэлтор при знакомстве с соседями два раза из десяти вариантов квартир услышала отказ, и Череневы считают это хорошим показателем: по их мнению, страх, что люди с особенностями могут быть неадаптированными, оправдан.
На работу ездили тремя видами транспорта – на электричке, метро, троллейбусе, 2,5 часа в одну сторону. И так три года. К тому моменту они уже мечтали «хорошо бы Соню изобрести» и заодно переехать поближе к Москве – «чтобы не было эффекта полного изнеможения. Только приехал на работу, а уже устал», – объясняет Иван. – На радио график ненормированный, эфиры часто заканчивались в 22. Приезжал домой в 00:30, а в 7 утра подъем».
Сегодня, пока Лилия ухаживает за Соней, Иван тратит на дорогу час и 15 минут от двери до двери. Говорит: «Другое качество жизни». Правда, время иногда увеличивается: кто-то из-за желания помочь хватает Ивана и оттягивает от привычных ориентиров.
– Кому-то кажется, что я опасно иду, тащит в сторону, и ты немного дезориентируешься. Дискомфорт, конечно, тебя как вещь взяли, хотя цель, вроде, благородная. Только люди не интересуются, нужна ли такая помощь. Но мы стараемся не злиться, а объяснять. А на работе после таких случаев говорю: «Ну… тут мне причинили добро, и в результате я немножко задержался!»
Ребенок испачкается, и кто-нибудь доложит в органы опеки
Кухня у Череневых большая, светлая – искали такую специально, чтобы собирать гостей. Субботним солнечным утром Лилия напекла блины, подала на стол сгущенку, конфеты и малиновое варенье. Тарелка с нарезанным кубиками огурцом – специально для Сони. «Это ее фишка, – объясняет Лилия. – Она все ест только с огурцом».
Соня же тянется к блинам.
– Где рот? – улыбается ей Лиля.
– Блиноприемник! – иронизирует Иван. – Ах, ты на стол хочешь залезть!
Остановленная в порыве забраться за стол, Соня хватает со стола ложку и, пока Лиля размешивает кашу, начинает стучать по кружке – ждет обед.
– Сначала ждешь первый шаг, а потом уже думаешь «Как хорошо было, когда малыш лежал», – шутит Лилия.
– Когда были колики и резались зубы, Соня не спала, кричала. Старались укачивать, ходили с ней по комнате, под гитару пытались петь, – вспоминает Иван. – Вот в такие моменты мы чувствовали себя инвалидами, особенно когда начались колики. Ребенок плачет, а ты ничего сделать не можешь.
– Но мы хотели ребенка, – продолжает Лилия. – И, конечно, были страхи: вдруг не справишься, но мне кажется, это не связано с инвалидностью. Старались все узнать, читали статьи. Общались с незрячими друзьями, у кого зрячие дети. Спрашивали, например, как найти ребенка на детской площадке. Есть такое устройство, одна половина которого вешается на ребенка, а другая у родителя, и можно нажать на кнопку и услышать звуковой сигнал «мама, я здесь». Или есть игрушка с секторами разного цвета, прикасаешься одному из секторов и слышишь название этого цвета.
То есть пытались по максимуму подготовиться морально и финансово.
«Ту историю» августа 2017-го Череневы стараются не вспоминать, хотя последствия остались и, в первую очередь, страх.
– Когда друзья говорят тебе, что воспитывать ребенка можно, а опека и врачи, что это противоестественно и дочь надо отобрать, думаешь, может, ты переоцениваешь свои силы? – говорит Иван. – И возникает опасение: вот ты случайно сделаешь что-то не то, и ребенка изымут. Допустим, вовремя не заметишь, как ребенок испачкает костюм. И вот он бегает, и какой-нибудь сердобольный человек пойдет в органы опеки: «Они не видят, надо разобраться».
Любой ребенок может упасть с качелей, но если у нас упадет, то по мнению людей, это потому что мы инвалиды, недосмотрели. Или если мы сами появимся с пятнышком на рубашке, то будут думать, что все незрячие грязные.
И это основной тормозящий момент. И пока ничего с этим не сделать, но мы стараемся.
Супруги объясняют, что по статье 77 СК РФ «при непосредственной угрозе жизни или здоровью ребенка орган опеки вправе немедленно отобрать его», то есть до судебного заседания. И такие случаи уже были у людей с нарушениями опорно-двигательного аппарата.
– Мы, естественно, не хотим, чтобы нашу Соню помещали в какой-либо приемник. Но и нет гарантий, что кто-то не подаст сигнал. И тогда серые стены могут расцениваться как неблагоприятные условия для содержания ребенка. Опасность есть, но лучше о ней не думать, – резюмирует Иван.
