Сегодня их потомок уже в другой стране пытается сохранить историческое наследие и считает, что когда принимаешь историю, как есть, жить становиться проще. «Казань была лидером по сносу исторических зданий. Если мы возьмем наших соседей: Нижний Новгород, Самару, там тоже грустная ситуация с сохранением исторического наследия, но у них не сносили массово», — говорит казанский краевед, историк Леонид Абрамов.
Леонид Абрамов
— Леонид, насколько я помню, к концу XX века сохранность архитектурной исторической Казани была около 80%. Это так?
— Да, все верно. Казань избежала тотальных разрушений в советские годы. В 30-е годы, во время реконструкции, серьезно пострадала Москва. В Казани тоже хотели осуществить подобное – еще до войны был разработан проект «Большая Волга», по которому от исторического центра Казани почти ничего не должно было остаться. «Помешала» война. После войны от проекта отказались. Точечно строили сталинки, причем на месте снесенных храмов, и на окраине, центр в целом сохранился словно древняя мушка в янтаре. Храмов снесли при этом множество.
В конце 90-х, когда принято решение о праздновании тысячелетия Казани на федеральном уровне, на местном решили город подчистить, «прибрать», и постройки стали массово уничтожаться, буквально целыми микрорайонами. Уничтожались не только деревянные строения, но и каменные.
В общей сложности из тысячи домостроений мы потеряли половину.
Даже если дом представлял историческую ценность, его расселяли, бросали, и ждали, пока здание без присмотра деградирует, и тогда его спокойно можно было вывести из списка охраны памятников, а на его месте построить что-то новое. Порой внутри сжигались деревянные перекрытия, чтобы процесс распада шел быстрее.
Казань была лидером в этом отношении. Если мы возьмем наших соседей: Нижний Новгород, Самару, там тоже грустная ситуация с сохранением исторического наследия, но у них не сносили массово. У наших же соседей ситуация несколько другая: да, там много «заброшки» они требуют внимания, реставрации, но, главное – есть с чем работать, что реставрировать.
Деревянная Казань — один из самых больших поводов для грусти, за короткий срок исчезла целостная деревянная застройка, дома, построенные, в основном, после пожара 1842 года — улицы Бутлерова, Волкова, Лесгафта, Федосеевские, Тельмана, Свердлова-Петербургская и др. Получилось, что той старой деревянной Казани, которую мы видели еще в восьмидесятые, уже нет, исчез лиричный, трепетный образ, который наверняка был бы интересен туристам.
Дом Сапуольцева в Свияжске. 1918 год
— Но ведь говорили: мы расселяем трущобы..
— В трущобы записали в раз 10 больше домов. Многие дома, в том числе деревянные – добротные, крепкие. Если их реконструировать полноценно, то можно было бы и жить в них. Но это требовало бы большего вложения средств, гораздо проще снести, возвести новодел.
— Как сейчас обстоит дело со сносом исторических зданий?
— Форсированный метод очищения города от исторических архитектурных зданий вызвал недовольство в обществе. Власти прислушались, поняли, что была совершена ошибка, у нас перестали уничтожаться особняки направо и налево. Но точечно все-таки уничтожение происходит.
Совсем недавно были уничтожены Арские артиллерийские казармы, предположительно построенные в 1903 – 1911 годах. Мы надеялись, что хотя бы одно кирпичное здание сохранят – как памятник истории. Ведь оно может рассказать и о дореволюционном, и о советском прошлом. В советское время там отдыхали летчики дальней авиации, которые перегоняли знаменитые ленд-лизовские Кобры, здесь готовили летчиков дальней авиации на случай ядерной войны в 50-е годы. Кстати, именно впервые на базе нашего Казанского авиационного завода по приказу Сталина были собраны точные копии американских самолетов, которые сбрасывали бомбы на Хиросиму и Нагасаки. Затем здесь готовили ракетчиков, а потом артиллеристов.
Дом Сапугольцевых в Казани на Профсоюзной сейчас взялись восстанавливать.
Это один из исторических пластов, их много и одно здание могло рассказать о многом. Понятно, что весь Октябрьский городок невозможно восстановить, но неужели одно здание нельзя было оставить? Теперь на этом месте построили жилой комплекс Артсити. Только приставка Арт теперь говорит об искусстве. Снесли целый пласт истории. Казарму можно было сделать модным пространством как в той же Финляндии, где сохранили аналогичные казармы. Кусочки старины важны для смыслов, для будущих поколений, чтобы мы из прошлого нить тянули для будущих поколений, а те в свою очередь для своих будущих. Не надо обрывать её, мы только часть общего процесса.
