Традиционное природопользование русских монастырей

Монашество на Руси

С древних времен (XI в.) монастыри строились князьями, некоторые княгинями и княжнами, в Новгороде еще и боярами, а также монахами, которые имели в своем распоряжении достаточную сумму денег. Таков, например, монастырь преподобного Антония Римлянина в Новгороде, построенный и обустроенный на деньги самого основателя. Монастыри ставились обыкновенно в городах или поблизости их, но отнюдь не в глуши.

Содержание монастырей обеспечивалось как трудами самих иноков, так и добровольными приношениями мирян. Монастыри наделяли недвижимостью; так, например, Ярополк Изяславич пожертвовал Киево-Печерскому монастырь три волости и село около Киева. Князья иногда жертвовали часть своих доходов; были и денежные пожертвования, доходившие до очень крупных размеров, были вещественные приношения, были и вклады — поминовенные и монашеские. Благодаря этому многие монастыри, в том числе и Киево-Печерский, сделались очень богатыми. Отчасти поэтому к концу домонгольского периода возникает ряд неустройств монашеской жизни; особенно это заметно в XII веке, когда пострижения стали искать богатые люди и князья, уже только в этом действии видя подвиг и спасение.

Но сношения с миром, совсем не принятые на православном востоке, имели и другое значение. Князья берут благословение у игуменов на различные предприятия, посылают их для улаживания дел как послов, принимают советы и ходатайства. Монастыри открывают богадельни и помогают бедным частной милостыней, привлекают народ на богомолье, воспитывают миссионеров (Кукша, Никон, Герасим); там беседуют и просвещают народ (Авраамий Смоленский и Никита Печерский), там заводят библиотеки.

В монгольский период положение несколько меняется. Разрушены и сожжены города, монастыри, храмы, уничтожены святыни и богослужебные книги. Но вскоре монастыри стали строить вновь, в обществе стало распространяться аскетическое делание, так что к концу периода количество монастырей только в северной митрополии достигает 400. Как и раньше, монастыри играют важную общественную роль; игумены служат миротворцами в княжеских несогласиях (преподобный Сергий), являются учительными монахами (преподобный Пафнутий Боровский), деятельно участвуют в церковном движении (препо­добный Иосиф Волоцкий), советуют князьям и обличают их, списывают книги, пишут сами. Общество воспитывается произведениями, выходящими из монастырей, по монастырскому уставу служат в приходских храмах. Монастыри принимают к себе паломников, миссионерствуют, многие устраивают странноприимницы для детей, богадельни, больницы, гостиницы; с некоторых имений, завещанных в монастыри, весь доход раздают нищим на помин, в Троицкой Лавре в определенные дни питают богомольцев. Согласно постановлению Стоглавого Собора, монастыри дают деньги на выкуп пленных. Но все это отчасти было и раньше, сейчас монастыри приобрели особое значение — стали способствовать колонизации.

Монастырская колонизация

Благодаря преподобному Сергию Радонежскому свершился замечательный перелом: заметно возросло стремление к иночеству. В первый век ига (1240–1340 гг.) возникло всего десятка три новых монастырей, зато в следующее столетие (1340–1440 гг.) возникло до 150 новых обителей. Таким образом, древнерусское монашество было точным показателем нравственного состояния общества: стремление покидать мир усиливалось не от того, что в миру скоплялись бедствия, а по мере того, как в нем возвышались нравственные силы. Возникает и перелом в монастырской жизни. До середины XIV века монастыри были в городах или под их стенами и не имели хозяйства как такового. Монашество еще не сделало выбор между киновией (общежитием) и идиоритмой (особножительством), и теперь его выводил из состояния неопределенности распад Киевской Руси на удельные княжества, вследствие чего создавались новые епархии и основывались новые городские монастыри, потому что каждый князь и епископ старался украсить свою резиденцию. Территориально этот процесс происходил в северо-восточном направлении, в районе Оки и Верхней Волги. Одновременно (особенно в XIV веке) происходит интенсивное переселение русского населения с юга и юго-востока (Рязанская земля) на северо-восток. Политический распад Киевского государства был еще и следствием проникновения кочевников: сначала печенеги, половцы и наконец, “бич Божий”, татары.

В городах было неспокойно, городские монастыри были разрушены татарами либо вовлечены во все тяготы повседневной жизни. Монахи искали новые спокойные места для аскетического делания, и таким образом начался процесс, известный под названием монастырской колонизации. С этого времени возникают новые монастыри вдали от городов, в лесной глухой пустыне, “ждавшей топора и сохи”. “Так к основной цели монашества, — пишет В. О. Ключевский, — борьбе с недостатками духовной природы человека, присоединилась новая борьба с неудобствами внешней природы; лучше сказать, эта вторая цель стала новым средством для достижения первой”¹.

С XIV века русское монашество обрело определенные характерные национально-русские черты.

Обыкновенно основатель монастыря происходит из зажиточной семьи, чаще всего из служилой (боярской)² или купеческой³, реже из крестьян⁴. Это значит, что с детства он был грамотным. С чтения духовных книг, житий и хождения в церковь начинается его духовное образование, которое побуждает в нем непреодолимое стремление к уединению и иноческому житию. После кратковременной или долговременной внешней и внутренней борьбы он покидает родительский кров и тайком уходит в какую-нибудь не особенно удаленную обитель. Там начинается его подвижничество. Он с терпением и смирением выполняет самую тяжелую и грязную работу, приходит в церковь раньше других и простаивает до конца. Послушничество его продолжается несколько лет. Потом, получив благословение настоятеля, он уходит из монастыря, чтобы найти новое уединенное место, где он мог бы продолжить свое аскетическое делание. Иногда он долго странствует по русским монастырям, редко доходит до святой горы Афон. Дремучая, непроходимая Северо-Восточная Русь была надежной лесной пустыней, которая укрывала от суетного мира и способствовала внимательной духовной жизни. Многие из древнерусских подвижников начинали свое пустынножительство даже без предварительного послушничества в монастыре. Например, преподобный Сергий Радонежский, его брат Стефан, преподобный Савва Вишерский и др. Подвижник живет в шалаше (преподобные Сергий, Кирилл Новоезерский) или в дупле дерева (преподобные Герасим Болдинский, Павел Обнорский), спит на листве или мху. Он собирает лесные ягоды и коренья (преподобный Нифонт Кожеезерский), иногда в подвешенную им корзинку ему подают хлеб — это все его пропитание. Днем и ночью он молится, ветхое платье не может укрыть его от суровой русской зимы, а летом мучают духота и насекомые. Живя в одиночестве, отшельник с любовью относится к окружающей его природе, он приручает зверей и птиц, делит с ними пищу. Когда Сергий Нуромский пришел навестить Павла Обнорского, то увидел, что стаи птиц вились около Преподобного.