Весь этот год на помощь молодым родителям приезжают бабушки. Уезжает одна, приезжает другая – такой вахтовый способ. Сейчас в гостях Римма Юнусовна, мама Лилии. Череневы признаются, что планировали жить без бабушек, но после «той истории» все-таки попросили их о помощи – испугались. Когда Соня пойдет в детский сад, станет полегче, и Иван и Лилия отпустят своих мам.
– Помню первый выход с Соней в свет, – с улыбкой рассказывает Иван. – Ей было 18 дней. Переноску в одну руку, трость в другую. Полная активация всех мозговых центров. Так, здесь не споткнуться, не торопиться. Сейчас мы уже носим Соню в слинге.
Многие спрашивают, как мы будем изъясняться с Соней. Но у детей все естественным путем происходит. И Соня уже понимает, что бабушке можно что-то показать, а нам нет, и она берет нашу руку и уже тянет к нужному предмету. Никто ей этого не объяснял. Когда зрячие дети в незрячих семьях начинают понимать, что у них есть функция, которой нет у родителей, они чаще всего становятся очень заботливыми. У наших друзей дочке три года и, когда отец выходит с ней гулять, она сама тянет его за руку в сторону от какого-нибудь столба.
Однажды в электричке я познакомился с женщиной, дочерью незрячих родителей, стал обо всем расспрашивать, и она сказала, что теперь у нее за все – повышенная ответственность.
– Часто такие дети рано начинают разговаривать. У других наших друзей сын уже в год и семь месяцев хорошо изъяснялся. Когда подрос, стал говорить: «Пап, посмотри», и кладет предмет в руку, – дополняет Лилия.
– А еще мы знаем семью, где незрячий только папа, – продолжает Иван. – Жена недавно рассказывала, как к детям пришли одноклассники и они начали играть в слепого. Закрыли глаза и ходили с тростью по квартире, пытались без зрения сориентироваться. И был еще смешной случай: однажды вечером дети пошли с мамой в магазин, а в руках были длинные зонты. И вот идут по крутой лестнице и начинают шарить по полу. Мама так удивилась, а дети в ответ: «Так не видно же ничего!». То есть у них нет стереотипа, как у многих незрячих, что отсутствие зрения – это признак дефектности. Трость – это аксесуар. Раз папа им пользуется, почему мы не можем?
Иван и Лилия настроены, как они шутят, продолжать «славную традицию» и расширять семью. Главное – распределить ресурсы, и речь не только о зарплате.
– Важно быть в курсе жизни этого маленького человека и, если что, диагностировать проблемы психологического плана. И мы поймем, что у нас есть ресурс вовлекаться в жизнь троих, то почему нет? – Иван с улыбкой смотрит на Лилию. И она в ответ.
Череневы уже замечают, что Соня упорная. Однажды она пыталась собрать конструктор – элементы не соединялись, Соня их бросала, через 30 секунд снова брала и пробовала составить целое. Получилось! А мягкие игрушки ей, в общем-то, не особо интересны – любым плюшевым мишкам Соня предпочтет тюбик или коробку, а лучше что-то из техники. И даже понятно почему.
Комнату, где обычно активничает Соня, сложно назвать только «игровой». Здесь уместились цифровое фортепиано, гитара, звукорежиссерский контролер. И иногда Иван и Лилия разрешают дочке стучать по клавишам.
– Чему бы мы хотели научить Соню? Для начала разделять черное и белое, знать, что такое хорошо и плохо. Потом уже – что в человеке может сочетаться и плохое, и хорошее, – рассуждает Иван.
– Мне еще кажется, что важно научить решать проблемы, не становиться в ступор, знать, что из любой ситуации всегда есть выход, – добавляет Лилия. – Стараться со всех сторон посмотреть на мир, понимать, что все люди разные.
– И нести ответственность за свои действия.
– Да-да. И наверное, научить умению признавать свои ошибки.
В этот момент Соня берет носовой платок, прячет за ним лицо, а потом выглядывает.
– Мне кажется, она будет с юмором. Очень много смеется, – улыбается Иван.
Три воздушных шарика с надписью «1 год!», «Поздравляем!», купленные на день рождения Сони, до сих пор держатся на люстре.
Спрашиваю друзей: «А как сослепу пользоваться перфоратором?
Однажды ночью, проводив последнюю электричку, Череневы стали рассуждать, как объяснять Соне, что такое религия, Бог, вера. Вопрос «За что со мной случилась эта потеря зрения? Почему это произошло со мной, а не с другими?» настиг их в подростковом возрасте. Спрашивали себя и взрослых, и к счастью, избежали «махрового слепондяйства» – когда человек опускается и думает «раз Бог такое допустил, значит, он виноват и я в него не верю». Не закрылись в себе, не обозлились на жизнь, а поняли: да, так бывает, от потери зрения, руки, ноги, слуха никто не застрахован. Это просто особенность с плюсами и минусами.
