…требуется актерам после спектакля «Матренин двор» в Театре им. Евгения Вахтангова
В ноябре 2011 года исполнилось 90 лет со дня основания Театра имени Евгения Вахтангова. «Роль — меньше спектакля, спектакль — меньше театра, театр — меньше искусства, а искусство — меньше жизни», — говорит Владимир Иванов, режиссер театра и преподаватель Щукинского училища (среди его учеников: Мария Аронова, Нонна Гришаева, Александр Олешко и др.). В интервью «Фоме» Владимир Иванов рассказывает об актерском смирении, о своих выпускниках, которые через театр пришли в Церковь, и о спектаклях «Матренин двор» и «Тихая моя родина», поставленных им в соавторстве с актерским дуэтом Александром и Еленой Михайловыми.
Владимир Иванов
Владимир Иванов: …Я очень хорошо помню, с чего начинали студенты моей первой мастерской в Щукинском училище. В сентябре они пришли — все счастливые, искрящиеся, мол, сейчас мы «бабахнем», сейчас начнется что-то необыкновенное, великое, потрясающее… У меня был с собой диктофон, я его включил и сказал, что у каждого из них есть одна минута, чтобы описать свои ощущения. Пленку эту я до времени сохранил. А первая эйфория у ребят ушла месяца через три. Оказалось, что и в театральном вузе надо рано вставать, пахать, делать то, что не очень хочется, здоров ли ты, устал ли ты, есть ли у тебя настроение… Через это все проходят. Если бы я кому-нибудь из них три месяца назад сказал, что «ты будешь прогуливать сценическое движение, а ты будешь стонать на занятиях по танцу», они бы мне не поверили. Но происходило именно так. И однажды я собрал курс, посадил их, достал ту кассету включил ее и вышел из аудитории на полчаса. И они очень быстро всё поняли…
— Что — всё? Что нужно быть дисциплинированным и ходить на занятия?
— Не совсем. Ведь это не вопрос просто дисциплины. Это помогло ребятам принципиально по-другому посмотреть на собственную персону. Я с тех пор всегда говорю ученикам: в том, что ты одарен, твоей заслуги нет — это дар Божий. Он какую-то часть от щедрот своих тебе подарил. В том, что ты имеешь такие данные — прекрасный рост, роскошные глаза, стройную фигуру, длинные ноги, тонкие пальцы, или, наоборот, необыкновенно характерную смешную внешность — тоже нет твоей заслуги. Благодаря маме с папой ты родился таким. Твоя заслуга может быть только в одном: как ты этим всем распорядишься.
— Прямо какая-то воспитательная работа! Молодой человек оказался лучшим в конкурсе (сто человек на место), поступил в знаменитую «Щуку» — и тут ему сообщают, что «в этом нет его заслуги»…
— Вахтангов очень четко сформулировал: «Школа не должна учить. Школа должна воспитывать». Что такое воспитывать? Делать человека лучше. И то, о чем я говорю, — это процесс формирования здравой оценки самого себя. Если угодно, смирения — то есть умения видеть свое место в этом мире. Это очень важно само по себе, а для театрального училища — особенно. Ведь у нас как часто молодые люди себя ведут? «Я гений! Я огого! Я вам сейчас покажу!» Да с какой стати?! У меня в Щукинском училище был однокурсник, про которого руководитель нашего курса, замечательный педагог Марианна Рубеновна Тер-Захарова говорила: «Вы еще будете гордиться тем, что учились с этим человеком на одном курсе». И где он сейчас? Нет такого актера. Он не стал артистом. Ничего из него не получилось, потому что у него не было главного — того самого понимания, что талант — от Бога. Он был чрезвычайно одаренный человек. И этот дар выставлял напоказ, буквально бравировал им. Но дар, которому человек не служит, — умирает.
Когда признаешь, что это — именно дар, неизбежно задумываешься о том, что Кто-то этот дар тебе преподнес. Талант — аванс от Бога, который еще нужно отработать. В жизни ведь все по Евангелию: хозяин дал слугам по таланту — и уехал. Тот слуга, который употребил деньги разумно, получил еще больше, а тот, который неразумно — потерял все. Так и здесь. Если понимаешь, что тебя одарили талантом и твоя задача им грамотно распорядиться, то Господь и дальше будет тебе помогать и преумножать твои успехи. Если не хочешь этого понять, то… Мне всегда приходит на ум образ, что где-то там наверху перекрывается какой-то клапан и тебе как будто сообщают: «Все, достаточно…»
— Вы произнесли слово «служение». Как Вы считаете, а театр — это служение?
— Служение — но не самому театру, а чему-то высшему. Смысл актерской работы — сказать о чем-то, что больше роли, отвечать самому себе на вопросы, которые волнуют, познавать себя и окружающий мир. Мы ведь рождаемся для этого, а не для того, чтобы стать актером, режиссером, химиком, космонавтом, президентом и так далее… А когда смысл актерского существования — сыграть роль, то получается странно: ну сыграл — и что? И это потолок? Сыграть роль — не главное. Мне кажется, что по-настоящему большие артисты, многого достигшие в профессии, к этому рано или поздно приходят. Отдают они себе отчет в том или не отдают, формулируют так или нет — они все равно не могут этого не чувствовать. Потому что такова простая истина. И если ее принять, то на все происходящее в твоей жизни начинаешь смотреть совсем другим взглядом. И ведь каждый в какой-то момент подумает: «А для чего я все это делаю?» Конечно, если к профессии относиться серьезно, то в какой-то степени она становится служением. Но только, повторюсь, служением чему-то большему, а не самой профессии. Еще Бертольт Брехт писал, что не должно быть театра ради театра…
Замечательный отец Исидор
— Вам приходится говорить о вере со студентами?