Через многие жития проходит тема медведя и ворона. К пустынной келье преподобного Сергия не раз приходил голодный медведь. Однажды, сжалившись над ним, Преподобный вынес ему хлеба. С тех пор зверь полюбил доброго к нему пустынника и часто ждал его у дверей кельи. Так было и с преподобным Серафимом. Приходившие к нему часто встречали батюшку, который кормил медведя сухариками. Если недобрый человек подходил к кузовку, подвешенному преподобным Герасимом Болдинским на дороге, то ворон его клевал. Преподобный Пафнутий Боровский любил черноперых воронов, гнездившихся в множестве в монастырском лесу, и заповедал не убивать этих птиц. Ворон питал преподобных Афанасия и Кирилла Вытегорских. К преподобному Никодиму Кожеезерскому так привыкли олени, что стадами ходили вокруг него и кормились. Змеи и гады, по молитвам угодников Божиих, оставляют места жительства святых, и укрываются в иных дебрях (пре­подобный Павел и Феодор Борисоглебские, Антоний Сийский). Но недолго остается пустынник в своем уединении. Весть о нем доходит до сел или города, и однажды приходит новый богомолец, тоже ищущий уединения и спасения от мира. Новоначальный инок строит себе келью, а со временем собираются другие и скит становится пустынью. Братия строят деревянную церковь, и основатель такой колонии, которого считают настоятелем, идет к архиерею просить благословения для новооснованного монастыря и освятить церковь. Князья удельные дают возникшему монастырю те луга и леса, на которых он находится. Личность основателя привлекает посетителей, являются богатые и дают вклады, записывают за монастырем села, князья освобождают эти села от пошлин, дают монастырю льготы для тех людей, которые будут селиться на монастырских землях. Но это потом, а пока монастырь состоит из нескольких деревянных келий, стоящих вокруг церкви. Рядом с церковью трапезная. Между кельями огороды, которые обеспечивают братию необходимой пищей. Место, где стоит монастырь, расчищается от леса руками братии.

Сам подвижник, ставший строгим игуменом, во всем подает пример братии: исполняет самые трудные работы — тешет камни, рубит лес, мелет жерновом рожь, носит воду, трудится с другими над рытьем пруда или колодца. Если местность, где стоит монастырь, болотистая, то он прокладывает канал для осушения болот (например, преподобные Ефрем Перекомский, Леонид Устьнедумский). Он заботится и о возведении монастырских построек, о монастырском хозяйстве, ходит на мельницу, судит монастырских крестьян.

Место обители отличается красотой, и писатели житий обычно отмечают это. С высокой горы увидел преподобный Кирилл Белозерский необъятное пространство, покрытое озерами и лугами, орошенное с одной стороны Шексною и признал тут место, указанное ему Богом. Герасим Болдинский избрал себе место над потоком, где стоял огромный дуб. Кирилл Новоезерский поселился под елью на крутом берегу Нового озера. Преподобные, поселяясь у рек, выбирали место у самого устья (пре­подобные Пафнутий Боровский, Кассиан Углический, Пахомий Нерехтский, Арсений Комельский и др.), если селились в озерной местности, то на берегу большого озера (преподобный Нифонт Кожеезерский), в средоточении малых, часто на острове (преподобные Нил Столобенский, Антоний Сийский). Удивительно, что эту дивную красоту реальным образом указал им Господь.

Вначале новые монастыри живут по особножительному уставу. Каждый брат строит себе собственную келью, обрабатывает свой огород, заботится о своей одежде и пропитании, занимается рукоделием, а потом выменивает за свои изделия хлеб у крестьян. По своему разумению он молится, а все вместе собираются только на богослужение. Жизнь напоминает палестинскую лавру преподобного Саввы. Но постепенно многие монастыри переходят на киновии. При общежительном уставе ни у кого из братии нет личного имущества, работают они на монастырь, а он обеспечивает их пищей и одеждой. Все, что приносит огород или крохотное поле, идет в монастырский погреб. Монахам запрещено питаться у себя в кельях или хранить в них съестные припасы. Братия получает одинаковую пищу. Все послушания в монастыре распределяются настоятелем, без его разрешения и благословения ни один инок ничего не начинает. Новоначальные иноки отдаются в послушание пожилым монахам и во всем исполняют их волю. Часто такие взаимоотношения носят характер старческого руководства.

Большую роль в древнерусском монастыре играла личная духовная одаренность основателя; особое значение имели те обители, где основателями были лучшие представители древнерусского подвижничества, чьи заветы соблюдались долго после кончины основателя. Ученики всегда стремились сохранить духовный строй своих наставников, и если сами становились основателями монастырей, то действовали в их аскетическом духе. Надо отметить, что главную роль играет не система духовной аскезы, а духовный пример носителей этой системы, личности. Личность настоятеля — пример реализации Божьего плана о человеке. Так, преподобный Сергий Радонежский с одной стороны, стремится к святому подвигу одинокого пребывания в пустыне, он пустыннолюбец к которому случайно собралась братия, а с другой стороны — он заботливый хозяин обители с умением вести в ней нравственный и материальный порядок. Преподобный Сергий долго живет один и не хочет расставаться со своим одиночеством. По устроении монастыря он удаляется на Киржач на безмолвие, часто странствует, и в своем странствовании основывает монастыри. Вместе с тем он не охладевает к своей первой и главной обители, причем заботится о монастыре как хозяин. Всматриваясь в жизнь учеников преподобного Сергия, замечаем, что тип основателя распадается надвое, соответственно двум сторонам, которые в полноте выразились в преподобном Сергии. В XV веке вырабатываются эти два типа. Первый из них — тип преподобных Сергия Нуромского, Павла Обнорского, Ферапонта Белозерского, а также Саввы Вишерского и, конечно, Нила Сорского. Другой тип — преподобных Кирилла Белозерского, Корнилия Комельского и других вплоть до Иосифа Волоцкого. В начале XVI века эти направления столкнутся в вопросе о владении монастырей селами.

Итак, городские и подгородные монастыри не могли вместить в себя всех, желающих удаления от мира. Кроме того, само удаление от мира стало пониматься строже. В XIV–XV веках у русских людей установилось живое общение с монастырями Афона, которые были образцами монастырского пустынножительства.