Чтобы объяснить свою мысль о плюсах, Иван предлагает представить себя в темной комнате – «ситуация, когда не работает один из анализаторов, которым человек пользуется большую часть времени».
– Жить без зрения – это способ жизни. Меньше отвлекаешься на рекламу, не так сильно подвергаешься настроению изображения. «Вот депрессняк, на улице дождь». А у нас нет визуального ряда, поэтому не напрягают темные стены или пасмурная погода.
Хотя даже некоторым незрячим кажется, что это не жизнь, а вот если со зрением – жизнь. Но эта установка мешает: ты перестаешь жить тем, что есть, и начинаешь жить какими-то фантазиями. У нас даже был знакомый, которому родители не говорили, что он незрячий: думали – это поможет ему не чувствовать себя дефективным. И часто такие люди считают себя нетрудоспособными, как принято в обществе, и тогда они сами страдают от стереотипа, а не от ситуации.
– И у людей без зрения больше времени подумать, а для чего мы живем? что такое вселенная? – то, о чем думать со зрением сложнее. Кто-то становится «ходячей википедией», кто-то целиком уходит в профессию, – рассказывает Иван. – А еще видишь людей с другой стороны. Люди научились владеть своей мимикой, а управлять голосом человек пока не умеет в совершенстве, и через голос нам, незрячим, поступает много информации о человеке.
После знакомства с Иваном и Лилией кажется, что незрячим легче не ошибиться в человеке, с которым идти по жизни. И любовь в таких парах стоит на чем-то более глубоком и крепком, чем внешность.
– У нас свои заморочки, бывает, что человек может понравиться по голосу, но таких случаев меньше. Не знаю ни одну историю, чтобы люди создали семью, а потом поняли, что обманулись.
Фото из личного архива Череневых
– И еще понимаешь, что ты в жизни чего-то добился, – дополняет Лилия. – Мы знаем людей, которые, имея зрение, ни к чему не стремятся, даже в бытовом плане. Кто-то живет на шее у родителей и считает, что это нормально.
Череневы благодарны родителям, которым хватило мудрости не делать из них домашних «кукол». Лилия после второго класса приехала домой и радостно предложила «Мам, давай я полы вымою!». Чистила картошку, собирала все кочки на улице. Иван помнит, как работал в саду, а потом, уже дома, вместе с сестрой привязывал к турнику пояс от маминого халата и однажды докатался до того, что сорвался и улетел в коридор. Говорит, это весело, иначе детство было бы потеряно. Жалеет Иван, что отец не объяснил ему, как пользоваться перфоратором.
– Теперь смотрю ролики на ютубе, спрашиваю друзей: «А как сослепу пользоваться перфоратором?». Звучит страшно, но это вообще не проблема.
Стенку на кухне Иван установил самостоятельно.
Череневы расстроятся и рассердятся, если журналисты будут делать жалостливый образ их семьи. Например, начнут спрашивать, как они жили, когда не было бесплатного проезда на транспорте или почему нет льгот на ипотеку и помощи соцработника. Объясняют, что показывать преодоление – это неплохо, но к нему всегда примешивается жалость, интонация «бедные-несчастные не сдаются», не хватает позитива.
– Надо понять, что теоретически отсутствие зрения – это не повод жалеть. Когда все болит, естественно плохо, но отсутствие зрения – это не боль. Это просто неудобно, но не повод расстраиваться, – утверждает Иван.
– Целостность нашего тела кардинально ничего не меняет. Ты также способен что-то делать, просто меньше преимуществ в одной профессии, но больше в другой.
Той ночью, размышляя о Боге, жизни и судьбе, Череневы еще раз проговорили: «их задача – имея эти обстоятельства, прожить не только достойно, а больше чем достойно, выполнить и перевыполнить план».
– Мне кажется, у Сони жизнь будет прикольнее, – улыбается Иван. – Мы ей передадим свой опыт, а она сможет использовать его в зрячем мире. И у нее будет больше возможностей прогрессировать. Есть такая мысль: если сам не разберешься, почему ты на землю пришел, то сделай так, чтобы твои дети были ближе к ответу на этот вопрос.
По выходным, когда бабушка Римма идет с Соней на прогулку, игровая комната превращается в радиостудию. Иван и Лилия прикрепляют петлички и записывают подкаст – звуковой журнал «Диалог» всероссийского общества слепых предложил им вести рубрику для молодых родителей. Тема свежего выпуска – подготовка к роддому.
Текст: Надежда Прохорова
Фото: Сергей Щедрин
