Дискуссия вокруг новой книги Владислава Крапивина «Тополята» разгорелась в православном рунете серьезная. Вот только два примера: статья Михаила Тюренкова и заметки Виталия Каплана.
Только спор, как мне представляется, идет совсем не о том, о чем стоило бы говорить в связи с этой книгой.
Я дочитывал ее в битком набитом крымском автобусе по дороге в Новый Свет, куда решил заехать после окончания крымской командировки. Еще одна крапивинская история про замечательных мальчишек, ищущих свое место в прекрасном и яростном мире, не отпускала, что ни говори, пока не доберешься до последней страницы…
И уже в Новом Свете, среди сумрачных скал и весенних цветов над тихим морем, я увидел двух барышень, которые фоткались на фоне неописуемых местных пейзажей. Но на фон они не особо смотрели: одна переживала, что на фотках у нее ноги слишком толстые вышли, другая успокаивала, что не слишком. И пришло мне в голову, что наша православная дискуссия о книге Крапивина немного похожа на их разговор. Нас интересует не фон, а какими вышли в этой книге православные, достаточно ли они привлекательны…
Сразу скажу: недостаточно. В романе среди прочего подробно изображен православный лагерь, где детей готовят к грядущим боям за Святую Русь, а пока что учат доносить друг на друга, после чего за прегрешения натурально секут, спустив штаны. Православные возражают: не бывает таких лагерей! Ответ самого Крапивина прост: бывают, и даже ссылки есть.
Православные снова возражают: но это искажения, перегибы, нетипичные явления, и вообще всё совсем у нас иначе… Ну так и у писателя есть право на вымысел, преувеличение и т.д. Он же не отчет пишет о конкретном лагере, а свое художественное видение излагает. Едко, но метко.
И заметим, что как раз православным в этой книге досталось меньше всего. Власти всех уровней изображены в ней бандитами и наглыми временщиками, милицо-полиция – их бездушными пособниками (был один честный подпоручик, да и того уволили). А уж какими черными красками рисуются органы опеки и ювенальной юстиции, главной отрицательной героини романа… Гестапо, да и только. И это уж точно несправедливо: в органах опеки есть приличные люди, которые действительно помогают детям и защищают их от домашнего насилия, оно у нас существует и порой принимает совершенно зверские формы. Но роман, как и водится у Крапивина, рисует почти всё в черно-белых красках.
И вообще, изображена в нем под названием Империи явно современная Россия, но какая-то особенно неуютная и мерзкая – не случайно город с милым названием Колыбельцев в ней переименовывают в грохочущий иноземный Айзенверкенбаум, а полицейские чины носят нелепые звания штабс-прапорщиков (что-то вроде генерал-ефрейтора для тех, кто понимает). Это вообще не Россия, а какая-то пародия на нее, и православие там тоже такое, пародийное. Обидно!
Но наши возражения напоминают мне партийные выговоры писателям советских времен: недостатки в работе партийной организации изображать можно, но они должны выглядеть частными, нетипичными явлениями, всякое зло должно получать принципиальную оценку и выговор по партийной линии. И добро, развернув знамена, должно отправляться на стройки социализма… хотим ли мы подобного худлита на православную тематику?
Так он существует, причем в изобилии. Просто Крапивин пошел другим путем. И книги Крапивина, в отличие от того самого православного худлита, читают, любят и знают, в том числе и православные дети, а скорее даже взрослые, сохранившие подростковую тягу к романтике и непримиримость ко злу.
Кстати, жесткие цензурные запреты в советские времена приводили к тому, что писатели поплоше создавали вполне проходные и тошнотворно скучные эпопеи о руководящей роли партии, а те, кто поумнее, изящно вставляли этой самой партии шпильки, говоря о ней внешне вполне уважительно.
Во МХАТе на спектакле «Так победим!» по пьесе Шатрова про последние дни Ленина зрителей поражал контраст между мудрым и благородным Ильичем на сцене и совсем другим, немощным и никому не интересным Ильичем на трибуне Мавзолея. Дошло до того, что однажды зритель вскочил с места и стал выкрикивать: «Ненавижу ваш строй, верните Ленина…» Так что еще сто раз надо подумать прежде, чем требовать от мастеров художественного слова внешнего почтения к церковной жизни.
