Ника откидывает с плеча длинную рыжую косу. Перед ней сто белых пакетов с гуманитарной помощью. Здесь крупы, макароны, памперсы, детское питание. Каждый пакет Ника собирала по конкретной заявке. Волонтеры повезут их беженцам в разные города и поселки Белгородской области.
— Пишут в заявке — подгузники, — говорит Ника, — нет, так не пойдет. Звоню — какой вам размер нужен? Не знают. Сколько месяцев ребенку? Тогда я знаю, какой вам размер нужен и какие пюрешки лучше положить.
В семье Ники и Димы семеро детей — пятеро общих и двое мужа от первого брака. С четырьмя детьми — 15-летней Маргаритой, 5-летним Дэяном, 4-летней Пелагеей, полугодовалой Есенией — многодетная мама в марте выбралась из-под обстрелов ее родного села Циркуны в Харьковской области. Месяц семья жила без тепла, света и газа.
Вокруг пакетов с гуманитарной помощью бегает веселый рыжий спаниель.
— Кошку и собаку муж потом привез, — рассказывает Ника, — ободранные, еле живые от голода были.
Ника вела уроки природы у дошкольников в детском центре в Харькове. Привозила на них своих животных. У нее их было около ста — шиншиллы, куропатки, петушки, кролики, хомячки, белки дегу, ежики-альбиносы, лягушки-альбиносы, зяблики…
Дружба народов
24 февраля Ника утром собиралась ехать на урок природы.
— Всегда рано встаю, потому что мне нужно подготовить животных, — рассказывает многодетная мама. — Тогда у меня дочка совсем кроха была — всего четыре месяца. Я утром посмотрела в окно и увидела танки.
Ника молчит, показывает на свою руку. Рука покрыта мурашками, волоски встают дыбом.
— Я тогда сказала мужу: наша жизнь никогда не будет прежней. Давайте помолимся.
В тот же день отключили свет, газ, интернет. Пропала мобильная связь.
— Я послала несколько SOS-сообщений губернатору: «Спасите, у меня грудничок, мне нечем его кормить». Написала коллегам: «Люблю вас всех, целую, обнимаю, передайте моим детям привет». У меня 60 учеников.
Когда стреляли, Ника говорила своим детям: «Ребята, гром, прячемся в погреб». Они отвечали: «Ого! Ничего себе! Зимой гром». Запасы еды закончились через три дня.
Многодетная мама с мужем ходили по окопам, собирали остатки сухпайков. Так они протянули еще месяц.
Ника показывает видео. Она идет в сумерках по лесу, снег отливает голубым светом.
— Мы собираем еду, что осталась от солдат, — говорит Ника на видео, — Вот тут. Дима, как это называется?
— Окопы, — отвечает муж.
— Мы тут нашли тушенку! — произносит многодетная мама, — фирма «Дружба народов». Мы тут ищем еду, а Марго с малышами в погребе, ждут нас живыми.
— Мы находили маленькие такие консервочки, — вспоминает женщина, — паштетики, сухарики, рис, пловчик. Паечки буквально на один раз. Особенно хорошо было найти повидло. Из него мы делали баланду для пятимесячной Есении. Потому что молоко у меня пропало практически сразу, как все это началось.
Ника разводила теплую воду с повидлом из окопов и поила Есению. Она срыгивала. Желудок не сразу привык к баланде. Еду семья готовила на костре. Животных кормили тоже тем, что находили в окопах. Зерен для птиц — щеглов, снегирей, зябликов, голубей с кружевными хвостами — у Ники не осталось. Животные голодали.
Пока было зерно и куры неслись, многодетная мама меняла у танкиста Тимура яйца на шоколадку. Ника делила шоколадку на пять частей и давала детям на ночь пососать:
— Они засыпают и не орут о том, что им хочется есть.
Ника показывает видео: радостные, яркие птички скачут по клетке. Слышен отдаленный гул. Птички заполошно мечутся.
— Не бойтесь, не бойтесь, мои хорошие, — шепчет Ника.
Белого ежика альбиноса и черепаху Дима, муж Ники, грел теплом своего тела, спрятав под свитер. Ночью в доме было –5. Дети спали в верхней одежде, прижавшись друг к другу.
