Что ждет российскую экономику. Наталья Зубаревич

Откуда берутся дополнительные деньги и почему растет ВВП 

— Принесла ли специальная военная операция что-то положительное для экономики?

­— Да, зарплаты у всех, кто занят в оборонно-промышленном комплексе, выросли — думаю, они этим довольны. Да, более 600 тысяч человек, мобилизованные и контрактники, стали получать совсем другие заработные платы. Не знаю, насколько они этим довольны, но семьи их довольны точно.

— Если отвлечься от гуманистической составляющей и взять экономику как рост благосостояния и промышленного потребления, то выигрывают те регионы, где есть оборонные предприятия и куда дотекают ручейки из бюджета?

— Они дотекают широкому кругу регионов. Резко выросли пособия малоимущим семьям с детьми. В 2023 составили около полутора триллионов рублей, это очень много. Кроме того, мобилизованные, да и контрактники тоже, — это в основном люди из более бедных мест, куда тоже потекут дополнительные деньги. Но вот сказать, что, допустим, Бурятия выиграла больше всех, у меня как-то язык не поворачивается.

Это все достаточно широко размазано по стране. По первому полугодию мы видим практически по всей стране восстановительный рост доходов населения, который перекрыл спад 2022 года. Особо преференциальных регионов я выделить не могу, особенно с учетом некоторых проблем с качеством статистики по доходам населения. Например, не видно роста в некоторых регионах Дальнего Востока, но это скорее говорит о погрешностях учета.

— Растут социальные выплаты, больше денег приходит в обрабатывающую промышленность — за чей счет?

— За счет нескольких дополнительных денежных потоков. Первый — это дополнительные налоги с крупного бизнеса. Придумываются все новые: то на курсовую разницу (если вы экспортеры, а рубль дешевый, то давайте-ка, платите больше), то так называемый windfall tax — налог на неожиданный рост цен в экспортных поставках. Сейчас еще и экспортные пошлины растут. 

Второй поток — облигации внутреннего займа. Пока у Центробанка была низкая учетная ставка, федеральному бюджету это было выгодно. А сейчас, когда ее поневоле пришлось задрать, облигации вряд ли будут выпускаться столь же активно, потому что государству будет дорого обходиться их обслуживание. Держателям облигаций тоже ведь надо что-то выплачивать, у них должен быть доход.

Третий источник — это Фонд национального благосостояния. Он у нас в иностранной валюте и в золоте, а рубль упал. 

Со второй половины 2023 года стали расти нефтегазовые доходы. То же самое было и в первой половине 2022 года, когда были бешеные цены на нашу экспортную продукцию, прежде всего на нефть и газ. Потом они упали, а с осени 2023 года опять пошли вверх. Даже если они не выйдут на уровень 2022 года, то уже такой дыры в бюджете из-за недобора нефтегазовых доходов не будет. Кстати, происходящее сейчас на Ближнем Востоке тоже повлияет на цены, потому что есть опасения, что Иран вступит в конфликт и на него наложат дополнительные санкции. Тогда нефти на мировом рынке станет еще меньше, и она будет дороже.

А остальные доходы просто прут. Цены растут, а вместе с ними НДС вырос по январю-августу на 26%. Рубль дешевеет — растет внешний НДС на то, что мы импортируем, потому что налог-то рассчитывается в рублях, и их получается сильно больше.

С этого года люди начинают платить налог на вклады более 1,3 миллиона рублей, причем он полностью переведен в федеральный бюджет, а регион уже с него ничего не получает. Также и дополнительный налог — если у вас заработная плата более 1,2 миллиона, то с той суммы, которая выше вот этой планки, снимается не 13%, а 15%. И эти деньги тоже идут в федеральный бюджет.

Нет нужды облагать дополнительными налогами малый бизнес. Населению тоже не повышают налоги.

— Но для развития экономики все это ничего не дает?

— Такие решения принимаются без оглядки на экономику. Это называется неэффективные расходы, обусловленные неэкономическими факторами. Очень прибыльное занятие для отдельных групп бизнесов и для отдельных групп занятых. У тех, кто работает на предприятиях оборонно-промышленного комплекса, ­— бронь и плюс удвоенная заработная плата.

Действительно, их благосостояние существенно улучшилось. 

Кроме того, это формально дает прибавку в валовой внутренний продукт, он растет. То есть любое изделие рассчитывается как продукция, учитываемая в ВВП. Трудно вычленить вклад именно этой части экономики, но то, что она дает дополнительные проценты его роста, это мы все прекрасно понимаем.