Но вернемся к книге. Она типично крапивинская, тут есть всё, что радует одних, безразлично другим и уже приелось третьим: идеальные мальчишки с корабликами на кармашках, отвратительные мерзавцы-взрослые, несколько размазанный финал после мощного действия, немотивированные «чудеса по заказу» для обеспечения полного и окончательного хэппи-энда. Но без этих деталей – уже будет не совсем Крапивин, правда? А книга хорошая, от нее и в самом деле трудно оторваться… и она, на мой взгляд, вот о чем.
Это карикатура, почти антиутопия на тему последних веяний общественной жизни, а именно, навязчивого вторжения коррумпированной власти в частную жизнь. В девяностые годы, пожалуй, все граждане нашей страны без исключения получили только один, но зато бесценный дар: свободу частного пространства. Остальное есть предмет пререканий, но вот эту свободу оценили, на мой взгляд, все. И потому во время любых переделов собственности, любых модернизаций и укреплений вертикали была отдушина: по крайней мере, домой к нам не лезут, не учат щи варить и детей воспитывать.
Теперь полезли. Видимо, не хватает уже нефти и властных полномочий, и те, кому положено, открывают новый ресурс для роста своего личного благосостояния: контроль за семейной жизнью. Не вписываешься в заданные государством стандарты? Не хочешь, чтобы по этому поводу у тебя детей забрали в приют? Умей договариваться… А для идеологического обеспечения этой кампании выдвигается безупречный, на первый взгляд, лозунг защиты детей. И попробуй тут возрази!
Но ювенальная юстиция – далеко не единственное явление такого рода. Точно так же в нашу частную жизнь вторгается многое иное, например, хищничество сращенных с властью девелоперов, разрушающих городскую среду ради собственной выгоды. О них в романе сказано достаточно много. И прислушиваясь к заявлениям православных священников о дресс-коде и тому подобных мерах, люди начинают беспокоиться: как, и эти тоже? И они будут нам диктовать, как одеваться и что вообще делать? И детей наших будут воспитывать, как им захочется?!
Эти опасения, на мой взгляд, естественны. Обоснованы ли они? Отчасти да, и после боголюбовского скандала это трудно отрицать. Что бы ни происходило на самом деле в монастырском приюте, мы убедились в одном: это было, по сути, отдельное и закрытое ото всех государство, в котором действовали свои собственные законы. И есть все основания полагать, что подобный порядок, даже если он был заведен из самых лучших побуждений, приводит к вседозволенности и бесконтрольности воспитателей и полному бесправию воспитуемых.
И дело вовсе не в побоях, сам факт которых к тому же трудно доказать. К сожалению, по многим другим примерам можно судить, что вывеска «православного воспитания» иногда подразумевает именно что выработку у детей послушания, смирения, и еще раз смирения и послушания, а остальное уж как получится. Вот реальная история воспитанницы такого православного заведения. Били ли ее там? Да неважно, вполне вероятно, пальцем не тронули, а наоборот, всячески ласкали и жалели. Но вырастили из нее человека, не способного осознать и отстоять свои интересы и собственное достоинство. Человека, которого бить будут ближние – и вроде как всё по евангельским и святоотеческим цитатам делается, а общее ощущение возникает очень неприятное.
Вот об этом и сказал Крапивин. В его книге за душу и тело мальчишек борются две тоталитарные идеологии: глобализм, который прикрывается лозунгами о защите прав детей, и национализм, который использует для декора православие. Но именно использует для декора, не более того. И Крапивин, полагаю, вполне обоснованно считает, что в данном случае «оба хуже». Дьявол предлагает нам выбор…
Писатель не дает никаких советов, как справиться с этими напастями. Мальчишки реагируют по-детски: грозятся прыгнуть с балкона, пускают стрелу в неуемного и неумного воспитателя, наводят на полицейских заряженную отцовскую двустволку (хорош, кстати, отец, который повесил ее в прихожей!). Ну и всё в таком духе. Но есть и другой пример: в самом-самом конце книги проповедь настоятеля городского собора по ТВ обличает ювенальное зло, и к его голосу прислушиваются даже власти. И зло как-то само собой рассасывается. Есть, оказывается, у нас не только порох в пороховницах, но и «слово со властию», слово, к которому прислушиваются и простые граждане, и властители. Пока прислушиваются.
На что мы употребим данное нам слово? Будем ли требовать почета и внимания к себе, таким духовным и достойным, или подскажем растерянным людям в трудную для них минуту, как жить и к чему стремиться? Не по внешности, но по сути… Вот о чем напомнила нам новая книга Владислава Крапивина, и, на мой взгляд, очень вовремя.