«Школьник отлично сечет в математике, а в 25 понимает — это не то, что он хотел». Когда надо сделать ошибку?

21 Фев

Подписывайтесь на наш подкаст:

Школа не должна превращаться в город-сад за забором

— Школа должна готовить ребенка к реальной жизни, но элитарные школы, в которые все хотят поступить, замыкают ребенка в социальный пузырь и готовят к тому, что он будет вращаться только в среде себе подобных. Этим элитарные школы вредны. Вы согласны?

— Любая селективность — это спорная вещь, но сверху это не решается. К нам в лицей ежегодно хотят поступить около 5 тысяч человек, и конкурс возникает сам собой, потому что такое количество взять нельзя. 

Это же можно сказать и про другие школы. Вы же не можете запретить туда поступать. Как ни выравнивай картину, отбор неизбежен.

Но важно, как школа на это реагирует. Например, у нас из 2000 учащихся около 400 имеют право на бесплатное питание в зависимости от их социального статуса. Это говорит о том, что у нас неоднородный социальный состав ребят и они не замкнуты в своем пузыре.

А вот поставить высокий забор и сделать за ним город-сад для избранных — здесь я категорически против. 

— Многие директора говорят, что у них в школе так хорошо, что детей и поздно вечером домой не выгонишь. Надо ли стремиться к тому, чтобы старшеклассники находились в школе как можно дольше? 

— Задерживаются допоздна обычно те, кто нашел для себя хорошую среду сверстников. И тут уж точно не может быть единообразия: «давайте сделаем такую школу, чтобы в десять вечера учеников еле-еле можно было выгнать». Это абсурд. Важно то, чтобы школа предоставляла разные варианты разным детям, потому что каждый из них «съедает» ее в подходящем именно для него объеме. В 15, 16, 17 лет они вполне могут регулировать свою жизнь так, как считают нужным. 

Поэтому у нас в лицее есть те, кого мы выгоняем по вечерам, и те, кого мы не отказались бы видеть почаще.

— В хороших школах ученики и учителя — часто одна команда. Всё у них вместе — экскурсии, походы, театральные постановки. В результате возникает некоторый закрытый орден. Вам знакома эта проблема?

Осознанная педагогическая позиция может состоять только в том, что у ребят есть разные варианты самовыражения. Школа специально работает над тем, чтобы их было много. 

Я приведу один пример. Мы выпускаем более 800 человек каждый год, и иногда дети говорят: «Не хотим это ваше торжественное вручение аттестатов и ночную дискотеку. Не наш формат». Но как же без выпускного?

Тогда мы придумываем, что у нас будет принцип разнотипных локаций, чтобы те, кто не переносят дискотеки, могли бы посидеть в тихом месте и поиграть, например, на гитаре. 

Хорошая школа — это та, где каждый ребенок находит свою нишу. 

«Можно ли поменять учителя? — Нет»

— Абсолютная вариативность во всем, включая времяпрепровождение и образовательные программы, — вот ваш принцип?

— Свобода не бывает без границ. Есть правила, которые не могут нарушаться. Например, лицеист может выбирать себе индивидуальный учебный план, менять профиль, менять уровень изучения предмета. Это нормально, это мы приветствуем. Но некоторые дети стали говорить: «Можно сменить учителя?» Мы говорим: «Нет. Стоп». Они спрашивают: «А почему?» Мы отвечаем: «А учитель может вас сменить? Может прийти в класс и сказать: “Вот вы пятеро, пожалуйста, — идите в другой класс”? Давайте уж на равных, по-взрослому». 

Кроме того, им нужно научиться находить общий язык с разными людьми. Нечасто в жизни можно заменить того, кто тебе не нравится. 

— Некоторые дети торгуются с учителем за оценку. Это инфантилизм — или умение постоять за себя?

— У нас существует культ итогового результата, все эти красные аттестаты, золотые медали, что сегодня, на мой взгляд, не очень имеет смысл. Поэтому, да, такая торговля есть. Это попытка найти простой способ решения проблемы. 

Честный и более взрослый тип поведения заключается в том, что я сам знаю, какой у меня уровень, поэтому мне не надо никого уговаривать и убеждать.

А вот если я накосячил, пропустил какое-то количество занятий и у меня там и здесь завал, то я начинаю искать обходные пути. Дайте мне пересдать один разок, другой, пятый… Ну какое же это взрослое поведение.

— А если не дети, а родители приходят разбираться? И вообще, как вы относитесь к папам и мамам, которые предельно вовлечены в процесс обучения?

