Насилие и принуждение со стороны учителей
По словам учителя литературы Ирины Лукьяновой, часто педагоги пытаются компенсировать недостаток авторитета в детских глазах привычным насилием, которое «столько лет работало»: криками, принуждением, обзывательством, запугиванием.
Ирина Лукьянова
— До сих пор не остается других способов воздействовать на ученика, чтобы призвать его к порядку, кроме насилия — если не физического, то психологического, — считает учитель.
Классический пример: «Вы ЕГЭ не сдадите, пойдете в дворники».
— И дети класса с седьмого уверены, что ЕГЭ — это что-то запредельное и им, дуракам, не по уму. От всего этого в школе давным-давно пора избавляться. Должны существовать ясные правила для детей, должно быть четкое понимание того, что будет, если эти правила нарушаешь. А педагогов, разумеется, следует учить поддерживать в классе дисциплину, а у детей — мотивацию ненасильственными способами. Это вполне постижимые профессиональные умения, но в школе они до сих пор в дефиците.
Отсутствие выбора у ученика
Алексей Голубицкий
— Если честно посмотреть на жизнь ученика в школе и попробовать увидеть, что он может выбирать, то мы увидим, что школа представляет собой место, с этой точки зрения мало отличающееся от мест лишения свободы, — считает учитель географии Алексей Голубицкий. — Несмотря на декларацию этой возможности в действующих федеральных нормативных документах, ученики редко выбирают темп освоения программы, не могут выбирать курсы и форму освоения и аттестации.
В «Школе будущего» Калининградской области, где Алексей Голубицкий является директором, с этим пытаются бороться. Педагоги дают детям возможность выбирать, начиная от выбора внеурочных курсов, модульного освоения технологии, третьего часа физкультуры в секционном формате в начальной и подростковой школах и заканчивая индивидуальным расписанием каждого ученика в старших классах.
— Осознанный выбор жизненного пути происходит намного легче у тех, кто много раз потренировался в ситуациях, когда ставки не так высоки, — рассуждает директор.
Стремление быть первым
Всеволод Луховицкий
— Много лет основной упор у нас идет на соревнование, на поддержку лучших, талантливых детей, на выявление гениальных. Но никто не доказал, что именно соревнования идеальны даже в средних классах для нормальной учебы. Сколько возникает проблем — психологических и каких угодно — из-за того, что ребенок не может стать первым, — комментирует учитель русского языка и права, член профсоюза «Учитель» Всеволод Луховицкий.
Он отмечает, что в школе воспитывают человека, который «расталкивает всех локтями и рвется вперед», а сами школы оцениваются с точки зрения результатов ЕГЭ, олимпиад и поступления в вузы.
— Это все чисто формальные оценки. Говорить о том, что та школа, из которой много детей поступило в университеты, заведомо лучше другой, странно. Для меня это большой вопрос, — резюмирует педагог.
Наказание вместо разбора ошибок
Школьные учителя привыкли «тыкать» ребенку его ошибками. Ирина Лукьянова уверена, что при таком подходе ребенок сразу привыкает к тому, что ему либо все нужно делать идеально, либо — не делать ничего.
— Если человека постоянно кошмарить его ошибками и указывать на его несовершенства, то мы отобьем у него всякую охоту заниматься чем бы то ни было.
Однажды на курсе творческого мастерства ее ученица написала талантливый прозаический отрывок и спросила: «Какие у меня есть ошибки?»
— Ну какие ошибки могут быть в творческой работе? Я показываю, где более удачно, где менее, что можно переделать, чтобы стало еще лучше. «Большое спасибо, что указали мне на мои ошибки, это больше никогда не повторится». Я чуть не заплакала. Можно подумать, что она совершила какое-то безобразие, которое заставило ее потерять лицо. А на самом деле я просто убрала деепричастный оборот, чтобы сделать предложение чуть-чуть проще, и объяснила, почему такие обороты могут утяжелять предложение.
Главный — учебник, а не школьник
Михаил Павловец
Главный в образовательном процессе — не сам школьник, а учебник. А школьник — объект для «закачивания в его память больших объемов информации», считает преподаватель литературы Михаил Павловец.