— Помню, в руинах стояла гостиница Казань, которая ведет свою историю с 1835 года, уничтожалась приличного художественного уровня лепнина в номерах…
— «Казань», до революции «Казанское подворье» была самой старой гостиницей города, которая не прекращала свое существование с 1830-х годов. Она была самой большой и самой фешенебельной и в советские годы, в ней останавливались многие знаменитости.
В итоге фасад все-таки оставили, хотя и он чуть было не погиб. В Казани же нередко стремятся догнать Москву, вот и решили сделать, как на Манежной площади – подземные ярусы, и начали копать в том месте, где был исторический центр, совершенно не думая о специфике места, о том, что дома перестраивались, иногда объединялись общим фасадом, и в итоге все «поплыло», был уничтожен целый квартал в районе гостиницы и сама она практически тоже. Хорошо хоть, что было принято решение сохранить фасад.
Вообще сохранение фасадов с полным уничтожением внутреннего содержания у нас почему-то называется реконструкцией. Вот, например, красивый, стильный дом Пора – француза, который в гимназии преподавал французский язык. Дом тоже «реконструировали», в итоге получилось новое бетонное здание, обшитое «под дерево».
Стоит остов старого Дворянского собрания, в которой останавливалась еще Екатерина в 1767 и описывала его в письме к Панину: анфилада комнат, которые украшены шелками и росписями с пастушками, Хлоями. Это был настоящий казанский дворец…
Вид на улицу Казани
— А что сохраняется сегодня?
— На самом деле, сохраняется еще немало памятников. Понятно, что никто не тронет особняк Сандецкого, который был построен в начале ХХ столетия как резиденция командующего войсками Казанского военного округа. Сейчас там Государственный музей изобразительных искусств Республики Татарстан. Очень все боялись за судьбу деревянного особняка начала XIX века, было страшно, что в конце 90-х его сожгут. Это особняк графини Апраксиной, который потом стал принадлежать Баратынским, а в советское время там была музыкальная школа, в которой училась Софья Губайдуллина. Дом удалось сохранить, теперь там музей Баратынского.
НКВД на Черном озере
— Не так давно под угрозой гибели был и самая старая гражданская постройка Казани?
— Да, дом Михляева, построенный в начале XVIII века в стиле московского барокко. Иван Афанасьевич Михляев был самым богатым купцом конца XVII — начала XVIII веков, а при Петре I владел суконной фабрикой. Он построил с десяток храмов, и что удивительно, они все сохранились. Это Петропавловский собор — жемчужина Казани; это Духосошественская церковь, в которой в советские годы был кукольный театр; Богоявленская церковь на Баумана; Пятницкая и так далее. Дом долго находился в аварийном состоянии, рухнули перекрытия. Но, под давлением общественности, дом Михляева было решено спасать. Насколько я знаю, там будет развернута экспозиция Государственного музея изобразительных искусств.
Петропавловский собор
Сейчас под ударом целый квартал у Петропавловского собора, но вселяет надежду, что теперь власти смотрят на ситуацию иначе и есть понимание, что наше наследие надо беречь. Я надеюсь на это.
— Что происходит вокруг города, за его пределами?
— Не скажу, что у нас под Казанью так же много особняков, как под Москвой, или под Питером. Но, тем более, те, что есть, нужно сохранять. Так, в селе Нариман Верхнеуслонского района рушится особняк в итальянском стиле, принадлежавший маркизам Пауллучи – это старинный, с XII века род, сыгравший важную роль в истории Италии, а потом и России в XIX веке.
В заброшенном состоянии замечательная усадьба Гагарина. Именно с нее началась история садоводства на Волге. Ведь раньше вся Волга цвела яблоневым цветом — сады по Волге уходили на многие сотни километров, начиная от Казани и до Симбирска. А началось все с князя Сергея Сергеевича Гагарина, того самого, что был заведующим императорскими театрами в 1829—1833 гг.
Князь Гагарин был самым первым популяризатором яблонь в России. Он купил землю у Нарышкина, несколько километров берега на противоположной стороне от Казани, и разбил первый сад. Уже к концу XIX века там было миллион яблонь. Там, кстати, сохранилась старинная Троицкая церковь, построенная еще Нарышкиным в середине XVIII века.
У нас в Татарстане такой культурный контекст, который позволяет проводить параллели. Такие памятники хороши для туризма, они понятны европейцам, понятны нашим жителям.
— Среди разрушенных и сохранившихся домов Казани – и те, что построили ваши предки. В семье о предках говорили?
— В советские годы об этом молчали, и не просто потому, что боялись — моя бабушка была идейной сталинисткой, и даже тот факт, что ее отец был репрессирован, и чудом выжил, не умаляло любви к Сталину. Так что у нас не обсуждалось, что же когда-то принадлежало нашим родам, а принадлежало многое.