Ника показывает еще одно видео: они с мужем идут по темному лесу, ищут еду. Между черных деревьев виден рыжий костер.
— Кто это там? Кто там? — спрашивает Ника темноту. — Может быть, мы сходим к ним? Может быть, спросим, что делать, если малышка заболеет? Скажем, что у меня грудной ребенок, что ей нечего есть. В доме холодно, что, если у нее будет жар?
Старший сын Ники, 16-летний Герман, учился на гражданского летчика. Он и двое старших мальчиков рано утром 24 февраля уехали в колледж и не смогли вернуться. Пропала связь, и месяц Ника ничего не знала о них.
В конце марта стало известно, что можно выехать в сторону России. Соседи Ники и Димы — молодая пара — собрались уезжать.
— Меня муж запихнул в их машину с детьми — насильно, — вспоминает Ника. — Все вещи соседей к чертовой матери выкинул и меня с детьми затолкал: «Ты уезжаешь — все». Я упиралась, хваталась за забор. Обломала ногти, свитер порвала. Он нас провожал так, как будто мы видимся последний раз. Я на него очень сильно обижена за то, что он запихнул меня в машину без моего желания.
Я не хотела, не могла уехать. Потому что я не знала, что со старшими сыновьями, где они, понимала, что мы можем погибнуть, муж может погибнуть. Что мы, возможно, никогда не вернемся.
Женщина вытирает слезы.
— Я не знаю, что с моей фермой, что с моими животными, — говорит она. — Я только попросила соседей птиц певчих, лесных отпустить — щеглов, снегирей, зябликов. Я просила, как только потеплеет, выпустить попугаев, австралийских амадин. Шиншилл просила отнести в лес. Все равно собаки раздерут, если поймают. Кроликов отпустить. Они пойдут в норы. Они выроют, выживут. Но шиншиллы нет. Белки дегу начнут скрещиваться с обычными белками. У меня ручные ежики-альбиносы, ручные голуби — такие толстенькие с павлиньими хвостами… Это все мои дети. Это участники уроков природы. Их знает весь Харьков. Аналогов в Украине нет. Что с ними, где они, я не знаю…
Погранпереход
На границе долго не могли определить, куда вести Нику с детьми. Ближайший ПВР был переполнен:
— Пограничник говорит: «Ну сидите тут». Я отвечаю: «Буду сидеть, не вопрос, но дети орут, они хотят есть».
Спустя два часа Нику с детьми перевезли в МЧС-городок для беженцев. Есения плакала не переставая.
— Приехала скорая, они начали заполнять бумажки на каждого ребенка. Есения орет. Только через два часа нас увезли в реанимацию детской городской больницы Белгорода. Есения была при смерти от истощения. Покормить мне ее удалось только в половине второго ночи. Со мной случился срыв, я кричала на врачей: «Вы не понимаете — я еле ее выносила! Вы не понимаете — мне 40 лет! У меня двое детей перед ней умерли! Вы не понимаете, что она значит для меня!» На следующий день нас перевезли в областную больницу. Все дети были со мной.
После больницы Нику с детьми перевели в детский лагерь. Там выяснилось, что на следующий день их должны везти в Татарстан. Нику с малышкой в одном автобусе, остальных детей — в другом.
— Я сказала: «Вы не имеете права, — говорит Ника, — лучше смерть. У меня там сыновья остались. Муж. Я не знаю, что с ними. Я никуда не поеду».
Коллега Ники из Екатеринбурга снял для нее однокомнатную квартиру в Белгороде:
— Мы зашли в эту квартиру и просто упали, 20 дней мы почти не выходили. Мы боялись города. Не знали, что дальше делать, как дальше жить.
Белгород
Квартирка маленькая. Все шестеро спят на одном диване. Укрываются одним одеялом. Для маленькой Есении есть детская кроватка.
Первые две недели в Белгороде Ника с детьми ели один раз в день.
— Откуда нам было взять еду? Мы питались рубленой капустой, приправленной капелькой подсолнечного масла. Еще я туда роллтон крошила. Вот такой у нас был салат. Ели мы его из крышки кастрюли, посуды не было.