— Случается, что и родители приходят. С одной стороны, вовлеченность родителя в жизнь ребенка нельзя не поддерживать. Это уж точно лучше отчуждения, которое тоже бывает. Но если решения принимаются за ребенка, это плохая вовлеченность. А если на равных, то ок. 

Конечно, когда родители говорят: «Вы знаете, у него одна тройка в аттестате, это абсолютно невозможно, это неправильно, сделайте что-нибудь», — это сложные беседы. Я всегда начинаю с вопроса: «Что ваш ребенок сделал, для того чтобы эту ситуацию изменить? Какими возможностями он воспользовался?»

Если родитель пришел, когда учебный год почти закончился, то извините. Мы не можем нарисовать оценку. А вот если в процессе, то можно вместе обсудить, как изменить ситуацию, и договориться о совместных действиях. Например, у нас в лицее есть индивидуальная выпускная работа, которую надо защитить. Если вашего ребенка не устроила отметка за нее, то можно поучаствовать в каких-то внешних конкурсах, занять там какое-то место, и тогда отметка изменится. «О, мы не знали! — часто говорят родители. — Мы расскажем ребенку про такой вариант».

Вот это нормальный разговор.

Дирижеры образования

— Старшеклассники сейчас выходят на финишную прямую, в школах начинается прицельное натаскивание на ЕГЭ. Это правильно, что вся жизнь оказывается подчинена этой задаче?

— В Москве сейчас проходит эксперимент по усиленной подготовке к государственной итоговой аттестации во втором полугодии. Идея в том, что практически все предметы, кроме тех, которые одиннадцатиклассник сдает на ЕГЭ, заканчиваются в конце первого полугодия. А с января по май идет прицельная тренировка по тем предметам, которые ребенок сдает. 

Экспериментировать можно, но в целом усиление значимости подготовки только к госэкзамену — тренд спорный. Мы как бы даем знак и детям, и родителям, что главным итогом должен быть экзамен. Но ведь он просто показывает, насколько успешно за определенный период времени ребенок освоил программу. Есть китайская поговорка, что экзамены — это дирижер образования, но задача образовательного сообщества и школы работать не на экзамен как таковой, а на конкретные навыки и компетенции, которые в результате образования и появляются. 

Как я выстроил свои горизонтальные связи, вырос в своей осведомленности — хоть социокультурной, хоть финансовой? Это сложно на экзамене проверить. 

— Натаскивание — это вообще плохо?

— Любой экзамен — это формат. Освоение формата и навыков сдачи экзаменов — это важно. Но чистое натаскивание — спорная стратегия. Ребенок вскоре забывает все, к чему он готовился.

— Социальные навыки — это какая-то абстракция, а в школе все должно быть измерено, суммировано и преобразовано в баллы, чтобы человек мог конкурировать при поступлении в вуз. 

— Измерительные инструменты в образовании — это правильная идея, без них мы не можем оценить результативность. Но есть другая концепция, которая заключается в том, что в образовании не все можно измерить, но очень многое можно оценить. Другое дело, что оценивать может и сам ребенок. На протяжении образовательного пути перед ним нужно ставить зеркала.

— Что это значит?

— Когда мы выходим из дома, мы смотрим в зеркало — для чего? Чтобы понять, насколько наш внешний вид соответствует тому, что — как нам представляется — нужно для сегодняшнего дня. Вместо того, чтобы каждый день твердить ребенку: «У тебя скоро ЕГЭ, готовься, готовься, у тебя скоро ЕГЭ» и т.д. — лучше собрать объективные данные о том, как выглядит его учебное поведение, чтобы он мог сравнить себя с другими ребятами. Например: «Сейчас февраль месяц. Уже более 60% твоих соучеников выбрали тему для работы». Это что за сигнал? Что за послание? Это зеркало, которое показывает мне, что если я все еще не определился с темой, то нахожусь в невыигрышной ситуации. 

— И ты какой-то лузер, получается?

— Не в этом дело. Суть в том, что не взрослые навязывают мне извне свои представления о том, что хорошо, а что плохо, а в том, что я сам соотношу себя с некой объективной шкалой, которая складывается из данных о моих одноклассниках, ровесниках. Где я по сравнению с ними? От этого зависит и моя учебная стратегия.

Я, например, говорю лицеисту: «Смотри, у тебя есть предметы, по которым ты справляешься блестяще, с пятерками и победами в олимпиадах, а есть такие, где ты дотягиваешь до тройки. Как же так?» Он говорит: «Я сосредоточился на определенных предметах, а на другие не трачу усилия. Меня мой уровень устраивает, мне больше не нужно». Это вполне возможная позиция. Мне кажется продуктивным путь, когда стимулом является не оценка учителя, а самооценка ученика с опорой на определенную систему координат, в которой все ребята находятся. 