— Такой разговор я стараюсь вести, отталкиваясь от текущей актерской работы. Чтобы говорить не «в общем», а через материал, который человеку понятен. Была у меня интересная история с одним моим учеником — Игорем Минаевым. Мы были с ним в прекрасных отношениях. Когда он служил в армии, мы с ним регулярно переписывались. Словом, дружили. После армии он пришел преподавать к нам в училище и, само собой, мы стали работать вместе. В вахтанговской театральной школе есть такой раздел, которого нет в других школах, — этюды к образу. Мы берем литературное (а не драматургическое) произведение, где автор подробно описывает героев, их внешность, характер, мысли и т. д. Актер выбирает героя, моделирует ситуацию, которой в книге нет, но которая могла бы с героем произойти, и пытается представить, как бы такой человек с учетом его характера себя повел.
Мы с одним курсом для такой работы взяли произведение Валерии Алфеевой «Джвари» — это повесть, в которой мама с сыном-подростком путешествует по монастырям России и Грузии. Джвари — по-грузински «крест» и название самого древнего грузинского монастыря. Само собой, произведение напрямую затрагивает вопросы веры, и, соответственно, в ходе работы мы много об этом говорили. Я со своей группой студентов отправился в Грузию — посмотреть на эти места, почувствовать атмосферу, это очень важно для построения образа. А Игорь Минаев со своей группой поехал по монастырям России. В этих поездках несколько человек крестилось. Но больше всего вся эта работа повлияла на самого Игоря. Сейчас он — архимандрит Исидор (Минаев), начальник Русской духовной миссии в Иерусалиме.
— Ничего себе…
— Вот такая история взаимоотношений веры и профессии в Щукинском училище. Так что у нас готовят не только актеров и режиссеров! Когда Игорь бросил театр, для всех это было шоком. Спустя уже много лет мы разговаривали с ним, почему же он все-таки так радикально изменил свою жизнь и принял монашество. Он сказал, что не может жить в миру по тем нравственным законам, которые себе поставил, — говорит, «я слишком страстный человек, слишком слаб, сил не хватает». Поэтому решил из мира уйти. Через полгода после принятия монашества он гостил у нас, и когда мы после нескольких дней расставались, я не мог не сказать ему: «Игоряша, так нельзя…» Он стал так агрессивен, нетерпим по отношению к миру, из которого ушел. Но потом это прошло. Когда мы виделись в следующий раз, это был как бы «прежний Игоряша», добрый, открытый, светлый, но — теперь по-новому мудрый. И это был уже замечательный и чуткий отец Исидор.
— В театре им. Вахтангова в 2008 году Вы поставили «Матренин двор» Александра Солженицына. Почему Вас заинтересовал Солженицын?
— Изначально произведение заинтересовало не меня, а актеров Александра и Елену Михайловых. Однажды Саша пришел и рассказал о том, что у него есть давняя мечта — воплотить на сцене «Матренин двор». Спросил, готов ли я этот спектакль поставить с ним и с Леной. Я поначалу засомневался, потому что читал повесть когда-то давно. Но в то же время понимал, что такие встречи и такие предложения не возникают случайно: судьба посылает тебе возможность приложения своих творческих, духовных, нравственных сил… Я как режиссер берусь за то произведение, которое меня цепляет: если возникает комок в горле, если становится трудно дышать — то такая работа для меня. Я перечитал «Матренин двор» — и понял, что очень хочу за это взяться.
Александр и Елена Михайловы
— Что Вам казалось наиболее важным в этой работе?
— Самое важное здесь — Саша и Лена. Ни с кем другим я бы за такой спектакль не взялся. Это люди, весь жизненный путь которых как будто подготовил их к тому, чтобы работать над прозой Солженицына. Саша был ведущим актером Центрального детского театра (ныне РАМТ), играл Ромео у Анатолия Эфроса, сыграл в «Формуле любви» у Марка Захарова и стал всенародным любимцем. И вот на этом фоне человек уходит из театра, перестает сниматься — по сути бросает все ради духовных исканий. Сильный поступок. На такой шаг нужно иметь внутреннее право и обоснование. У Саши этим обоснованием была православная вера. И Лена его поддержала, помогла ему в этом, она тоже была актрисой того же театра и тоже ушла. Она и привела Сашу в Церковь. Они прожили сложную жизнь, работали в психдиспансере, записывали православную музыку…
И вот эти люди, прошедшие небывалый для актеров, путь пришли ко мне и попросили о помощи в работе над произведением не то что знаковым, а по-настоящему великим. Так началась работа, и шла она очень тяжело. Неслучайно от задумки до воплощения прошло более трех лет. Ведь прозаическое произведение нужно было сначала превратить в драматургическое. Автором сценической версии выступил я. И каждая реплика, претендующая на то, чтобы войти в окончательную инсценировку, бесконечно и бурно обсуждалась с Сашей и Леной. Солженицын пишет, что Матрена была верующей, но и склонной к суевериям, верила в приметы и даже в чем-то походила на язычницу. И вот Саше ну очень не хотелось, чтобы в спектакле Матрена была такой. И я понимаю почему. Он от всего сердца любил (и любит) эту Матрену и хотел видеть в ней святую. Ведь все мы помним, что «Матренин двор» — название, которое дал рассказу Александр Твардовский. