Споры на форумах продолжаются, мнения врачей разнятся. Многие из них уверяют, что хороших исследований эффективности ноотропов по сути нет. Другие свидетельствуют об опыте — действительно помогают. Как родителям выбрать лечение при нарушениях развития — довериться одному хорошему специалисту или штудировать самим медицинские справочники? «Правмир» поговорил с врачами и родителями.
«Сыну мы кололи и давали восемь препаратов»
Матвею 10 лет. Если нужно пройти незнакомой дорогой, мальчик начинает нервничать. Еще он не выносит шумную музыку и не любит незнакомых людей. Есть и другие признаки аутизма. Например, он не говорит.
До года родители не замечали никаких особенностей, в свой срок он начал ползать, сидеть, ходить. Но не произносил ни слогов, ни звуков. Семья Захаровых живет в небольшом уральском городе, врачи успокаивали родителей — у него свое развитие, заговорит, куда денется…
Постепенно Матвей перестал отзываться на свое имя, началось ритуальное поведение, повторяющиеся движения. Участковый невролог назначил мальчику препараты для стимулирования речи.
— Матвею мы по очереди кололи и давали церебролизин, кортексин, пантогам, глиатилин, энцефабол, цераксон, фенибут, — вспоминает Алла Захарова, мама мальчика. — Я не могу сказать, что какой-то из них принес пользу. Скорее наоборот: чем сильнее ноотроп, тем более расторможен и неадекватен был ребенок. Матвей стал более неуправляемым и агрессивным, он стал чаще кружиться и больше кричать. Скачка в развитии не было. Когда же мы отказались от препаратов, начался небольшой прогресс. Матвей, конечно, не заговорил, но стал спокойнее. Затем мы начали АВА-терапию. Оплатили курс в специальном центре, затем начали заниматься по этой системе дома. И пока я могу назвать это лучшим решением для реабилитации детей с аутизмом.
Чтобы пройти курс АВА-терапии, Захаровым пришлось взять кредит. На оплату курса, на билеты и проживание (в их городе центра с такой реабилитацией нет) ушло более 300 тысяч. Ноотропы стоят дешевле, упаковка энцефабола, например, — чуть больше тысячи рублей. Даже если подсчитать все деньги, потраченные на лекарства, сумма будет меньше. Но и эффект тоже. Теперь Захаровы, общаясь с другими родителями детей с аутизмом, выступают категорически против ноотропов.
Десятки подобных историй можно встретить на форумах и в сообществах родителей детей с аутизмом и задержкой психоречевого развития. По всей стране ноотропы — важная часть лечения при этих заболеваниях. И это при том, что до сих пор нет ни одного исследования, подтверждающего эффективность ноотропов. Только частные истории пациентов.
Откуда взялись «лекарства для ума»
Термин «ноотропы» появился в начале 70-х в Европе. Тогда были большие надежды, что сейчас появятся препараты, которые помогут людям учиться, развиваться, усилят память, появился даже маркетинговый ход: «лекарства для ума» (smart drugs). И в эту группу стали относить самые разные препараты, о которых появлялись хотя бы какие-то экспериментальные данные о влиянии на мозг. В результате туда попали и рецептурные препараты, и биодобавки.
Святослав Довбня
— Крайне трудно всерьез рассматривать этот, в общем, случайный набор как единую группу препаратов. В англоязычной медицинской литературе вообще трудно найти такой термин, как «ноотропы», — объясняет детский невролог, эксперт фонда «Обнаженные сердца» Святослав Довбня. — С другой стороны, сегодня появилось множество других, новых и весьма эффективных лекарств и методов лечения, используемых при различных заболеваниях нервной системы, которые, в частности, позволяют спасти нейронные клетки от гибели и повреждения. Эти препараты и методы лечения стали называть «нейропротекторами», их в основном используют в реанимации после травм и инсультов, у недоношенных детей, при тяжелых нейродегенеративных заболеваниях, и их не нужно путать с «ноотропами».