Безработицы нет, но хорошо ли это?

 — Есть еще одно явление, которым официально любят козырять: низкая безработица. 

— Тут сошлось несколько важнейших факторов. Главный — демографический. На рынок труда выходит поколение 23–25-летних, которых численно примерно на 30% меньше, чем людей в возрасте 35 лет. Это следствие войн прошлого, которое до сих пор заметно, и провала рождаемости 90-х – начала 2000-х. С рынка труда будет постепенно уходить большое поколение, которое сейчас задержано повышением пенсионного возраста, и поэтому пока все это не так заметно. Но со временем у нас устойчиво будет сокращаться рабочая сила.

Это первое. Добавляем 300 тысяч мобилизованных, добавляем уже больше 300 тысяч контрактников — вот вам еще 600 тысяч, вынутых из экономики.

Что касается уехавших, то с ними сложнее, потому что мы не знаем их количества, хотя оценки 500–700 тысяч возможны. Но какая-то часть вернулась, а из уехавших большинство продолжает работать на российские организации в удаленном режиме. Поэтому из занятости они не ушли.

— Это правда, что люди сейчас получают больше, а работают хуже, из-за этого падает производительность труда? Они устали, выгорели. 

— Понятия не имею, что значит выгорели. Но производительность труда и вправду падает, об этом сообщает Росстат. Объемы производства растут существенно медленнее роста заработных плат. Номинально у нас в стране по январю-июлю заработные платы выросли на 13% (это по организациям, без учета самозанятых). Людей переманивают на рабочие места, которые надо срочно закрывать специалистами, а это можно сделать, только повышая зарплату. 

Почему российское автомобилестроение — в депрессии

— Едешь по Москве и видишь невиданное количество новых машин с непривычными названиями. Салоны, продававшие европейские и японские модели, меняют вывески. 

— С лета мы видим мощное оживление автокредитования. Люди долго держали паузу, но теперь они морально готовы к переходу на китайские машины. Еще раньше этот выбор сделали автодилеры, потому что, если тащить автомобили параллельным импортом из Европы, цена на них становится такой, что люди отшатываются. Малыми партиями что-то завести можно, но это уже не бизнес. А из Китая можно системно наладить поставки. 

Я тут спросила своих студентов: «Вы понимаете, что ваша первая машина будет китайской?» Да, понимают. Между «китайцем» и «Ладой Гранта» выбор очевиден. «А в компьютерах, — говорю, — вы быстро перейдете на китайское?» Они сказали, что нет: запчасти стоят относительно недорого, параллельный импорт налажен и можно долго поддерживать старый компьютер в рабочем состоянии.  

Все-таки экономические головы хорошо работают!

— Могут ли автомобилестроительные регионы, вроде Калужской и Калининградской областей, перейти на сборку китайских машин?

— Там, где раньше собирали Renault в Москве, уже объявлено о сборке «Москвича-6», который до миллиметров неотличим от китайской модели. Калининград, Елабуга тоже будут переходить на китайскую сборку, идет переналадка линий. Это все не быстрый процесс, к тому же требующий инвестиций. 

Но если вы в удачные годы выпускали по 200 тысяч автомобилей, то выйдете ли вы на этот же уровень с китайской сборкой? Этого никто не знает, но, по моим ощущениям, до масштаба сборки, которые были у Volkswagen, Renault, Toyota, корейских компаний, дело не дойдет. 

В общем, автомобилестроительная отрасль пока в тяжелой депрессии.

— Как это сказывается на жизни людей? Их увольняют?

— Их не увольняли до августа 22-го года, сначала выплачивали полную зарплату, потом держали на неполной занятости и, соответственно, неполной зарплате.

Но у меня есть четкое понимание, что, например, в Калуге больших проблем не будет, там есть оборонные предприятия, нуждающиеся в рабочей силе. В Калининграде сложнее — там, кроме судостроительного завода «Янтарь», крупных промышленных предприятий особо и нет. Но в условиях дефицита рабочей силы проблема занятости решится сама собой, даже если надо будет немного переучиться. 

Синий воротничок, который умеет работать руками, обязательно будет при деле, поэтому большого влияния на безработицу остановка автомобильных заводов не имела даже в 22-м году, а уж сейчас тем более.

Когда мы говорим про депрессию в автомобилестроительных регионах, то имеем в виду спад промышленного производства без явных признаков увеличения безработицы.

Расчеты за экспорт в рублях — это хорошо или плохо?