Взгляд на природопользование русского монашества

Стремление уйти в пустыню нельзя объяснить каким-то эстетическим порывом селиться на диких, “экзотических” пространствах. Туда шли просто из необходимости покидать приспособленные для жизни густонаселенные территории и мир, который во зле лежит, чтобы остаться наедине с Богом. Сами по себе пустынные места, как пишет С. Архипова⁵, это образ неприветливой, отчужденной от человека и попросту грозной природы. Это в какой-то мере и символ “пустой, непроходной, безводной” земли человеческой души, находящейся в отлучении от Бога через страсти. Здесь искушают демоны, здесь водятся львы, змеи и скорпионы. Вражью силу отшельники побеждают духовным подвигом, а что касается диких зверей, то их взаимоотношения дружелюбны.

Экология совершенно естественно входит в монастырскую жизнь. Основная цель монастыря с любым уставом — создание своеобразного органичного мира, в котором совместное бытие братии было бы соразмерно духовному устроению каждого из них. Надо было обеспечить пропитание и упорядоченный быт для большой, хотя и непритязательной к условиям жизни группы людей. Сам быт должен был не только не противоречить основной духовной цели, но и служить к ее достижению. Кто хочет подвизаться в обители и таким образом достигнуть спасения, должен упражняться как в молитве, так и в телесных трудах.

Труд был взят за основу отношения монахов с материальным миром, удерживал человека в аскетическом напряжении, воспитывал самообладание и обеспечивал существование. Труд необходим потому, что плоть человеческая, по слову Апостола, постоянно воюет на дух, стремится поработить его и погубить. Тело для души — это то же, что необузданный конь для всадника, поэтому если тело не укрощать и не утомлять постоянно, то оно может душу умертвить и погубить. Усмиряю и порабощаю тело мое, говорит Апостол (1 Кор 9:27). Преподобный Феодор Студит постоянно располагал свою братию к трудам, уверяя, что трудясь на послушаниях, они “шествуют путем Божиим”⁶. Поэтому кто ропщет на трудности послушания и уклоняется от него, тот не верит святым Отцам, не исполняет заповедей Самого Господа, повелевшего добывать пропитание в поте лица. Обитель не обеднеет и без трудов такого инока, но сам он понесет великий ущерб. Вообще касательно праздности святые Отцы очень строги. Преподобный Иоанн Кассиан Римлянин пишет, что “работающего монаха искушает один бес, а на праздного нападает бесчисленное множество бесов”⁷. Таким образом, труд был поднят в монастырях от простого добывания хлеба насущного до уровня служения Богу, стал выражением любви к Богу, а в человеческом плане — содействием внутреннему совершенствованию и укреплению братских взаимоотношений.

В монастыре распорядок жизни подчинен строгому уставу, который предусматривал строгое подчинение (послушание) духовнику и настоятелю. В основном, слово послушание приобрело в монастырской практике смысл назначения на определенный вид работ. В общежитии монахи составляли своеобразные хозяйственные артели.

Можно сказать, что начиная с первых киновий, монастыри представляли собой полный цикл хозяйственной жизни общества, натуральное, то есть естественное хозяйство. Соразмерность человеческой жизни и природы, конечно, не свидетельствует о максимальной прибыли, но понимание труда через духовное обновление личности в сочетании с ведением натурального хозяйства привело к социально-экологическому преображению мира.

В творениях святых Отцов термин Ґskhsij обозначает пост, молитву, уединение, бдение и другие подвиги и лишения. Собственно, аскеза — это подвиг ради Бога, вызванный покаянным чувством. При помощи аскезы человек становится восприимчив к богообщению и в конечном итоге достигает святости. Постом человек воздерживается от пищи, чем способствует преодолению материальной жизнис помощью жизни духовной. Святитель Иоанн Златоуст и другие Отцы называют пост “лекарст­вом”⁸. Пост имеет целью приспособление телесной жизни к созерцанию. Известно, что некоторые святые, как святитель Василий Великий, не вкушали пищу весь Великий пост; они были сыты другой пищей.

На Руси были аскетичны и светские люди разных сословий — князья, бояре, купцы и крестьяне. Самоограничение в повседневной жизни всего народа выражалось в постах — Великом, Петровском, Успенском и Рождественском, в соблюдении среды и пятницы. Такое ограничение потребностей человека, между прочим, и сохраняет природу. Во время поста не вкушают животную пищу. В Великий пост птицы вьют гнезда и выводят птенцов, многие рыбы мечут икру, и Церковь не благословляет охоту и рыбную ловлю в это время. Другой формой ограничения были установленные Церковью сроки начала сбора меда и плодов — медовый и яблочный Спас (Изнесение Животворящего Креста и Преображение Господне) и ореховый Спас (перенесение Нерукотворного образа Спасителя из Эдессы в Константинополь). Такое воздержание способствовало полному вызреванию урожая. В статье протоиерея Глеба Каледы и С. Н. Чернышева рассказывается, что на реке Урал, когда рыба шла на нерест, ее не только не ловили, но и была запрещена езда на лодках, “дабы не мешать рыбе”⁹.