Идеи создания «лекарства для ума» появились в те годы, когда доказательная медицина только зарождалась и от экспериментов на животных можно было легко перейти к продажам в аптеках. Сейчас производство и продажа ноотропов приносят большие деньги, но основные рынки сбыта относятся к тем странам, в которых доказательная медицина начала развиваться позже.
— Чаще всего в мире так называемые «лекарства для ума» продаются как биодобавки. Это избавляет производителей от необходимости доказывать, что эффективность этих препаратов преодолевает уровень «эффекта плацебо», но на некоторых рынках, например в Латинской Америке, Африке, на постсоветском пространстве, они пока остаются и в арсенале практикующих врачей.
— Невролог имеет право назначать ноотропы? Или только психиатр?
— Для меня врач, кроме всего прочего, это и человек, защищающий пациента от непроверенных, недостоверных методов лечения. Так что, наверное, никакой врач не имеет такого права, потому что они пока не относятся к лекарствам с доказанной эффективностью.
— Есть мнение, что действие этих лекарств недостаточно изучено — так ли это?
— В доказательной медицине нет мнений. Это у некоторых врачей есть мнения, что можно назначать непроверенные лекарства. А в науке, в доказательной медицине, есть определенные правила.
У «ноотропов», если вы возьмете систематические международные обзоры, посвященные нарушениям развития, выздоровлению после инсультов, серьезной доказательной базы пока нет.
В этой теме трудно найти поле для дискуссии.
Больших, всемирно признанных исследований, которые бы доказывали эффективность таких препаратов при нарушении развития, да и просто для улучшения обучаемости нормотипичных детей, я не знаю. Если вы возьмете, например, свежий систематический обзор методов помощи при церебральном параличе у детей, опубликованный в 2020 году, то вы увидите, что за последние 5 лет встречаемость церебрального паралича в странах, широко использующих методы доказательной медицины в клинической практике, удалось снизить на 30%. Это прекрасный, ошеломляющий результат, но среди методов, доказавших свою эффективность, «ноотропов» в этом обзоре нет (русскоязычный перевод систематического обзора исследовательской группы профессора Новак доступен на информационной платформе фонда «Обнаженные сердца» nakedheart.online — прим.ред.).
С этим мнением согласен психиатр клиники DocDeti Елисей Осин:
Елисей Осин
— Например, есть такой препарат «Танакан», слышали про него? В инструкции написано: улучшает мозговое и периферическое кровообращение, насыщая мозг кислородом и глюкозой. Танакан производят из гинкго двулопастного, и люди начали использовать это дерево задолго до полетов в космос, веря в его целебные свойства. Так что ноотропы — это огромная группа лекарств, проследить всю историю их возникновения практически невозможно.
По мнению врача, рассказы о многолетней эффективности ноотропов и даже их использовании у космонавтов для более легкого перенесения состояния невесомости — красивый миф, который выполняет важную задачу: легализацию употребления ноотропов.
— Легенда про космос — хорошая история, которая может приводить к легализации этого препарата. Справедливости ради, каждую субстанцию надо разбирать по отдельности. Откуда взялся аминалон? А фенотропил? Откуда взялись вот эти гидролизаты мозга, например церебролизин? И так далее.
— Исследований нет, потому что их никто не проводил? Или исследования показали их неэффективность?
— Полностью отсутствуют нормальные клинические исследования по кортексину, например. Есть исследования ноотропила при дислексии, есть масса исследований по церебролизину при инсульте, он изучался довольно активно. По пирацетаму-ноотропилу сравнительно большая исследовательская база. Но, если все-таки обобщить, ничего серьезного и интересного в плане исследований найдено не было. Результаты неинтересные, это не те результаты, которые бы заставили нас всерьез использовать эти лекарства на практике. В идеале каждый врач, назначающий ноотропы, должен сам это изучать.