— Когда рухнул рубль, появился мем: «Как здорово — доллар всего один, а рублей целых сто». Если цены на сырье коррелируют с курсом рубля, то почему он падает?

— Потому что сейчас курс рубля увязан с балансом экспорта и импорта. Мы покупаем за твердую валюту, а продаем за рубли, рупии, юани. Россия в свое время настояла на этом, потому что иначе могут быть арестованы платежи, проходящие через банки. А чистая оплата в рублях, в юанях и в рупиях безопасна. 

К тому же она дает возможность взаимозасчитывать поставки. Вы туда нефтепродукты, а вам оттуда техника или что-то еще. С Китаем у нас почти баланс экспорта и импорта, и был даже период, когда экспорт из России в Китай превысил импорт в силу резкого удорожания нефтегаза. Поэтому расчеты что в юанях, что в рублях возможны, эти деньги есть куда пустить. А вот в рупиях расчеты не выгодны, потому что вывозим мы в Индию много, а покупаем мало.

Так или иначе, твердой валюты теперь не хватает. Это и есть главный фактор обесценения рубля.

— У высокой цены на нефть есть обратная сторона: вся она уходит на экспорт, из-за этого образовался дефицит топлива. Чтобы компании оставляли нефть в стране, государство должно доплачивать?

— Если брать нефть и нефтепродукты вместе, то экспортируется где-то 40%. Из них больше всего экспортируется дизельного топлива — половина всего произведенного в Российской Федерации. Объемы экспорта начали сокращаться только в 2023 году. Его как-то удалось скоординировать с Саудовской Аравией, и нефть стала расти в цене. 

Теперь что касается недавнего дизельного и бензинового кризиса. С 2019 года правительство ввело режим обратного демпфера, когда нефтеперерабатывающим заводам доплачивали, чтобы они оставляли продукцию на внутреннем рынке. Этот демпфер рос год от года, и по 2022 году сильно превысил 2 триллиона рублей. Еще весной шли разговоры о том, что его уполовинят, но реально решение созрело в сентябре. А мировые цены с лета уже начали расти, экспорт становился привлекательным чрезвычайно. На внутреннем рынке стало работать куда менее выгодно. 

Сейчас принято решение о том, что можно экспортировать только по двум так называемым продуктопроводам, без посредников, причем половину произведенного надлежит оставить на внутреннем рынке. Частично это выровняет ситуацию, да и трубу контролировать несложно. 

Но главное-то не это. 

К чему приводит ручное управление

— А что главное?

— Вот сейчас рвануло в дизеле, и уборочная осталась без дизтоплива. В следующем месяце рванет еще где-то — например, исчезнут лекарства для диабетиков.

И все это разруливается ручками. Должны же быть какие-то более экономически устойчивые механизмы.

Сейчас запретили продавать зерно на глобальных рынках ниже рекомендованной Минсельхозам в 270 долларов за тонну. А мировой зерновой рынок пошел вниз, Франция, Болгария, Румыния предлагают зерно по более низкой цене, и наши трейдеры проигрывают тендер за тендером, зернохранилища затоварены.

Вы хотите, чтобы наши зернопроизводители больше получали? Отлично. Только результатом станет затоваривание внутреннего рынка и падение внутренних цен на зерно. У сельхозпроизводителей останется меньше денег на закупку сельхозтехники, удобрений и далее по списку.

Или вот сказали, что теперь не меньше половины того, что вы сеете, должен составлять отечественный посевной материал. Только он хуже, и его недостаточно. До сих пор рост российского растениеводства: сахарная свекла, кукуруза, картошка и в меньшей степени зерно — шел за счет импортных семян высокой продуктивности. Мировая генетика сильнее, чем отечественная, что тут поделаешь. Иностранный семенной фонд в сочетании с плодородными российскими землями давал прекраснейшие результаты в агросекторе. Посмотрим, что будет с урожайностью в следующем году.

И примеров такой рулежки я вам могу привести десятки. Она приводит к дисбалансу, к некоторым ухудшениям, но всегда кто-то оказывается в выигрыше. Сейчас крупный бизнес начинает скупать семеноводческие хозяйства. А в проигрыше окажется аграрий, который потеряет на урожайности, но этого никто и не заметит. Мы и так полностью обеспечиваем себя сахарной свеклой, кукурузой, картошкой, а по зерну — Россия второй экспортер в мире.

Как выглядит милитаризация экономики

— Как свободный рынок сочетается с такой вот плановой рулежкой? К чему это может привести? 