Рациональное природопользование
в монастырском хозяйстве

Монастырское хозяйство Ново-Афонской обители

Для строительства Ново-Афонской обители в 1875 году были присланы иноки Пантелеймонова Афонского монастыря. Среди них выделялся будущий настоятель иеромонах Иерон, обладавший необыкновенными дарованиями инженера. Местность, предназначенная для строительства, была дикой и пустынной, и понадобились громадные труды создателей монастыря, чтобы расчистить непроходимые заросли, срыть каменистые горы, засыпать пропасть, провести подготовительные работы и почти без помощи специалистов воздвигнуть на скалах величественные храмы, жилые здания и хозяйственные постройки, освоить обширные земельные владения для разведения полезных растений и выращивания новых для Абхазии культур. По мере того как вырастали монастырские здания и хозяйственные постройки, отец Иерон особенно особенно глубоко задумывался об оздоровлении мест, прилегавших к обители. Вода, застаиваясь, образовывала здесь болота, порождавшие болезни. Решено было строить плотину. Инженеры оценили будущее сооружение в сотни тысяч рублей, но даже они сомневались в прочности сооружения. Тогда отец Иерон сам принялся за дело и выполнил его блистательно, и всего за 8 тысяч. Протоиерей Иоанн Восторгов¹⁰ встретился в обители с архитектором, который приехал туда специально, и приезжал каждый год учиться (!) прочно и практично возводить постройки. На плотине построили двухэтажную мельницу, которая служила и водокачкой, поднимавшей воду в верхний монастырь; тут и пекли хлеб. Рядом стояла лесопильня, где также работала вода. Под водопадом разместили подвалы и холодильники, столь необходимые здесь. От плотины были проведены каналы, по которым вода шла в прачечную, на кирпичный завод, подавалась для орошения садов и для потребностей канализации нижнего монастыря. Близ Покровской церкви располагалась школа с пансионом, две больницы, аптека, мастерские школы и помещения для служащих. В монастырских мастерских повсюду кипела работа, везде были видны склоненные головы в скуфейках, выразительные лица, труд, порядок. Везде в мастерских устроены киоты с иконами, теплятся лампады, стоят аналои с церковными книгами и в определенный час совершаются службы: “Без этого, — говорит отец Иерон, — ропщут”… Осматривал Владыка, как монахи делают повозки, осмотрел литейную и посоветовал еще лить колокола. Невдалеке от мастерских была устроена новинка в монастыре: лесопуск с гор на протяжении 400 саженей. Сооружение это и по замыслу и по исполнения принадлежало отцу Иерону и в 10 минут доставляло такое количество дров, какое прежде с трудом и при благоприятных условиях доставлялось за две недели. Весь монастырь охватывали железные дороги с конной тягой, удешевляя и облегчая труд иноков. Выше церкви начинался ботанический сад с прекрасными экземплярами редких южных растений, а с террасы верхнего монастыря виднелись лимонная и апельсиновая рощи и прекрасный сад. На монастырских огородах росли практически все среднерусские и местные овощи; урожаи собирались круглый год. По руслу реки была устроена система проточных прудов, их было 7, очень чистых и прозрачных, свободных от зарослей. По ним росли тополя и плакучие ивы. В прудах разводили карпа, карася, форель и даже кефаль. Рыбу с монастырской ловли, дававшей монастырю 40000 пудов улова, монахи сами заготавливали впрок. В нижнем монастыре располагался цветник и роскошный сад. Особенно всех удивлял гигантский розовый куст размером с дерево, покрытое тысячами великолепных цветов. Там же росли финиковые пальмы и банановые деревья, которые прекрасно плодоносили.

Монастырское хозяйство
Валаамского Спасо-Преображен­ско­го монастыря

Этот монастырь находится на острове Валаам, одном из самых больших островов Ладожского озера, кроме него монастырю принадлежало еще 40 меньших островов, так что площадь образуемого архипелага составляла 30 верст. Почти все пространство островов занимает сплошной камень, местами совершенно голый, местами покрытый нетолстым слоем глины и чернозема, а больше малоплодородной почвой. Из нее была выделена площадь для садов, огородов, посевов и сенокосов. На монастырских огородах росли разные овощи, которых достаточно было на круглый год не только для живущих в обители, но и для раздачи Христа ради бедным окрестным жителям. Пышно плодоносили яблони (до 60 сортов), вишни, крыжовник, малина, смородина. На монастырских островах растет преимущественно хвойный лес; из смолистых пней и валежника, кроме топлива, добывался уголь, и ежегодно выгонялось до 600 пудов (1 пуд=16,38 кг) смолы и до 200 пудов скипидару. Следует особо отметить некоторые хозяйственные постройки. Первая из них — водопровод. Раньше воду в монастырь носили из озера по крутой скале, это было очень трудно особенно в ненастную погоду и гололед. Игумену Дамаскину посчастливилось устроить водопровод, присоединив к нему разные хозяйственные заведения. Вода, проведенная в монастырь, в изобилии снабжала все жилые здания, кухню, погреб, хлебную, больницу, а оттуда уже гостиницу, конюшню, сады и огороды. Та же машина посредством приводов пилила лес на доски, молола муку, приводила в действие токарные станки, на которых выделывали разные металлические и деревянные вещи, — все это было сделано под наблюдением и руководством игумена Дамаскина. Внимание обращали и на рабочий двухэтажный дом с трапезной, кухней, рухольной (вещевым складом), и на конюшню, просторную и теплую. Лошадей было всего около 70, уход за ними превосходный, по завету Блажен человек, еже и скоты милует. Еще был замечательный хлебный амбар, устроенный при игумене Ионафане. Был и кожевенный завод, где выделывали кожу для обуви и овчину для шуб. На монастырской ферме были устроены всевозможные механические приспособления для облегчения трудов братии; тут же сбивали масло, мололи картофельную муку и резали солому на корм скотине. Здесь разводили рыбу из икры в осеннее и зимнее время, преимущественно палью¹¹ и сига. В монастырском погребе хранились молочные продукты, из погреба были проведены рельсы, по которым вывозили кадки творога и т. п., а на пристани стоял подъемный кран, который опускал это в лодку для доставки. Еще близ монастыря находился скудельный завод, где выделывали из глины чайники, кружки и прочие принадлежности для своего употребления. В лесу стоял кирпичный завод, где работали наемные работники. Такое обширное хозяйство не мешало самым знаменитым настоятелям Валаамского монастыря быть замечательными подвижниками и строгими аскетами; такими были игумен Назарий, игумен Варлаам, игумен Дамаскин, игумен Ионафан II.

Монастырское хозяйство
Спасо-Преображенского Соловецкого монастыря

Природопользование на Соловецких островах началось в середине XV века, с прибытия двух монахов, Германа и Савватия. Именно эти Преподобные положили первый камень в основание будущего соловецкого дома. После смерти Савватия на остров вместе с Германом приплыл Зосима, первый соловецкий игумен, собравший вокруг себя братию, — молитвенник, труженик и хозяйственник.

Соловецкий остров совершенно лишен хлебородной земли. Поверхность его состоит из скал, озер да холмов, заросших лесом. Климат здесь не суров, и море замерзает только у прибрежной полосы, что несколько умеряет зимнюю стужу, но земля не может прокормить своих обитателей. Поэтому еще при жизни преподобного Зосимы монастырь направил свою хозяйственную деятельность на развитие промыслов и поиск удобных почв на материке. Вот как описывает монастырское хозяйство того времени его житие: “И дров множество рубили и заготавливали, и воду из моря черпали, и соль варили, и продавали торговцам и получали от них всякие орудия на потребу монастырскую, трудились и в прочих промыслах, ловили рыбу… И так кормились от своих трудов в поте лица”. Вскоре бояре начинают дарить монастырю земли.