— Почему тогда никто не возьмется их исследовать?
— Во-первых, исследования дороги. Во-вторых, зачем эти препараты исследовать, если их и так раскупают?
Для того чтобы получить разрешение на продажу лекарства, компания должна предоставить подробные результаты исследований, в которых она ясно доказывает, что лекарство, с одной стороны, работает, с другой — не принесет значительного вреда (у всех без исключения лекарств есть побочные эффекты, важно, чтобы эти побочные эффекты не перевешивали реальную пользу). История показывает, что фармфирмы способны на очень многое, чтобы получить прибыль: они могут продавать вредные и неэффективные лекарства, так проводить исследования, что результаты получаются искаженными, прятать результаты неугодных им исследований от врачей и контролирующих агентств.
Как правило, в других странах фармфирмам довольно сложно получить лицензию на свои лекарства — им нужно потратить колоссальные деньги на исследования, провести не два и не три теста, собрать сотни и порой даже тысячи людей-волонтеров, готовых попробовать на себе новое лекарство. Почему-то в России получить лицензию на лекарство гораздо проще, не требуется таких серьезных проверок и испытаний. Это приводит к тому, что многие препараты, зарегистрированные в России как лекарства, не являются ими в других странах. Причина этого именно такая: фармфирме не удалось доказать эффективность своего лекарства иностранному лицензирующему агентству.
«С девочкой что-то не то»
Мама 4-летней Аленки рано научилась читать, в школе писала блистательные сочинения, окончила филологический факультет крупного питерского вуза и прочла целую библиотеку. Для нее само собой разумелось, что и дочь научится рано читать. А уж «Муха-Цокотуха», впрочем, как и весь Корней Чуковский, еще до детского сада будут отлетать от зубов.
В два года Алена произносила всего три слова — «мама», «папа» и «дай». В три слов было чуть побольше, но ее мама Дарья Кадышева, отличница и перфекционистка, была уже в полном отчаянии. Панику поддерживала бабушка Аленки, заслуженный педагог: «С девочкой что-то не то». Один лишь папа пытался и сам не волноваться, и женщин своих успокоить. Но кто слушает пап, когда речь идет о «Мухе-Цокотухе», которую ребенок давно должен читать наизусть?
Дарья обратилась к платному специалисту, участковому неврологу она не доверяла. Невропатолог из крупной частной клиники назначил девочке когитум (препарат общетонизирующего действия, действующее вещество — ацетиламиноянтарная кислота, биологически активное соединение, содержащееся в ЦНС. В инструкции указано, что препарат способствует нормализации процессов нервной регуляции, обладает стимулирующим эффектом). После курса этого лекарства девочка начала говорить предложениями. И когда Аленка прочла, наконец, наизусть «Муху-Цокотуху», мама и бабушка с облегчением расплакались.
«Эффект действительно есть»
— Мой личный опыт и опыт многих коллег говорит о том, что эффект от лечения ноотропами во многих случаях, безусловно, есть, — уверен психиатр, логопатолог, нейропсихолог, заведующий кафедрой логопатологии СПбГПМУ, кандидат медицинских наук, доктор психологических наук Александр Корнев. — Однако решение вопроса об эффективности препарата зависит от того, каковы критерии. Например, повысить выживаемость больных, перенесших инсульт, радикально улучшить мозговое кровообращение ноотропы, вероятно, не смогут. Но при курсовом лечении, например, детей с негрубой церебральной органической патологией (родовая травма, осложнения в родах, ишемия, гипоксия, дети с трудностями в обучении или ограниченными возможностями здоровья) ноотропы помогают. Помогают они и детям с задержками психического развития, дислексией, умственной отсталостью.
По мнению врача, все индивидуально и в одних случаях эти лекарства приносят больший эффект, в других меньший.