— Рекомендованные экспортные цены — это пока еще, к счастью, не план. Но он есть в отраслях ОПК (оборонно-промышленного комплекса — Примеч. ред.).

Решение о нем было принято в 2012 году, а к 2019-му он в целом был выполнен. И тогда расходы на нацоборону, где главным был гособоронзаказ, достигли примерно 3,5 триллионов рублей. В прошлом году это уже было под 5 триллионов. В 2023-м, как сказали в законе о бюджете, это уже 6 с лишним триллионов, а на следующий год — 10,8 триллионов рублей, или 29% всех расходов федерального бюджета.  

А начинали менее чем с 20%.

— Это и есть милитаризация экономики?

Милитаризация экономики — это вовлечение все большего количества отраслей в работу военно-промышленного комплекса и внебюджетные расходы, когда все идет под ВПК: хлеб печется, форма шьется, металл широким потоком льется исключительно в гособоронзаказ, а не частным компаниям и не на экспорт.

Он, впрочем, и сейчас льется, но только потому, что на внешнем рынке наш металл стали покупать меньше, внутренний рынок наполнился, и любой покупатель стал хорош. А если он еще платит более-менее адекватную цену, покрывающую ваши издержки, то вообще здорово. 

Это то, что происходит с черной металлургией в Российской Федерации. Но и здесь мы наблюдаем целиком рыночные механизмы.

— Социальные выплаты учитываются в бюджете?

— Еще как! Еще 7 с лишним триллионов идут на соцполитику. Из них более половины — трансфер к пенсионному фонду, поскольку страховые платежи, собранные с работодателей, с наших с вами зарплат, не покрывают все нужды на выплату пенсий. 

Меньше половины идет на поддержку так называемых федеральных льготников. Это инвалиды, ликвидаторы на Чернобыльской АЭС, ветераны Афганистана и еще много кто.

Плюс материнский капитал. На следующий год более 1,3 триллиона — это выплаты семьям с детьми без материнского капитала, и плюс еще без малого 500 миллиардов составляет собственно материнский капитал. Все это сидит в социальной политике. 

— Думаете, он будет выполнен? 

— План по доходам на 2024 год очень оптимистический, поживем и увидим. Я вообще не загадываю, потому что ситуация меняется каждые полгода, а то и чаще. 

— Помните, как в начале нам казалось, что все будет: а) очень быстро; б) очень больно? Оказалось, что это не так. 

— Экономика оказалась достаточно устойчивой, бизнес достаточно шустрым, чтобы переориентироваться. Масштабов этой перестройки не мог предположить никто.

«Люди просто отгораживаются»

— Есть ли в текущей нашей жизни еще что-то, чего вы совершенно не ожидали? 

— Я понимала, что общество абсолютно конформистское, но все же не ожидала той невероятной меры психологический адаптации. Люди просто отгораживаются и пытаются жить своей обычной прежней жизнью. Они приняли все происходящее как данность: я ничего не могу изменить, а значит, буду жить в предложенных обстоятельствах.

— А вы сами не отгораживаетесь?

— Я отвлекаюсь только когда работаю — студенты, лекции, выступления. Но, когда выхожу из этого состояния, конечно, я не могу отгородиться. Думаю, что немало людей живут примерно так же. Это те, кто не хочет становиться слепоглухонемым. С точки зрения человеческой психологии, капсулирование — правильный выход, оно спасает психику. Поэтому я никого не осуждаю.

­— Говоря про глухоту, мы все же подспудно осуждаем. 

— Я не даю моральной оценки. Когда я говорю, что люди закрылись, поставили бронебойную стену — это констатация происходящего. Если бы я сказала, что люди такие-сякие, гадкие и нехорошие, это было бы осуждение. Но я так никогда не скажу. Люди ищут тот способ адаптации, который им по силам.

А вот для будущего это очень опасно. «Я не я, и хата не моя» — оно же будет жить в обществе и дальше.

В понимании, что надо помогать другим, мы откатились так далеко, что будем выползать еще долго.

— Вы смотрели видео с Нютой Федермессер, где она говорит с депутатами?

— Нет, не смотрела, у меня нервов на это не хватает. Но Нюта в своей сфере — боец. И она очень мощный человек, что все-таки это делает. А что результат этих разговоров стремится к нулю, было понятно до старта.

«Мир входит в полосу адской турбулентности»

— То, что сейчас происходит на Ближнем Востоке, как-то отразится на нашей жизни?