После преподобного Зосимы сменилось 18 игуменов вплоть до святителя Филиппа. О нем следует поговорить особенно и, конечно, перечислить его труды и заботы как соловецкого игумена.

Будущий Святитель пришел в обитель, скрывая со смирением свое боярское происхождение; он, как и другие, копал землю, работая в огороде, удобрял ее навозом, носимым на своих плечах, колол дрова и т. п. И именно молитва восстанавливала равновесие в его духовной жизни, которое у некоторых других настоятелей зачастую нарушали хозяйственные и административные заботы. С самого начала его игуменства он решил заменить все деревянные постройки каменными, что и сделал, начав с теплого Успенского собора, завершенного через пять лет, — с приделом, хлебопекарнями, огромной трапезной, колокольней и келарской кельей. Через год заложили летний Преображенский собор, который должен был превзойти по красоте Успенский, к церквям же отлили новые колокола.

Итак, по очереди сооружаются каменные здания келий, больница для монахов и богомольцев, “пустыни” в лесах, скит на Заяцком острове; там же ставят палату, поварню и каменную пристань. Заяцкий остров служил станцией для судов, которые противные ветра задерживали на пути в Соловки. В самой гавани были поставлены кресты, служившие маяками. Наконец, игу­мен Филипп основывает подворья в Новгороде и Вологде. Братии при святителе Филиппе было 200 человек, кроме того, жило много “работных людей” (300 человек), все они “пили, ели и носили монастырское”; так же жили и постриженники.

Между тем огороды не могли прокормить все увеличивающейся братии, поэтому с разрешения новгородского владыки Святитель завел молочное хозяйство. По завещанию преподобного Зосимы требовалось “не заводить плодящихся животных близ монастыря и на всем острове Соловецком”. Требовалось определить место, где можно содержать скот, необходимый для нужд братии. Только Муксалмовские острова были изолированы от основной территории монастыря, относительно доступны и обладали кормовой базой. Остров Муксалма стал исполнять функцию “хозяйственного двора”. Решение создать скотный двор на Муксалме не только разрешило проблему питания и духовного запрета на разведение домашних животных на Большом Соловецком острове, но и сняло дополнительную технологическую нагрузку на остров. Это позволило избежать процессов разрушения природной среды.

Под сенокосы стали рубить леса, которые также шли на дрова для кирпичного завода, из продукции которого и шли все постройки. За правильной рубкой игумен Филипп следил сам. В лесах делались просеки, образовалась сеть дорог по всем направлениям. Одновременно шло осушение болот каналами и плотинами. Гидротехнические работы были удивительны: посредством сети каналов собрали в озере воду из 52 озер, а для стока в море прорыли еще два канала, один из которых прошел под самым монастырем. “Летописец Соловецкий” приписывает игумену Филиппу еще изобретения каких-то машин и орудий. Открылись мастерские по выделки меха и сапожных изделий из кожи местных оленей. Резчики искусно делали предметы церковного обихода из моржовой кости (а потом это искусство распространилось на всем севере). Что касается сельского хозяйства, в монастыре делали насыпную землю. Выбиралось ровное место, крупные валуны выбирали, дробили, на 1–1,5 м сыпали песок (в Муксалме и Исаково на 30 см), а потом вносили очень много органики. Даже сейчас соловецкая почва содержит 4% органики, хотя во время лагерей СЛОНа и СТОНа (да и потом) ее, понятно, не удобряли. Скорее всего, в грунт вносили водоросли.

Но и все это не кормило монастырь, Соловки были лишь центром обширного вотчинного хозяйства, которое было разбросано по всему западному поморью и частью внутри России. Во время игуменства Филиппа Соловки — крупнейший землевладелец. В его руки посредством вкладов и прикупов переходят владения новгородского боярства и часть государственных земель, освоенных свободными колонистами. В этих землях монастырь проявлял свою хозяйственную инициативу, и не только кормился с земли, но и кормил зависимое население.

Надо сказать, что деревни монастыря, как и островное хозяйство, в основном промысловые, потому что скудна северная почва, она производит лишь овес и ячмень. Поэтому шла торговля с южными областями, чтобы прокормить население, торговля дальняя и организованная. Главный предмет этой торговли — соль.

Архитектура Соловецких островов до сих пор удивляет сочетанием мощи и красоты, сквозь века видится титанический труд людей, которые могли так работать во славу Божию. Соловецким постройкам по пятьсот лет — и они сохранились, несмотря на суровый климат и отношение к церкви советской власти. Просто тогда строили по другим критериям — для вечности. Монастырь собирался существовать очень долго, поэтому предпочитали строить “раз и навсегда”. Оглянемся вокруг: наши дома стоят не более сорока лет, потом их надо ломать и перестраивать. Это потому, что мы строим временный мир. Мы лишились чувства вечности. А на Соловках поварня с толщиной стен 5 м стоит до сих пор и не требует ремонта, затрат на амортизацию практически нет (это еще и выгодно). Каналы, которыми игумен Филипп соединил озера, были несомненно оригинальной идеей. В середине острова находился огород (а теперь покос), — как возить оттуда урожай? Овес для лошадей — дело дорогое, вот и решили рыть каналы (а грунт там состоит практически из камней). Для рыбы проточная вода тоже хороша. На пути оказалась каменная гора в 50 м, но и через нее прорубили. Стены соловецкого кремля площадью 2000 м² строились всего 8 лет, а толщина их в основании 15 м.

В. Н. Немирович-Данченко, посетивший Соловки в конце XIX в., писал: “Крестьянин оживает здесь и быстро смотрит вперед, мечтая рано или поздно войти в эту добрую рабочую семью в качестве ее полноправного члена”¹². И далее: “Надо отдать справедливость соловецким монахам, они и сами едят хлеб в поте лица своего. Монах, например, огородник своим рабочим подает пример труда, он не ограничивается ролью наблюдателя, но сам прикладывает руки к делу, возится в грязи, и в конце концов, сделает больше всякого богомольца. Так у них везде. Поэтому хозяйство цветет, а монастырь помимо аскетического значения имеет все признаки хорошей рабочей общины”. Он характеризует монастырский быт как “добрую рабочую семью”, “хорошую рабочую общину”, — а ведь эта семья состоит из нескольких сотен человек (монашеская трапезная была рассчитана на две тысячи), проживающих на пространстве более 300 км².