Александр Корнев
— Я много лет работаю с детьми, имеющими пограничные психические расстройства, речевую патологию, недоразвитие речи, дислексию. Когда детей с явным отставанием в речевом развитии рано приводят к специалисту в 2-3 года, ноотропы помогают в работе логопеда, улучшают, усиливают эффект коррекционной работы, стимулируют динамику в развитии. Но, разумеется, ноотроп не может вылечить, например, от дислексии или моторной алалии.
Заявленное в аннотации улучшение метаболических процессов и нейрональной активности, признаки активации мозговых ресурсов я наблюдал у своих пациентов, и таких случаев было немало в моей личной практике. Я думаю, многие коллеги, работающие с детьми, подтвердили бы это: ноотропы давно вошли в привычные схемы ведения мозговых патологий. Но проявляется эффект не сразу, что опять же зависит от вида ноотропа и типа патологии. При длительном курсовом лечении у детей повышается активность, улучшается усвояемость новых знаний и навыков.
При этом любое лекарство с определенной частотой дает побочные эффекты, и ноотропы иногда вызывают психомоторную расторможенность, гиперактивность, а при снижении дозы эти эффекты уменьшаются, отмечает Александр Корнев.
— В настоящее время по ряду вопросов некоторые российские врачи ориентированы на мнение американских ученых и практиков, в частности по ноотропам. Но, на мой взгляд, это не исключает правомерность назначения ноотропов. Я, естественно, доверяю больше своим глазам и своему личному опыту, опыту российских коллег, чем требованиям американских гайдов. И многие врачи действуют точно так же.
— Разве врач может больше опираться на собственный опыт, чем на исследования?
— Врач, безусловно, должен опираться на научные данные, но элемент искусства, личного опыта, интуиции всегда играл и продолжает играть важную роль в медицинской практике. Медицина на месте не стоит, она движется вперед, появляются новые методы и подходы. Раньше этого не знали, не пробовали, потом кто-то попробовал, проверил, накопил данные, и это оказалось тем новым, что медицина начинает внедрять. Но и своему опыту каждый врач, естественно, верит.
Если я вижу, что больному явно легче, то, разумеется, я буду доверять назначенному лекарству.
Как в медицине, так и вообще в науке существуют разные школы. И если мнение американской медицинской науки не совпадает с нашим, это лишь повод для научной дискуссии, не более.
— То есть вы как специалист считаете нужным давать ноотропы?
— Разумеется, потому что я видел реальный эффект и улучшение состояния детей. Мне иногда возражают: «Это плацебо-эффект, это люди сами себе внушили». Но я работаю с детьми, и изменения в их поведении или самочувствии мало зависят от самовнушения, а больше от приема препарата. Я настаиваю: эффект действительно есть. Возьмем пример из другой области. Вы наверняка сталкивались с разными заключениями диетологов. Один пропагандирует одни продукты и заявляет, что они исключительно полезные, другой про то же самое заявляет, что они вредны. Набор продуктов, которые хвалят и осуждают, меняется неоднократно. И в науке так же: бывают несовпадающие мнения, бывает, что различаются те критерии, на которые врачи и исследователи опираются. Абсолютно одинаковые мнения встречаются редко.
«Видишь врача и веришь ему»
Сережу очень ждали. Он родился через 10 лет после старшего. Но если тот уже в два с половиной года бойко разговаривал, то Сережка молчал в три и даже в четыре. «Что ты ждешь? Веди его к хорошему неврологу», — теребила его маму Ольгу Стрепетову подруга. Ольга ждала, надеялась на чудо и, наконец, созрела. Оказалось, сына надо было приводить еще два года назад. Невролог диагностировал мальчику общее недоразвитие речи. Все свое время и деньги мама начала тратить на сына.