Маргарита — красивая 15-летняя девочка — забирается с ногами на стул. В Харькове она была моделью. Много снималась. Занималась цирковым искусством. Марго улыбается:
— У нас была одна вилка и один нож тупой, которым ничего не порежешь. Мы рвали этот салат и ели. Мы ничего не могли приготовить. Первую кастрюлю мы украли у уличных котов. Им в этой кастрюле еду кто-то выносил. Ну мы ее забрали.
Гуманитарную помощь беженцам в Белгороде выдают в Красном Кресте.
— Туда люди с 4 утра приходили и занимали очередь, — вспоминает Ника. — Пайки выдают только в 10 утра. Очередь стоит 80–90 человек, но пайков выдают всего 40 штук.
Маме удалось получить паек всего один раз. В мае она нашла белгородских волонтеров «Путь в будущее». Они привозили детское питание для Есении, макароны, крупы.
В апреле приехал муж Ники:
— Звонит и говорит: «Спускайся, я внизу». Я чуть не умерла. Что значит: «Спускайся, я внизу?» Я думала — это загробная какая-то вещь.
И стоит потрепанный, покромсанный, покорябанный, с порванной бровью, весь какой-то черный муж. И на поводке полуобморочная собака и кошка.
Я его едва узнала. Я тоже была вся седая. Я каждый день звонила в разные волонтерские группы, умоляла, чтобы помогли его вывезти. Но я не знала, как. Свидетельство о том, что он многодетный, было у меня.
У Ники и Димы на руках татуировки с именами детей и датами их рождения. Дима на границе показал их.
Поспать на подушках семья смогла только летом.
Ника подрабатывала вожатой в летнем дошкольном детском лагере, гуляла с детьми и увидела подушки у подъезда. Кто-то выбросил:
— Я же не могу при детях забрать. Я их вижу, а достать не могу. Заканчивается моя смена, я провожаю детей и бегом к этому подъезду. Нахожу подушки. И в июне я, наконец, поспала на подушке. Потом нашли на помойке два ковра.
Маргарита снова смеется:
— Там еще красивый цветок был, я его тоже взяла. Прямо в ведре с землей. Он у нас сейчас на балконе стоит.
— Как-то стыдно было, позорно, а сейчас смешно вспомнить, — говорит Ника. — Идет дочь — на плече ковер, в руках горшок с цветком.
Да мы так и тарелки, вилки, ложки, чашки нашли, отмыли, прокипятили.
Нашли детские качели для Есении. Очень хорошие, польские.
Дима быстро устроился на работу. Он занимается дизайном и изготовлением мебели. Малыши пошли в детский сад.
— Малые хорошо в саду адаптируются, — рассказывает Ника. — Сейчас Белгород часто обстреливают. И Пелагея, ей 4 года, залезает под кровать и не хочет оттуда выбираться.
В конце весны Ника и Маргарита нашли у подъезда 10 новорожденных голых птенцов голубей в коробке. Дворники смахнули их с подоконников, где были гнезда, сложили в коробку и поставили перед подъездом. Ника забрала птенцов себе:
— Я звонила разным зоозащитникам, пыталась их пристроить. Говорю — мы беженцы и эти птенцы тоже беженцы. У них нет дома, нет еды. Им нужна помощь.
Зоозащитники не смогли помочь. Птенчики слишком маленькие. Тогда Ника стала выкармливать их сама. Кормила из шприца молочной смесью Есении. И малыши стали расти, покрываться перьями. Летать их учила Маргарита. Ставила на ладошку и слегка подбрасывала:
— И в конце концов они взлетали, — говорит девочка. — Потом мы открывали окно и сажали их на подоконник. Они делали круг в небе и возвращались. В следующий раз улетали дальше и дальше.
Голуби до сих пор иногда возвращаются и заглядывают в окно. Квартира беженцев стала и их домом.
Как только Дима купил ноутбук, Ника начала искать своих учеников. Детский центр, где она вела свои уроки, уничтожен.
— Я нашла почти всех своих маленьких учеников. Один в Англии, другой в Париже, третий в Италии, четвертый в Польше.