В обители действовало специальное училище для малолетних трудников. В крестьянских семьях было принято посылать своих детей по обету на некоторое время для трудов на Соловки. Освоение природной среды происходило на основе взаимовлияния культур поморов и монахов. С XV в. не только в духовном, но и технологическом развитии Беломорья и Баренцевоморья первенствующую роль стал играть Соловецкий монастырь. В монастыре постоянно присутствовали трудники, которые в условиях севера проходили школу духовного воспитания и послушания. И это духовное воспитание было неотделимо от технологической деятельности, подчиненной по монастырской идеологии идеям духовным.

Монастырь был своеобразной трудовой школой, где трудники получали ремесленные и хозяйственные знания, которые могут пригодиться в дальнейшей жизни. Здесь привыкали к порядку и опрятности. Во время голода обитель снабжала хлебом бедные крестьянские семьи, особенно те, где мужчины работали на монастырь, а после пожара помогала деньгами и лесом; монастырь оказывал не только религиозное влияние на жителей севера, но часто и практически содействовал поморским семьям. Трудников в начале XX века было около тысячи в год, они приходили по обету, по стремлению к аскетизму, по экономическим причинам. Несмотря на такое количество даровых рабочих рук, монастырь прибегал и к наемным; в основном это были поморы, они работали с 1 апреля по 1 октября, их было 200–300 человек.

Надо сказать, что несмотря на обширность хозяйства, к XX веку оно не удовлетворяло все потребности обители. Монастырские заводы обеспечивали быт, но огороды служили лишь для разнообразия в пище и разве что вызывали восхищение богомольцев. Обитель закупала продукты и материалы на материке. Доходы у монастыря были в основном таковы: в виде пожертвований 6–8%, исправление культа 38–42%, проценты с капитала монастыря 13–14%; добавим сюда доход от продажи в монастырской лавке с довольно большим ассортиментом — от съестных припасов до одежды и керосина, где продавалась продукция и своего салотопленого завода. От паломников зависело так или иначе 75–85% приходящих сумм. Но именно высота духа привлекала паломников в монастырь, святость места, освященная подвигами Преподобных, и монашеское мировоззрение, которому и учились приходящие.

И это мировоззрение, как мы видели, отражалась в хозяйствовании. На острове природу не покоряли, а постоянно с ней взаимодействовали. Были даже и свои заповедные территории, например, остров Анзер — суровый скит, где не велось никакой хозяйственной деятельности. Но при этом монастырь приспосабливал к природе самые современные для своего времени технологии. Так, на основе воскобелильного завода в Макарьевой пустыни были оборудованы оранжереи и ботанический сад с яблонями, сиренью, розами и т. п., возведенные всего в 160 км от полярного круга. Сделаны были парники, почва которых подогревалась теплой водой, протекающей по деревянным трубам; там вызревали экзотические для тех мест фрукты и овощи: персики, дыни, огурцы, арбузы. Вряд ли этих фруктов хватало на всю братию, но не это было главной целью. Главное — показать, чего можно добиться трудом во славу Божию и рациональным использованием суровой земли. Такими примерами были рыболовные тони, завод по отбеливанию воска, километровая дамба между Большим Соловецким и Большим Муксалмовским островами. Самая северная ГЭС, одна из первых на севере, построенная в 1912 г., использовала естественный перепад воды в Святом озере и Белом море. В результате было проведено освещение не только помещений монастыря, но и судоходной части канальной системы. Была и научная биостанция (изучавшая особенное стадо соловецкой селедки), необычное по своему технологическому решению и передовое для своего времени животноводческое хозяйство и многое другое. В начале XX в. на Соловках действовало 6 заводов — салотопенный, свечной, лесопильный, кирпичный, кожевенный, гончарный, мукомольная мельница, многочисленные мастерские: сапожная, портняжная, серебряных дел, малярная, слесарная, переплетная, корзинная, экипажная, а также кузница, литейное и механическое заведения. В 1915 г. была проведена телеграфная линия. В начале века монастырь владел тремя пароходами, а судоходство было вполне важной отраслью монастырского хозяйства (лес возили в Англию), да и богомольцы (а их было 20000 в год), посещавшие монастырь, платили лишь половину стоимости за перевозку на острова в сравнении с ценами Мурманского общества.

Вот так иноки преобразили своим трудом и молитвой окрестный мир. Да и население прежде пустынного полярного края увеличилось. В деревне Керетя (сейчас, но не раньше, мало заметной) проживало 900 человек, и жили там почти богато (семья имела по 2 коровы), было там 3 лесопилки, а 10 деревенских мальчиков регулярно отправляли учиться в Петербург. Деревни Сорока (Беломорск), Кемь тоже были весьма состоятельными.

Итак, хозяйственная деятельность Соловков, направляемая православным представлением о мире, то есть ограничением своих потребностей, преображением земли собственным преображением (и сам монастырь назван Преображенским), сотворчеством с Богом в преумножении красоты давала удивительные результаты. Природопользование на Соловках было не просто удовлетворением потребностей путем извлечения природных ресурсов, а соучастием природы в обретении Бога. Потому так и ожила скупая северная земля¹³.

Изменение монастырских экосистем
с приходом советской власти

Из вышесказанного нетрудно сделать вывод о том, что состояние природной среды зависит от внутреннего состояния человека. Каков человек — таков и мир вокруг него. На Соловках даже при значительных масштабах вовлечения в хозяйственный оборот природных ресурсов практически никогда не было каких-либо существенных негативных последствий для экологии региона. Даже интенсивная эксплуатация вела к повышению плодородия почв и продуктивности пастбищ, к улучшению эстетических и рекреационных свойств ландшафтов. К. В. Кивва отмечает, что геобиоценоз¹⁴ монастыря как в отдельных элементах, так и в системе был очень устойчив во времени даже с точки зрения наших представлений. Это было заложено в принципах, которые были изначально положены в формирование геобиоциноза.

Мы видели, что духовная природа человека способна преображать окружающую среду; именно сила духа превращала бесплотную землю в “рай на земле”. Но вот настало страшное время революции, начались гонения, тысячами уничтожали цвет русского монашества, а монастыри, эти райские обители, превратились в тюрьмы, психбольницы, склады и лагеря.