— Сережа почти круглогодично на ноотропах, с небольшими перерывами. Неврологу я поверила сразу. Знаете, бывает так: видишь врача и веришь ему. Мы с ней на связи все время, с самого первого препарата. Сначала мы полгода купировали эпиприступы, которые диагностировали на ЭЭГ, но которые внешне не проявлялись. Потом начали ноотропы. Тесный контакт с врачом — это очень важно, иногда приходится корректировать дозу. Параллельно работаем с дефектологом, ходим на массаж и к остеопату. Постепенно сын стал лучше реагировать на речь и понимать ее. Врач советовала обязательно поехать на море, сильные внешние впечатления иногда дают толчок в развитии. Мы слетали в Таиланд, сын увидел слонов, покатался в аквапарке и именно после этой поездки сильно скакнул в развитии. Заговорил, сейчас он умеет и любит шутить, подтрунивать, фантазировать.
По мнению Ольги, ноотропы — не панацея, а инструмент. Но без ноотропов они бы не вытянули, и дефектолог это подтверждает.
— Еще год назад невролог осторожно настраивала меня на коррекционную школу. А теперь с вероятностью 95 % говорит — пойдете в обычную.
Психиатр Александр Корнев считает, что выбор специалиста — действительно вопрос доверия к медицине и врачу.
— Пациент не может выбирать препарат, читая справочники и собирая сведения в медицинской литературе. Врач на то и врач, чтобы на основе своего опыта, аккумулируя самые разные сведения, выбирать определенную тактику. И пациенту остается только доверять врачу и следовать его рекомендациям. Если у него возникает по каким-то причинам сомнение, он меняет врача, идет к другому. Но он не может, бегая между тремя врачами, пытаться сравнивать и выбирать, для этого надо самому слишком много знать. Разумеется, врач, как и любой специалист, может и ошибаться. Тактика, которую выбирает врач, как я уже сказал, одному больному может подходить, а другому не очень. Поэтому я считаю, у родителей есть только один правильный выбор: доверять врачу, если он показался заслуживающим доверия.
По мнению психиатра, врач, который подробно и внимательно выслушивает все тонкости и особенности симптоматики, личную историю использования и действия разных препаратов, анализирует услышанное, безусловно, должен вызывать доверие. В то время как импульсивные, категоричные рекомендации, без выяснения индивидуальных особенностей пациента, должны вызывать сомнения и скепсис.
— Люди очень разные, и болезненный процесс может протекать по-разному, хотя диагноз может быть один и тот же. И настоящий, глубоко мыслящий врач это понимает и каждый индивидуальный случай анализирует именно как индивидуальный случай, а не привычно назначает то, что он уже сотни раз назначал.
— Бывает так, что родитель начал лечение, два месяца давал ребенку ноотропы, бросил со словами: «Они не помогают!» А ноотропы имеют накопительный эффект, то есть важна длительность, системность?
— Конечно, особенно когда речь идет об отставании в развитии. Обычно курсовое лечение должно повторяться с определенными интервалами: допустим, двухмесячный курс лечения, перерыв на два месяца, потом еще один курс. С одного курса лечения редко бывает эффект, когда речь идет о ноотропах.
— Почему?
— Потому что ноотропы радикально в мозгу ничего изменить не могут, они не могут прибавить разом умственных способностей. И никто это и не обещает в аннотациях к лекарству. Ноотропы увеличивают ресурсы активности. Если образно сравнить мозг с лампочкой: она может светить вполнакала или в полную мощь. В каком-то смысле так же и с мозгом: если он работает на низком энергетическом обеспечении, то не хватает ресурсов на усвоение новой информации, скорость ее обработки, решение комплексных и сложных задач. Соответственно, это тормозит самообучение, освоение новых навыков, то есть движение вперед в развитии. Если мы с помощью разных средств увеличили объем ресурса, то это облегчает, улучшает движение вперед за счет своих же ресурсов.
— То есть это своеобразный допинг?
— Нет, это не допинг. Допинг ‒ это искусственная стимуляция, а ноотропы улучшают
энергетический обмен в мозговых тканях, то есть увеличивают внутренние ресурсы.