Сейчас Ника ведет уроки три раза в неделю для 15 своих учеников: математика, чтение и природа.
— Еще я им каллиграфию преподавала, — говорит многодетная мама, — но по зуму это невозможно.
Кто-то из соседей в Циркунах написал, что к ним приползла черепашка. Откуда такой зверь?
— Я им пишу, что это мое животное. Я просила их позаботиться о ней. Отвести к ветеринару. Надеюсь, они кормят ее.
Волонтер
Летом Ника начала работать с белгородскими волонтерами. Волонтерская организация «Путь в будущее» помогла уже нескольким тысячам украинских беженцев. Ника работает на складе. Собирает заявки.
— Я как мама очень структурированная, — говорит она. — Разбираюсь в детском питании, понимаю, что можно сварить из этого пайка при разумном подходе. Изучаю заявку — что нужно конкретной семье — и формирую паек сама. Я занималась этим в Харькове. Помогала многодетным семьям. Самые первые пайки были очень тяжелые для меня. Помощи просили люди из Циркунов, Липцов. Это мои села. Это было психологически тяжело — я оплакивала каждую заявку.
В продуктовые наборы, которые Ника собирает, она вкладывает рецепты дешевых блюд и пишет записки: «Обнимаем, целуем, любим!»
Ника работает на складе каждый день. Иногда по 15 часов.
— Мы тут все падаем от усталости. Но людей нужно кормить. Они выбираются оттуда, приезжают такие грязные. Надо дать им хорошего подзатыльника и сказать: «Ты чего плачешь? Ну-ка тихо! Я с тобой, я рядом». Они все приходят и говорят: «Вы не представляете, шо мы пережили, шо мы пережили. Ну вы, россиянцы, не понимаете». Я говорю: «Да, ребят, я сейчас объясню вам, что я не понимаю. Вы постойте здесь, поплачьте — я пока вам паек соберу. А потом я вам расскажу, как я вас не понимаю…» Сковородку, например, просят — я к ней приложу макароны и томатную пасту, вот уже 4 блюда. Я знаю, что такое голод.
Ника уже семь месяцев не видела сыновей. Помощь беженцам помогает ей не думать о доме, о своих мальчиках.
— Я очень скучаю, — говорит она, — по сыну, по двум приемным, по животным. По коллегам. Я думаю, если я помогаю, может быть, моему сыну помогут.
Сыновья сейчас в разных городах Украины, подрабатывают, как могут.
— Сын пишет, что подмел зерносклад какой-то. Заработал 200 гривен. Замечательно, сын! Я говорю — ребята, вы спортсмены, вы на диете. Тяните. Я плачу дома, когда никто не видит, или куда-нибудь ухожу с собакой. Там я, конечно, реву. Скучаю безумно. Мы не созваниваемся, пишем друг другу раз в две недели. Я пишу: «Сын, ты взрослеешь без меня, я не вижу этого. Пожалуйста, только живи, где бы ты ни был. Ты гордость школы, ты авиатор. Ты мой первенец. С тобой я узнала саму истину жизни — что такое быть мамой…» Я стараюсь как можно больше работать. Я хочу устать, забыться и уснуть.
Младшие дети часто вспоминают о доме.
— Мама, а наши игрушки там никто не тронет? — вдруг спрашивает четырехлетняя Пелагея.
— Нашего дома уже нет, — отвечает пятилетний Дэян.
— Ты что! — говорит Ника. — Наш дом стоит, там сосед дядя Коля охраняет.
Никакого соседа, который охраняет дом, конечно, нет.
— И автовоз мой на месте? — спрашивает Дэян.
— Конечно! Он тебя ждет.
Ника одалживает деньги и покупает автовоз, отдает его сыну.
— Нужно постоянно изобретать что-то, чтобы унять эту детскую боль, — произносит Ника. — У нас был дом. Была ферма, где я выращивала экологически чистые овощи. Там и буряк, и морковка такая, что десять семей накормить можно. Я все это беременная делала. Теперь у меня ничего нет. Дайте мне дом, дайте мне дом положить головы, попки моих детей. Где теперь я буду их растить?
Фото: Наталии Нехлебовой и из личного архива Ники Караконстантин