В работе С. Н. Чернышева показывается изменение, деградация монастырской земли за годы советской власти¹⁵. После революции в Дивееве и Сарове опустошили монастыри, вынесли святыни, сбросили колокола, осквернили храмы, некоторые снесли, изгнали монахов и монахинь, вывезли мощи преподобного Серафима. Вскоре началась деградация архитектурного ансамбля, растительного и животного мира. Снесли Преображенскую церковь, а с ней могилы, оскудел растительный и животный мир монастырского кладбища; ушла вода из копаного пруда, а с ней погибла водная экосистема. Вокруг собора и на его кровле выросли березы, но это никого не беспокоило. Особое ожесточение вызывала канавка Пресвятой Богородицы, по обетованию непреодолимая для антихриста. Организовывались специальные комсомольские воскресники, чтобы срыть вал и засыпать канавку, вырубались деревья. В одном месте через канавку проложили трассу фекальной канализации, в других местах устроили выгребные ямы. И сразу произошло глубокое падение нравов окрестных жителей, распространилось пьянство, брань, другие пороки. У церкви Казанской иконы Божьей Матери под асфальтом погребли цветники и могилы. В результате на территории Дивеева возникла новая система, не иерархическая (выражавшая целостное представление монашествующих о мире: в центре находится храм и благодать от него разливается на окружающие его кельи, где живут люди — связывающие мир с Богом, и далее на все окружающее монастырское хозяйство и дикую природу), а анархическая. Повсюду плодились сорные травы и деревья, которые корнями разрушали фундаменты и стены зданий, а плодородную почву покрыли свалки строительного мусора и асфальт. Речка Вичкенза была перекрыта плотиной так, что стал засыпан источник основательницы монастыря схимонахини Александры (но он пробился в новом месте). Созданное запрудой водохранилище подтопило, заболотило берега, причем затворы на ней плохо работают, поэтому возникают затопления. Хорошо, что хоть подземное пространство под Дивеевом как более консервативная часть изменилось мало.

И тем не менее после того, как монастырь вернули Церкви, обрели и возвратили мощи преподобного Серафима, восстановили Троицкий собор, очень многое изменилось. Вокруг собора разбили цветники и посадили плодовые деревья и кусты. Дивеевцы говорят, что и на периферии во многих садах улучшились урожаи. Восстановили корпуса, могилы. Идет реставрация канавки, причем задача поставлена так, чтобы воссоздать локальную экосистему канавки; собираются проводить и споропыльцевой анализ для установления состава фитоценоза на канавке времен преподобного Серафима. Кстати, в разрезе канавки резко выделяются грунты XIX и XX вв.: вначале канавка постепенно засыпалась и зарастала, формировался нормальный почвенный слой. А в XX веке остался лишь строительный и бытовой мусор¹⁶. Восстановление от центра, от собора распространяется на окраины. Такимобразом есть основания утверждать, что причины деградации, обновления, расцвета экосистем — в отношении людей к Богу, друг к другу, к живой и неживой природе.

Возрождение монастырского
природопользования в наши дни

В наши дни монастыри поднимают храмы. Сколько сил и средств уходит на реставрацию, на постройку келий для братии, а еще нужно разместить и прокормить паломников. Сейчас редко когда хозяйство монастыря кое-как обеспечивает себя; в основном помогают благотворители: кто деньгами, кто товарами. Но на некоторые хозяйства стоит обратить внимание.

Например, Оптина пустынь. Даже в светской печати были сообщения, что ее урожаи выше других хозяйств по Калужской области.

Площадь оптинского хозяйства — 500 га, братии 110 человек¹⁷. Основное, что можно поставить в пример, — это зерновое хозяйство, устроенное с большим профессионализмом агрономом отцом Георгием. Урожаи 40–45 ц/га (в целом по стране 16 ц/га). Основная культура — пшеница (Московская-39), озимая, очень высокого качества, а также овес, просо, горох и гречиха. В монастыре едят только свой хлеб, потребляют свои просфоры, всегда на столе блюда из местных круп и рапсовое масло. Выпускается 2 сорта муки, отруби и макаронные изделия. Есть пасека, и в Москву поставляют оптинские свечи. Три большие теплицы 50х500 м, отапливаемые буржуйкой, выращивают огурцы, томаты, а когда все собрано — редиску. Братия полностью обеспечена капустой, свеклой, морковью и т. п. В разливе р. Жиздры устроили огороды, там растет и тыква. Сами засыпали дамбу. Сада в оптинском хозяйстве нет, точнее, он очень старый, его надо омолаживать, яблони дикорастущие и смородины мало; некому ухаживать, зовут паломников. Есть и свои диковинки: сажали под пленкой арбузы — хорошие получились, а еще растет виноград, из него делают вино, правда, для службы оно кисловато. Коровник состоит из 30 дойных коров. В сепараторной, где работает 2 послушника, делают брынзу, сыр типа “сулугу­ни”, сметану и творог (в пост их замораживают глубокой заморозкой); 2 сепаратора выпускают высококачественное молоко без пастеризации. Есть лошади, их особенно любит отец наместник, он хочет устроить и механическую поливалку, которую бы крутили лошади, а то электричество часто отключают. Пастбища, правда, естественные, не организованные, в 50 га. Еще на хозяйстве 4 пруда, где разводят карпов, это дает 2 т рыбы в год. Есть в монастыре и свой автопарк, довольно большой, так что строят бензохранилище: 4 автобуса, около 10 тракторов, 4 комбайна, — это пожертвования благотворителей. Кто же работает на таком обширном хозяйстве? На ферме — паломники (10 человек), их одевают и кормят. В поле — наемные (за деньги) рабочие из местного населения. А на остальном — трудники и послушники; сам отец наместник вникает во все хозяйственные тонкости и учит этому других. Кстати, послушник, поступая в монастырь проходит по кругу все хозяйственные послушания, и будучи монахом, является “специалис­том монастырского хозяйства”.

Борисоглебский женский монастырь в Аносино восстанавливается 8 лет под началом архимандрита Спиридона и монахини Варахиилы. В нем 25 сестер. Реставрация монастыря ведется очень серьезно, реставрируются стены и храм, где каждый кирпичик аккуратно вынимают и заменяют, поэтому работа идет долго. Что касается хозяйства, то оно тоже довольно известно. Сам Патриарх Алексий II вкушает аносинскую сметану. На ферме 20 коров, 8 из них дойных. Удой 10 ведер в день; молоко, творог и сметана идут и на продажу. Все делается вручную. Рассказывали, что отслужили молебен на закладку нового коровника. Запускают пекарню и сыроварню. Как диковинку показывают в монастыре старинные погреба с очень хорошей вентиляцией. Сейчас там хранит свою продукцию Сретенский монастырь, а оттуда в монастырскую библиотеку для паломников и рабочих привозят книги. Есть монастырская библиотека и школа в Истре, с их устройством помогли благотворители. В Истре же и льют колокола для монастыря. Вот информация о сельском хозяйстве. Площадь полевых работ 120 га. Когда-то на территории монастыря располагался автопарк, так что в некоторых местах снимали и заменяли до 1 метра земли. Сейчас капусты и картошки так много, что ее продают Сретенскому монастырю и храму святителя Николая в Хамовниках.