Процесс развития происходит постепенно, иногда быстрее, иногда медленнее. Но за два месяца резко «рвануть» вперед — это редкость. Только если лечение было назначено в
переломный, критический период развития, когда уже организм подготовился к переходуна новый уровень. А если нет, то требуется прохождение трех, четырех, пяти, шести курсов. И чем раньше начать лечение, тем заметнее эффект.
— Какие исследования и анализы нужны перед назначением ноотропов?
— Если у ребенка есть повышенная судорожная готовность или активность, скрытые эпилептиформные очаги, то некоторые ноотропы действительно могут провоцировать или усиливать эту активность. Поэтому врач, собирая анамнез, выясняя всю симптоматику, подозревая, что такое может быть, обычно назначает электроэнцефалографию. Но это исследование — не абсолютная гарантия, что все риски удается выявить. И в возрасте два-три года ее делать сложно, потому что для нормальной электроэнцефалографии желательно, чтобы ребенок 15-20 минут находился в состоянии неподвижности. В любом случае это решает врач.
— Может ли ноотропы назначать невролог или это исключительно прерогатива психиатра?
— Невролог имеет точно такое же право назначать ноотропы, как и психиатр. Но чем отличается невролог от психиатра? Сферой компетенции. Если у ребенка проблемы, связанные с поведением, эмоциональными расстройствами, умственным развитием, то есть с высшими психическими функциями, это требует серьезного психопатологического анализа. Нужна консультация психиатра.
А если у ребенка органическая патология, связанная с повреждением нервной системы, вегетативные нарушения, нарушения координации, головокружения, головные боли, повышенная утомляемость, нужно идти к неврологу. Частично при многих формах патологии сферы компетенций невролога и психиатра пересекаются.
— В сообществах мам детей с аутизмом можно встретить такие мнения: «Мамы малышей, не давайте ноотропы детям, чтобы не развивались потом большие проблемы. Если ребенку суждено заговорить, он заговорит и без ноотропов». Что вы думаете о таких советах?
— Любые категоричные заявления родителей всерьез воспринимать нельзя. Советы может давать лишь тот, кто разбирается в вопросе, имеет образование, знания, опыт. Но, увы, у нас довольно часто люди склонны прислушиваться к советам родственников, приятелей, соседей: «Вот, у них это получилось, я буду делать то же самое, раз такой хороший эффект!» Это очень рискованно, потому что, если у одного все получилось хорошо, это не гарантия, что у другого все будет так же.
«Теперь не верю ни в какие лекарства»
Родители Артема Дорошенко всегда безоговорочно верили врачам. Когда стало окончательно понятно, что у сына аутизм, психиатр прописал им целую «портянку» лекарств. Родители почитали про побочные эффекты, задали вопросы доктору. «Вероятность побочных эффектов минимальна, — заверил их врач. — А вот польза несомненна». После 2-месячного курса ноотропов Артем принялся расцарапывать себе лицо, начал пинать кошку и перестал соблюдать какой-либо режим.
Мама мальчика обратилась к другому врачу. Психиатр отменил Артему ноотропы, у мальчика постепенно ушла агрессия и аутоагрессия. Мама Артема теперь не верит ни в какие лекарства, а доверяет только более «мягкой» терапии — занятиям с дефектологом, массажу, курсам реабилитации в специализированных центрах.
По мнению психиатра клиники DocDeti Елисея Осина, врачи часто во главу угла ставят свой опыт вместо критического мышления и считают, что индивидуальный опыт является мерилом эффективности.
— Вместо полноценного анализа своего опыта они декларируют: «А я вижу, что помогает!» И такие врачи часто приводят подобные истории из личной практики. Например, как 5-летний ребенок заговорил после когитума. Некоторым врачам кажется, что этого факта достаточно, чтобы назначать препараты. А этого, конечно, недостаточно.