«Если твоя траектория задана не тобой, то и ошибки не твои»

— Это фактически вузовская система оценки, с коэффициентами, накоплением баллов за разные виды работ и так далее. Но зачем нужен университет до университета, не рано ли?

— Действительно, лицей поэтому и называется «предуниверсарием», что это потенциально раннее взросление. И это правильно, мне кажется: университет — это взрослая жизнь, высокий уровень ответственности и самостоятельности.

Школа редко работает над этими качествами. Поэтому погрузить ребенка в эту предуниверситетскую, предвзрослую среду, чтобы он себе слегка шишек набил, мне кажется, стоит. Но нельзя заменять университет. Одна из бед таких школ, как наша, состоит в том, что ребята приходят на первый курс и им там нечего делать. Это тоже неправильно, я согласен.

Но и обычной школьной среды недостаточно — слишком уж велик разрыв между старшими классами и первым курсом. Об этом говорит и большой процент неуспешности в вузах, причем у достаточно способных ребят. Что-то с этим надо делать.

— Можно ли дать обобщенный портрет этого «предвзрослого» ребенка? Каким он должен быть?

— Я бы чуть даже расширил ваш вопрос. Если мы говорим про старшую школу и 16-18 лет, то что должно с ребенком происходить, чтобы он был потенциально адаптирован к взрослой среде? Мне кажется, ему важно не бояться совершать ошибки. Звучит банально, но ты делаешь выводы, только когда у тебя есть возможность самостоятельного действия. А если твоя траектория задана не тобой, то и ошибки не твои.

Поэтому, в какой бы школе ни учился ребенок, есть вопрос, который родитель должен себе задать: есть ли пространство для проб, ошибок и их анализа? 

А то нередко бывает, что все у человека прекрасно, он отлично сечет в математике, знает, какая дорога ждет его впереди, а в 25 лет вдруг говорит себе: «Ой-ой-ой, это совсем не то, чего я хотел». 

16-18 лет — время экспериментов, смены траекторий, и для этого эта предуниверситетская среда подходит больше, чем обычная школа.

Как не убиться ради 100 баллов ЕГЭ

— Про какую свободу выбора и социальную адаптивность можно говорить, когда надо набрать 300 баллов на ЕГЭ и от этого жизнь зависит? Можете дать какой-то совет? 

— Два, наверное, совета. Прежде всего, нужно четко ответить себе на вопрос: точно ли мне нужен высокорейтинговый вуз, где очень высокий входной барьер? Может быть, не 300, а 250 баллов, и это сразу ослабляет напряжение. Человек может сказать себе: «Ок, я недополучу что-то в менее сильном вузе, зато параллельно буду заниматься сам». Это первая история.

История вторая: финансовая грамотность детей и родителей. Надо посчитать количество средств, которые тратит семья за 2-3 года, например, на репетиторов, и сравнить его с платой за обучение со скидкой. Например, в Высшей школе экономики есть скидки от 25% до 100%, и мы видим у нас в лицее все больше случаев грамотного подхода, когда ребенок нацеливается на платную форму обучения со скидкой. Эта сумма примерно понятна заранее, поэтому можно сэкономить на репетиторах.

И еще есть образовательные кредиты с очень нормальным процентом, но у нас к этому пока не привыкли.

— Есть семьи, которые не могут себе позволить обучение даже со скидкой.

— Вот поэтому Вышка и другие вузы запускают такие проекты, как «Социальный лифт». Достаточно большое количество ребят могут подать заявку — понятно, все равно значимо с какими-то баллами ЕГЭ, но зафиксировав финансовое положение семьи, — и получить практически бюджетное место за счет университета. Плюс есть еще система грантов, которые сейчас появляются, о которых надо повышать осведомленность. Для части семей это неплохой вариант. 

«Мы стараемся быть рядом, когда трудно»

— Но, если ничего уже не поправить и ребенок чуть не плачет, вы его утешаете? 

— Опыт переживания неудач — сложная история. Хоть сто раз повтори, что это еще не конец света, но слова в этот момент не действуют. Каждый из нас по себе это знает. Поэтому мы не особо стараемся утешать, мы стараемся быть рядом, когда совсем тяжело. 

Но главное, мы пробуем направить разговор с ребенком вот в такое русло: «Да, жизнь в целом несправедлива, но ведь где-то ты сам не доучил, не доделал, не дожал? И тогда в произошедшем есть смысл?»