— Вы знаете, я не сразу отреагировала на новости. В субботу работала, пропустила мимо ушей, а в воскресенье проснулась, осознала, что происходит, и мы с мужем стали всех обзванивать. У нас же в Израиле куча друзей. Говорю: «Ребят, мы не будем вас все время дергать, но все-таки сообщайте о себе». Потом уже села смотреть и разбираться, что происходит.

 Для тех, кто не полностью закрывается от реальности, и предыдущие-то полтора года были тяжелыми. А сейчас добавились ближневосточные события, а до этого Нагорный Карабах… Кажется, что мир входит в какую-то полосу адской турбулентности, мощнейшего роста агрессии. Как ко всему этому относиться? Я не философ, не политолог. Я только вижу, что с каждым днем становится тяжелее и сложнее. 

— Наверное, студенты очень сильно помогают выживать. Когда работаешь с молодыми, появляется надежда.

—  Студенты и в советское время были для меня источником сил. Ты как будто приходишь со своим штепселем, втыкаешь его в розетку и полтора часа подпитываешься их молодой энергией. Объясняешь им какие-то сложные вещи — руками, ногами, голосом, только что не вприсядку. Потом, правда, чувствуешь себя выжатой, как лимон. 

Хотя спят они на лекциях периодически очень хорошо. Те, кто, видимо, бурно провел предыдущий день или ночь. У меня на огромную поточную аудиторию всегда есть один-два таких «спунчика». Я их никогда не трогаю. Потом, бывает, проснутся, вернутся в сознание и дальше слушают.

Как меняются крупные города и периферия

— Со студентами мотивирует то, что они увидят, возможно, то, чего мы уже не увидим?

— Что-то увидим. Я как раз сегодня показывала на лекции, в какие группы населения идут вливания дополнительных доходов. Будет интересно посмотреть, как структурно поменяются регионы и страна уже по итогам 23-го, и, может быть, 24-го года. До сих пор мы наблюдали великое расхождение крупнейших городов, периферий и полупериферий, которое длилось без малого 30 лет. Все живое, зарабатывающее, образованное концентрировалось в крупнейших городах. Страна поляризовалась. А теперь мы увидим подтягивание по доходам, потому что именно периферии стали главным направлением дополнительных пособий и заработных плат. 

— Но звучит-то неплохо, на самом деле.

— Если бы речь шла только о том, что малоимущие семьи получат дополнительные деньги, я была бы обеими руками за. Но мы же понимаем, что происходит не только это… 

И при этом с модернизацией и образованием ничего не поменяется, они так и останутся в больших городах. 

Да и гособоронзаказ мне душу не греет. Но я не могу бросить камень в работников этих предприятий. Им подняли зарплату, для многих это просто спасение. А знаете, сколько айтишников в Башкортостане и Свердловской области побросали свои места с хорошими зарплатами и пошли в госсектор, как только было объявлено, что сотрудники оборонных предприятий получают бронь? Вот так и происходит перенаправление кадров в оборонку.

Плановой экономики пока не ждем

— Уже ясно, что будет дальше?

— Нет, не ясно. Я понимаю, что данная ситуация может заморозиться, я могу не дожить до ее изменения. Но я внимательнейшим образом наблюдаю. У меня нет ощущения предопределенности происходящего. Я долго живу, и в своей жизни я много видела зигзагов, прыжков, сальто-мортале этого государства. Когда у тебя большой житейский опыт, лучше опираться на него, отходить от категоричных оценок и всегда выращивать себе и иронию, и самоиронию. 

— В интервью «Правмиру» в марте 2022 года вы говорили, что перестаете летать на самолетах внутри страны. Вы по-прежнему не летаете? Может быть, это аэрофобия?

— Я не аэрофоб и летала за свою жизнь очень много, иногда по три раза в месяц. Я прекратила это делать, когда ввели санкции на авиакомплектующие. Да и летать я перестала не потому, что боюсь. Я ничего не боюсь.

Но теперь я снова летаю. Сейчас все как-то удалось отладить с помощью параллельного импорта, а текущий ремонт самолетов проводят турецкие компании.

— Все-таки капитализм — удивительно жизнеспособная формация. Как вы думаете, вернется социализм?

— Зарекаться теперь вообще ни в чем не надо. Но с плановой экономикой затрагивается, как мне кажется, инстинкт самосохранения тех лиц, которые принимают решения. Они помнят, как оно было, и этот житейский опыт не отменим. И вот это я считаю очень весомым аргументом для сохранения российской экономики.

Фото: Жанна Фашаян