Елисей Осин уверен, что также врачи не всегда исповедуют принцип честности, который должен лежать в основе назначения лекарств.
— Врач перед назначением должен сказать: «У вашего ребенка я диагностирую расстройство аутистического спектра. Есть методы, которые точно работают, но про них я вам сейчас рассказывать не буду. Есть препараты, которые произвели в нашей стране, систематически не исследовали ни у детей, ни у подростков, ни у взрослых. Мне лично кажется, что они работают, но я могу ошибаться. При этом то, что родители приписывают эффекту препаратов, может быть на самом деле эффектом их труда». А врачи обычно говорят только малую часть или не говорят вообще ничего.
— Почему тогда кому-то ноотропы помогают? Реальный случай: ребенок плохо говорил, пропили когитум, он начал говорить. Как вы это объясните?
— А как вы объясните тот факт, что при 3-й стадии рака помогает гомеопатия? Когда родители отказались от любой химии и получили результат. И есть факт: был ребенок с лейкозом, стал ребенок без лейкоза.
Иногда бывает, что к нам приходит тяжелый эпилептик, и вдруг через полгода мы отмечаем, что течение эпилепсии стало более легким. Да, мы признаем: мы не всегда знаем все про нервную систему и не всегда можем предсказывать вот такие вещи. Но также очень важно, что мы в нашей практике не ориентируемся на чудеса. Если кто-то расскажет нам историю, как ребенка отвезли к священнику, он помолился и ребенок начал разговаривать, мы с уважением к этому отнесемся. Наверное, скажем: «Здорово, что вера помогает». Но мы же, врачи, не станем рекомендовать это, правильно? Что-то случилось, ребенок начал разговаривать. Что-то, что мы не до конца понимаем.
Врач отмечает, что второй важный фактор, влияющий на лечение нарушений развития — это положительная динамика с возрастом. Даже если родители и врачи ничего не делают, ребенку становится лучше.
— Дети с расстройствами речи потихоньку начинают понимать речь и говорить. Аутичные детки постепенно начинают вступать во взаимодействие и лучше реагировать на мир. Дети, которые не понимают математику, понемногу начинают в нее въезжать и так далее. То есть у части симптомов разных расстройств может быть спонтанное улучшение, иногда даже спонтанная ремиссия.
По словам Осина, это происходит не потому, что врачи что-то сделали, а потому, что так устроена нервная система. Но очень часто лекарствам приписывается эта заслуга.
— Классический пример, который гомеопаты очень любят приводить: «Мы снимаем болевые синдромы». Чаще всего это означает: человек пришел к гомеопату на пике боли. Но особенность мигрени в том, что она сойдет в какой-то момент на нет. И человеку станет легче. Но не потому, что он принимал лекарства, а потому, что это лекарство назначили ровно перед тем моментом, когда само по себе должно было стать лучше.
В случае с детьми с нарушениями развития срабатывает и комплексный подход. Одновременно с приемом лекарств люди начинают делать множество вещей — заниматься с дефектологом, логопедом, проходить поведенческую терапию. И многое из того, что приписывается лекарству, зачастую создается руками самих родителей.
Могут ли ноотропы быть опасны
В описанном случае с Артемом врач заверил родителей, что побочные эффекты от лекарств минимальны, а польза несомненна. А вышло совсем наоборот: лекарство вызвало агрессию у ребенка, лишь его отмена нормализовала состояние мальчика.
— Из-за отсутствия исследования мы не знаем, с ноотропами ли это связано, — говорит психиатр Елисей Осин. — Может быть, это случайность, а может быть, так проявило себя расстройство.
Но мне кажется, родители должны сами себе задать вопрос, готовы ли они на такие эксперименты с собственными детьми? Если да, то пожалуйста.