Павел Васильевич Щетинкин, мой прапрадед, был владельцем гостиницы «Казань», ему принадлежало очень много домостроений, знаменитый Александровский пассаж управлялся компанией Щетинкина «Щетинкин и Ко», ему принадлежала крупнейшая в Поволжье и Приуралье меховая фабрика, ювелирные магазины и вообще много чего. Я недавно был в Самаре, и видел дом Щетинкина, правда, перестроенный.
Дом Щетинкина в Самаре
Дом Щетинкина в Казани, напротив Николо-Ильинской церкви, которую он и построил, практически не сохранился, от него остался только остов. К счастью, сама церковь стоит, это второй храм, после церкви Ярославских чудотворцев, которая вновь открыли в советские годы — в 1945 году. И такая же история была с домом Cапугольцевых – тоже мои предки.
Когда я прохожу мимо разрушающихся домов, которые строили мои предки, мне больно. Но не потому, что я это воспринимаю каким-то образом моим в материальном смысле, даже мысли нет претендовать, желать тех процессов, что были в Прибалтике. Речь о другом – это история, и часть истории моей семьи стала частью общей истории страны.
Дом Щетикнина на Баумана
— Вашего прадеда репрессировали за происхождение?
— Не совсем так. Он один из четырех братьев – племянников и наследников Щетинкина. Своих сыновей у того не было и после смерти мужа своей сестры Павел Васильевич растил моего прадеда. Прадед окончил ветеринарную академию в Лейпциге, в Германии, потом в Казани, и — ушел в народ, переехал в Свияжск, стал земским врачом, возглавлял амбулаторию, стал эсером. В Гражданскую – воевал на стороне красных. Так что, в отличии от братьев, оказавшихся в Америке, он остался на родине.
В 30-е ему припомнили и происхождение, и эсеровское прошлое. Два с половиной года отсидел на Черном озере во внутренней тюрьме НКВД. Вышел по амнистии весной 40-го года, чудом, потому что ничего не подписал, несмотря на пытки. Когда пришел — работать в Свияжске было негде, он устроился в колонию, которая существовала на базе Успенского монастыря. Начальником этой колонии был тот самый следователь, который его пытал. Потом занимался отбраковкой лошадей, на которых наша армия оккупировала северный Иран…
Такая вот семейная история. После смерти бабушки (она умерла не так давно) я обнаружил старые семейные альбомы – слава Богу, она их не сожгла. Там все – Щетинкины, Сапугольцевы…
Осталась от нее и мебель, великолепные модерновые вазы — я отдал это несколько лет назад в восстановленный музей Баратынского, там они принесут больше пользы.
Тюремная карточка 1938 года
Павел Васильевич Щетинкин был вторым после Михляева храмоздателем, построил десять храмов, был ктитором Казанской духовной академии, главным финансистом. Эта академия готовила миссионеров для всей Сибири, всего Поволжья и Кавказа.
Да, я испытываю гордость за своих предков. Но гордость – гордостью, а самим что-то тоже надо делать.
— Вы стараетесь много делать для сохранения исторической Казани.
— Любовь к истории, к родному городу – от мамы, поэтессы. Маму, в свою очередь воспитывали ее дед, тот самый Михаил Порфирьевич, племянник Щетинкина и бабушка, его жена. Уже после их смерти каждый год мама, взяв меня и брата, возила на кладбище под Свияжском, где похоронены ее бабушка и дедушка, по дороге мы отдыхали в пшеничных полях. Это важно – водить детей на кладбище, спустя годы у них проявляется важное ощущение связи с предками.
Очень много дала мне и другая бабушка, по отцу, крестьянка, из раскулаченных. Ее муж был убит в битве при Великих Луках. При всей своей суровой жизни она умела хранить любовь, теплоту души и делиться ими.
Столетие Казанского исхода
— Казань связана с именами многих людей, оставивших свой след в истории страны. Как обстоит дело с теми домами, в которых они жили, останавливались?
— Что сохраняется, что-то исчезает, что-то — в промежуточном состоянии. Так, например, дом Лисицина, во флигеле которого родился Шаляпин, долго стоял в полуразрушенном состоянии, с его стен была даже снята мемориальная табличка. Да, сам деревянный флигель, находившийся в глубине двора, не сохранился еще в советское время, но дом с крепкими массивными стенами – все равно свидетель истории. Шаляпин — наш казанец — покорил все самые знаменитые оперные сцены. У нас проводится Шаляпинский оперный фестиваль, ему поставлен памятник, развернута экспозиция в музее Горького.