— У нас субъектностью обладает сам учебный материал, которому придают статус «содержания образования»: в истории это «ключевые исторические факты и личности» (перечисленные в пресловутом Историко-культурном стандарте), в литературе — «обязательный список произведений» из Кодификаторов ОГЭ и ЕГЭ, в русском языке — перечень правил и грамматических категорий, которые следует зазубрить. Учащийся же — тот, кто стоит в позе долженствования по отношению к этому материалу, кто должен его «пройти», «усвоить» и «сдать».
Поощряется работа по шаблону, а не самостоятельное осмысление материала
Система школьного образования заточена на воспроизведение готовых образцов, а не на работу с источниками и самостоятельный анализ, рассказывает Ирина Лукьянова. Многие учителя говорят, что дети хорошо натасканы решать задачи по образцу, отвечать на вопросы, требующие найти ответ в тексте параграфа. Но как только задание меняется так, чтобы надо было подумать, повспоминать, поработать с информацией — они теряются.
— Как решать задачу, если таких образцов нет в учебнике? То же самое с историей.
«Назовите даты правления того-то и того-то». Да, назовут. Но если спросить, например, чье правление они бы связали с прорывом в области внешней торговли? Бац — тут уже засада.
Итоговые сочинения и сочинения на ЕГЭ преподаватель называет «самой вредной работой, которая только может быть», потому что школьники намертво усваивают шаблон, в результате которого теперь вся молодежь страны начинает каждое свое второе предложение со слова «также».
— «Также представляется необходимым отметить, что…» Будь это блог о моде или бизнесе, статья для газеты или доклад на школьной научной конференции — все одинаково. Это то, на что натаскали страну за буквально последние несколько лет.
Бюрократия
Во многих школах остается дублирование электронного и печатного документооборота, сохраняются письменные журналы — если не по предметам, то по дополнительному образованию. Учитель обществознания и истории, член профсоюза «Учитель» Дмитрий Казаков рассказывает, что все это отнимает у педагогов много времени.
— Даже если ты заполняешь электронное портфолио, ты все равно должен хранить пачку бумаг. За каждый свой плюсик ты должен отчитаться документами. Чаще всего администрация требует не электронный документ, а печатный, потому что боится проверки прокуратуры или чего-то еще. Проблема не в том, что много сохраняется старого. Новые методы и технологии обучения льются на нас, как из рога изобилия. Но из-за бюрократии и прочей бесполезной работы все это получается очень поверхностно, для красивой картинки.
Программа перегружена, а учитель не всегда свободен распределять часы
На примере своего предмета преподаватель литературы в старших классах Константин Поливанов показывает, что школьная программа сегодня слишком насыщенна. В частности, по литературе ученикам приходится читать много больших произведений.
Константин Поливанов
— Мне кажется очень важным приобретаемое в 10-м классе умение читать, обдумывать, обсуждать большие тексты. Но должно ли таких текстов быть три или шесть — я скорее склоняюсь к первому ответу. Все же специфика литературы как школьного предмета предполагает совмещение двух не очень легко соединяемых процессов: школьник должен получать удовольствие от чтения, с одной стороны, и ему должно быть интересно на уроке, с другой. Соединить это еще и со всеми остальными нагрузками очень сложно.
По мнению Константина Поливанова, учитель должен быть максимально свободен в распределении часов между «программными» произведениями, так как никогда нельзя знать заранее, какой литературный текст окажется более или менее значим для содержательного разговора и со-размышления учителя и класса. Сколько именно часов потребуется на «Войну и мир», «Евгения Онегина» или «Отцов и детей» — это невозможно и не нужно определять заранее.
— Хочется, чтобы учителям как можно меньше мешали работать так, как им хочется, — подытоживает педагог.
Процедуры аттестации учителей
Учителя должны каждые пять лет проходить аттестацию. Чтобы это сделать, им необходимо документировать все свои достижения за этот период. Помимо этого учителя обязаны проходить курсы повышения квалификации. Это отнимает много времени, отмечает Дмитрий Казаков.