Может быть, ноотропы — на самом деле единственная причина, почему ребенок через 10 лет начнет разговаривать. Мы просто не знаем, недостаточно данных. В медицине это называется «отдельный случай». Но отдельный случай не может быть ни основанием для назначений лекарств, ни поводом судить о побочных эффектах. Истории о развитии эпилепсии на фоне ноотропов мы слышим постоянно. Как и истории о чудесах.
Прямой вред от лекарства и осложнения для здоровья пациента вполне возможны, уверен невролог Святослав Довбня. По его мнению, рано или поздно становится понятно: это лекарство лучше не использовать или назначать в крайнем случае. Но бывает и вред косвенный: трата времени и денег без результата.
— Показалось, что ребенок лучше развивается, но в реальности никакого существенного эффекта не было. Например, родители, вместо того чтобы заниматься развитием речи с помощью поведенческих подходов и занятий, тратят свои силы и средства на лекарства.
Психиатр Александр Корнев подобной статистики не встречал, хотя небольшой риск не
исключает. Он придерживается иного мнения:
— По своему опыту могу сказать, что серьезные побочные явления случается встречаются это редко. Если ребенок изначально расторможен, агрессивен, гиперактивен, я предполагаю, что такой риск возможен, и родителям об этом сообщаю. Прошу их показаться через 2-3 недели. Само по себе это неопасно и проходит при отмене препарата.
Чем лечить детей с нарушениями развития
Современная наука сегодня рассматривает многие нарушения развития как состояния, а не как болезни, поясняет невролог Святослав Довбня. Есть множество состояний, с которыми человек рождается, растет, может развиваться, от которых не существует лечения. И они, по сути, не являются заболеваниями. Допустим, синдром Дауна нельзя назвать болезнью, это особенность человека, как цвет кожи или волос.
То же самое происходит и со многими другими нарушениями развития, в том числе и с аутизмом (расстройством аутистического спектра).
— Чтобы что-то излечить, должна существовать какая-то внятная теория, что именно излечивать.
Наука пока не знает, в каком месте у человека с аутизмом есть поражения мозга и есть ли они вообще.
При этом известно, что при аутизме есть 2 основных ключевых дефицита — нарушение социальной коммуникации и повторяющееся стереотипное поведение, могут быть другие, сопутствующие проблемы, в том числе расстройства и заболевания, поддающиеся лечению, например эпилепсия, тревожное расстройство, депрессия, гиперактивность.
Пока нет «таблетки» от ключевых дефицитов при аутизме, основными методами помощи будут поведенческий анализ, дополнительная коммуникация, структурированное обучение. Но при этом нельзя забывать и про лечение сопутствующих расстройств и заболеваний, уверен врач.
— В настоящий момент я не знаю о существовании серьезных исследований, доказавших, что просто в результате приема лекарств серьезно улучшились коммуникативные навыки, появилась речь, развились бытовые, академические навыки, или кто-то научился играть, дружить, работать или, например, выучил иностранный язык. И я думаю, что пока таких исследований нет, мы должны использовать то, что доказанно эффективно работает, а не заниматься самообманом.
Психиатр Елисей Осин согласен с тем, что чудо-препаратов от подобных нарушений нет, а полноценная развивающая работа создает умеренно положительные улучшения, которые со временем иногда превращаются в качественные.
— Можно наладить систематическое обучение, построить программу развития этого ребенка. Это будет основой. А потом менять среду. Например, если ребенок пошел в школу, нужно ему давать, наверное, другие задания по русскому языку, тренировать переключение, если у него проблемы переключения возникают из-за проблем с речью. И если есть сопутствующие заболевания — депрессия, нарушения сна — а они часто есть, тоже это лечить.
По словам врача, спрос на такого рода услуги значительно выше, чем предложение: в Москве хороших центров, которые занимаются обучением и развитием — около двух-трех десятков, в то время как требуется около 100. Помощь существует, но ее не так много и она не оплачивается государством. Серьезная проблема в том, что почти вся она возможна лишь на деньги родителей.