У Льва Толстого в Казани было три адреса, — дом Банарцевых на Черном озере, его снесли и построили новодел, но хотя бы близкий к тому, что было. Дом Кислевского на Арском поле сохранился. Сохранился и самый старый дом — особняк Горталовых на Япеева, в нем организован музей. Но музей – не как отдельная структура, с профессиональными работниками, специалистами по Толстому, как просили сделать многие, а как подразделение 36 школы. Старшеклассники водят экскурсии. Снова из серии “реконструкция по-казански”.
В дом Горталовых привезла Льва Толстого с тремя братьями и сестрой Марией его тетка Пелагея Юшкова после смерти их отца. Дед Толстого был губернатором Казани, прадед свияжским воеводой.
С Казанью связана и неграфская линия Толстых — Толстые-Милославские.
Усадьба Щетинкина в Среднем Девятове под Казанью
Потомки многих родов приезжают в наш город, я вожу их с экскурсиями по имениям предков. Я встречал в Казани потомков Панаевых, Нератовых, Казем-беков, Голицыных, Перцевых. Они очень плотно поддерживают родственные связи. Очень интересно общаться с ними, ведь они являются частичкой того исчезнувшего мира в 1918 с белыми ушла практически вся Казань – интеллигенция, дворянство, священство, чиновники, это был исход. Небольшая часть интеллигенции потом вернулась.
Да, воспоминания о том времени – болезненны, но что свершилось – свершилось, и не нужно теребить раны. Важно просто помнить и при этом испытывать некую светлую грусть. Это очень хорошее чувство — светлая грусть.
— Куда вы особенно любите водить экскурсии?
— На Арское кладбище, например. Его основали еще в XVIII веке, там похоронены наши именитые купцы, деятели культуры и науки, математик Лобачевский и химик Арбузов, художник Фешин, сын Сталина — Василий, конструктор Петляков. Было очень красивое Кизическое кладбище, где похоронены предки Льва Толстого, открыватель Антарктиды Иван Симонов, но оно было уничтожено при Хрущеве. Все остальные в Зилантовом, Спасо-Преображенском монастырях сровняли с землей еще раньше — в — 30-е годы комсомольцами-добровольцами.
Есть замечательный памятник, мы его называем чайной фабрикой, начиная с XVIII века там развешивали чай. В XVIII веке через Казань провели Сибирский тракт, — это главная сухопутная дорога Российской империи и самый длинный в мире тракт, который связал наши столицы с Китаем и по ней, стали привозить китайский чай из Китая в большом количестве. Чаепитие стало традиционным и у татар, и у русских. У нас появился новый музей чая, где рассказывают о чайной потрясающей истории, когда в Казань чай везли в тюках-цибиках на лошадях за пять тысяч километров, потому он так был дорог.
Одна из визитных карточек Казани — ампирный особняк — дом Ушковой. Красивое здание, построенное в начале прошлого века, где сохранились интерьеры и даже мебель. Особняки Траверсе, Сахаровых, Кекиных, Родионовых, Шамиль, Апанаевых, Подуруевых, Стахеевых, Александровых, Оконишниковых создают чарующий образ Казани, которым мы так дорожим.
Казань — очень славный музейный город. Национальный музей, музеи Тукая, Горького, Боратынского, изобразительный музей, Казанский Кремль с филиалом Эрмитажа — к нам привозят крупные выставки из Москвы и Санкт-Петербурга. Есть ведомственные музеи, прекрасные музеи КМПО, КАПО, вертолетного завода. Уникальный отдел редких рукописей Научной библиотеки Казанского университета, с самой большой в России коллекцией арабо-графических изданий. Здесь хранится множество западных, славянских и восточных рукописных и печатных раритетов, а также библиотека знаменитого Потемкина.
Казань известна на весь мир своими химической и медицинской школами, здесь множество университетских музеев, которые составят славу любому европейскому крупному городу, 14 медицинских музеев при медуниверситете. Сегодня я был в мемориальном музее Груздева. Викторин Сергеевич Груздев, основатель казанской акушерско-гинекологической школы, проводил впервые в мире уникальнейшие гинекологические операции, человек мирового значения. С Казанью связаны такие светила как Вишневский, Лесгафт, Виноградов, Бехтерев.
Трепетность по отношению истории своей страны – это и есть патриотизм, а не нечто бравурно-шаблонное. Это то чувство, когда ты не сопротивляешься прошлому, а мы почему-то постоянно ему сопротивляемся. Самое непредсказуемое что есть в России — это история. Мы готовы ее постоянно переписывать, постоянно не соглашаться, и доказать что-то, при чем самим себе. Какое-то немного смешное чувство, подростковое. Когда ты принимаешь историю как есть, — сложной, со всеми вывертами, косматостью – жить становиться проще.