Есть и теплицы под огурцы; вообще, монастырь покупает только макароны и крупу, даже одежду шьют сами. В монастыре есть пилорама, были и свои делянки в Тверской, Тамбовской, Владимирской и Московской области. Так вот, в монастыре делают мебель, рамы, вообще всю деревообработку. Кроме того — дома, медленно, правда, но хорошего качества. Отец Спиридон сам строитель, он все проверил, подсчитал, нашел такой своеобразный монастырский доход. Автопарксостоит из 7 колесных тракторов, 1 лесовоза “Урал”, 1 бортового “Су­перМАЗа”, 2 экскаваторов и 1 бульдозера, самосвалов “МАЗ” и “ЗИЛ”, (“КАМАЗ” подарил Патриарх), которые используются для восстановления монастыря и уборки урожая. Всего в монастыре работает 60–100 рабочих-наемников из Украины и Молдавии. Кормят их со своего огорода и своим мясом (когда мы приезжали, нас кормили котлетами из только зарубленного монастырского бычка). Есть в монастыре и курицы (150), они дают 100 яиц ежедневно. Всего 1 лошадь и пони, которого берет на праздники санаторий, катать детишек. Монастырь поставил зоопарку сено, а он подарил пони: нечем было кормить. “Наш пони, — говорит отец Спиридон, — обходится нам в день по цене полулитра 76-го бензина, а повозку тянет в 300–400 кг”. Конечно, в женском монастыре должны быть цветы, чтобы украшать храм; над матушками-цветочницами шефствует цветовод из Архангельского. Есть и две иконописицы, обучавшиеся в Троице-Сергиевой Лавре. Надо сказать, что и в Борисоглебском монастыре тоже происходит замена послушаний по кругу, чтобы сестры всему научились. Что касается экологии, то отец Спиридон с гордостью говорит, что монастырь — один из немногих, поставивший очистные сооружения.

И еще один пример независимого и своеобразного монастырского хозяйства: Троицкий женский монастырь в Коломне обеспечивает себя и гостей сам. Сестры сами и восстанавливают свою обитель. Площадь под огороды и картофель 10 га, на покос 12 га. Есть сад, а там яблони, абрикосы, груши. На подворье, что в 9 км от монастыря, есть еще смородина, облепиха. Там и теплицы. На ферме 10 коров, есть лошади, козы, овцы, 50 кур. Есть пасека. Сестры (а их всего 90) сами сеют, косят, работают на тракторе. Паломников мало. Здесь особенно относятся к прохождению послушания: мать игуменья считает, что сестры должны иметь соответствующую специальность, поэтому некоторые учатся в аграрном техникуме. И еще… на кинолога, потому что питомник “Русская легенда” подарил монастырю собаку-чемпионку Евразии. Теперь “азиаты” и “кавказцы” охраняют монастырь, подворье, да еще пасут коров. Монастырь является попечителем школы-интерната для мальчиков и организатором воскресной школы на 20 человек. Известны монастырские ткацкие мастерские (ткут скатерти, покрывала); кстати, учились у Рязанской фабрики. А еще сестры выделывают овечьи шкуры, есть скорняжная мастерская. Из овечьей шерсти вяжут безрукавки. В монастыре много занимаются рукоделием: вышивают, расписывают. В монастыре действует Православный благотворительный медицинский центр святой блаженной Ксении Петербургской. Такой опыт ведения хозяйства нашел свой отклик: одна сестра уехала из обители в Венгрию — открывать монастырь.

Актуальность разбираемой темы для решения
экологических проблем и для оценки экологического кризиса

Экологические проблемы, как впрочем, и все другие, — внутри нас самих, потому что вся любовь и милосердие — в Боге, а все несчастье и утрата достоинства — в человеке¹⁸. И решить эти проблемы тоже можно только внутри человека.

Сейчас экологи требуют вернуться к природе, стать ее частью, но это невозможно: по законам мироздания человек стоит над природой и только потому может спасти ее. А если человек думает, что он любит тварь и вместо поклонения Богу поклоняется твари, он бесчестит тварь; если случается, что он сентиментально любит животное и в то же время сторонится человека, он бесчестит и животное тоже. Тварь не хочет от нас ни поклонения, ни презрения. Тварь единственно хочет, чтобы мы были истинно человечными. И это не тема “возвращения к природе”, а тема возвращения к себе самому, к тому в нас, что есть подобие Божие. И тогда только мы осознаем, что нужно миру и каждому животному и дереву. Один из древних подвижников, авва Исаак говорит: “Будь в мире с собой, и небеса и земля будут в мире с тобой”. Человек покоряет себя Богу — и все покоряется ему. Однако можно возразить, что экологический кризис очень близок, и не просто кризис — катастрофа! Авва Исаак говорит, что если небеса упадут и земля сровняется, смиренный человек не будет затронут, потому что множество изменений происходит внутри него, изменений гораздо более грандиозных и могущественных, чем любые стихийные или рукотворные бедствия. Это не значит, что экологическая деятельность бесполезна. Конечно, косвенное воздействие святых на природу (как часть их заступничества за мир) несомненно больше принимаемых законов об охране окружающей природной среды, но это не значит, что не надо принимать подобных законов; просто надо более трезво видеть свою роль в решении экологических проблем. Полагаться в вопросе спасения мира лишь на свои силы и земную мудрость очень опрометчиво; Господь по-прежнему терпит наш мир (отводит экологическую катастрофу) только из-за “десяти праведников”. Люди и монастыри вокруг них, где ведется нелицемерная духовная жизнь, являются как бы человеческими и природными заповедниками. Пребывая там даже в качестве паломников, младших учеников святого делания, мы приобщаемся благодати и обретаем силу и знания “не от мира сего”. Свое знание Бога, видение мира человек творчески воплощает в своей хозяйственной деятельности, в природопользовании.

Идеалом монастырского природопользования стало не просто освоение ландшафта, а еще и религиозный поиск, путь обожения, восстанавления связи с Богом, и как следствие — преобразование и одухотворение окружающей среды. “Монастырские чудеса” органически вытекали из внутреннего мира человека. Это другое (иное — иноческое) мироощущение, а современная экология ограничивает наше мироощущение геобиоценозом, забывая о том, что есть еще Бог.