— То есть ему и так тошно, а вы еще добавляете.

— Не так буквально, но мне кажется, в таком отношении есть залог следующих успехов. Если ребенок остается во мнении, что экзамен неправильный, экзаменаторы плохие, жизнь несправедлива, а я весь в белом, то это слабая позиция. Поэтому очень бережно, но все-таки надо выводить ребенка на рефлексивную позицию, потому что она более конструктивна. И он скажет себе: «Ну да, здесь я точно мог бы выбрать всего три ЕГЭ, а взял шесть и, конечно, не вывез». 

Это не значит, что он плохой или что-то недоработал, просто не очень соразмерил свои силы с возможностями.

— Часто ли у старшеклассников бывают срывы, и есть ли в школе психолог? Или не справился — не боец?

— Бывают, конечно, и это связано не столько с учебой, сколько с общим осознанием сложности жизненных обстоятельств. К сожалению, современный мир — слишком неуютное место, поэтому депрессивные состояния увеличиваются, это огромная проблема. Мы пытаемся с этим что-то делать, но не скажу, что суперуспешно. Одно могу сказать точно: то, как ребенок себя чувствует, для родителей и школы должно быть приоритетнее, чем то, как он учится.

Трендом последних лет мирового образования является так называемое well-being, или социальное самочувствие, или индекс счастья, как это еще в обиходе называют. Невыносимый выбор, перед которым нас ставит нынешняя жизнь, и то, как его переживают совсем еще юные люди, — именно это, а не задачи по математике, должно быть основным предметом педагогической заботы в любой школе.

— Особенно в последний год?

— Год, два, три… Мне кажется, это во многом связано с возрастом, он очень сложный. Но сегодня — и с высоким уровнем неопределенности в жизни и в мире. Это очень сильно влияет на ребят, и они тяжело переживают. Поэтому поддержка со стороны взрослых должна увеличиваться. 

Школа и политика

— В школах иногда случаются споры на политической почве. Как говорить с детьми о политике? Стоит ли?

— Очень важная тема, и здесь есть два уровня. Во-первых, важна ценность чужого мнения, даже если оно противоречит твоему. Его нужно принимать или хотя бы учитывать.

А во-вторых, мне кажется, что политика противоречит учению.

Поэтому школа де-факто, как и любое образование, должна быть аполитична. Ведь наука — это всегда про объективные данные. А политика — про другое.

— Однако школа все больше политизируется, то Николая Островского хотят вернуть, то НВП. Вы вот автомат Калашникова умеете собирать?

— Учился когда-то, да. Но во всем можно найти смысл. Те же «Основы безопасности и жизнедеятельности» можно сделать содержательными и нужными. 

Замечательный педагог Анатолий Георгиевич Каспржак говорил, что школа — это место договора между поколениями. Сверху внедрить НВП или что-то другое не получится. А вот сделать что-то вместе с детьми, договориться о том, в чем может быть польза для всех и как это может, например, повлиять на их физическое здоровье и выносливость, которые нужны, чтобы добраться до 100 баллов ЕГЭ, — это нормальный разговор и совместное проектирование. 

Мы за варианты. Тогда, мне кажется, есть шанс на осмысление, а не на профанацию.

— Вы когда-нибудь в жизни говорили себе: «Ох, и зачем я стал директором школы?»

— Было, и не раз. Очень беспокойная профессия. Самое трудное — переживания по поводу этих прекрасных, удивительных, замечательных, очень душевных ребят. Ты понимаешь, что твои решения влияют на них, и это психологически тяжело. Когда к тебе приходит ребенок, искренне переживает и льет слезы, а ты ничего не можешь поделать, потому что правила игры одинаковы для всех. 

И здесь есть только одно спасение: постоянно делать так, чтобы область принятия решений у взрослых уменьшалась, а у детей увеличивалась. Это сильно упрощает жизнь в том числе и директора. 

Знаете, какой есть важный показатель? Если в школе за год количество приказов директора меньше, чем количество локальных нормативных актов — то есть правил, которые приняты не руководителем, а педагогическим советом или каким-то иным сообществом, — это добрый знак; хорошая страховка и для школы, если директор встал не с той ноги, и для него самого, потому что он распределяет ответственность.  

— Иными словами, поменьше указов и побольше законов?

— Точно. Только я бы добавил — законов, периодически пересматриваемых всеми участниками процесса. Потому что уж очень сильно меняется ситуация за окном.

Фото: Сергей Щедрин