— Этих курсов очень много. В прошлом году мне пришлось пройти четверо курсов, это больше 100 часов. Работать некогда, только успевай учиться, — рассказывает учитель.
Проверочные работы
У педагогов есть большие претензии к ВПР, различным другим проверочным работам и срезам. Они не показывают реальных знаний, но при этом дают учителям дополнительную нагрузку.
Дмитрий Казаков считает, что «министерство не доверяет школам и педагогическим коллективам» и через ВПР создает дополнительный способ контроля.
— В инструкциях к ВПР есть запись о том, что специальной подготовки к ним не требуется. Но если ВПР написаны плохо, существует определенный набор санкций. Формально к учителю привязаться нельзя, но в прошлом году в декабре был спущен документ, где сказано, что мы должны проанализировать, как прошли ВПР, где есть упущения, и предоставить отчет. Для чего это нужно, никто не понимает.
Ненужные мероприятия
Учителей заставляют проводить множество флешмобов, акций, открытых уроков и конкурсов к разным датам. После каждого мероприятия обязывают предоставить фотоотчет. Иногда учителя из-за нехватки времени ничего не проводят, но все равно вынуждены делать фото. Дмитрий Казаков называет такую работу «бессмысленной».
— Администрация тоже понимает, что это вредит, поэтому разрешает просто красиво оформлять. И в этом круговороте ты думаешь только о том, что тебе нужно выжить и успеть провести все, что на тебя возложили. О какой-то инновационной педагогической деятельности здесь и речи не идет.
Несвобода директора
Преподаватель русского языка и права Всеволод Луховицкий видит в организации управления школой «сознательно допущенное противоречие». С одной стороны, школой по закону управляет директор. С другой стороны, директор реально не может ей управлять, потому что он не является хозяином.
— У него нет денег, не он их вкладывает, поэтому он не может распоряжаться ими так, как он считает нужным.
А тот, кто дает деньги — то есть региональная власть или муниципальная, — не несет никакой ответственности.
Когда к ним обращаются, например, учителя, они говорят: «Разговаривайте со своим директором, у вас есть руководитель». И в результате не понятно, кто отвечает.
Педагог объяснил «Правмиру», что формально директор может делать все, что хочет, в очерченных законом рамках. Но учредитель способен снять директора с должности без объяснения причин в любое время (ст. 278 ТК РФ). Таким образом, директор абсолютно зависим от учредителя и в итоге ничего не может сделать сам, а учредитель никакой ответственности ни перед кем не несет.
Дефицит современных образовательных пространств
Михаил Павловец уверен, что современная школа не должна быть переполненной, в ней должно быть немало приватных уголков, позволяющих школьнику уединяться или объединяться в небольшие группы — для общения, совместного решения тех или иных задач, далеко не только учебных.
— Знаю, что многие тут же подумали о чем-то нехорошем, но это — обычный синдром недоверия нашим детям и подросткам, и вот дефицит доверия к ним — это еще один вопиющий дефицит.
По мнению преподавателя, образовательные пространства должны быть открытыми.
Обилие заборов и запоров в школах не способствует ни безопасности, ни полноценности образовательного процесса.
— Часть учебного времени дети обязательно должны проводить на улице — и во время перемен (когда я бы насильно выгонял всю школу бегать по двору, как это делают в суровой Финляндии), и во время занятий: страшно недостает в школе занятий за пределами ее стен.
Система финансирования школы
Сегодня каждый регион по собственному желанию финансирует образование школьника, отмечает Всеволод Луховицкий.
— И это абсолютно непрозрачно. Нигде, ни на одном сайте ни одного регионального правительства мы не могли найти подробное объяснение, почему выделено столько денег, а не столько, на что именно они должны тратиться.
Эту систему педагог называет «заведомо несправедливой», так как единое образовательное пространство России, прежде всего, должно обеспечиваться одинаковыми возможностями.
— То есть необходимо перевести финансирование на федеральный уровень, как минимум — задать некоторые базовые нормативы по всей стране, подкрепленные федеральным бюджетом. Этого, к сожалению, до сих пор нет и вряд ли будет в ближайшее время, — резюмирует Всеволод Луховицкий.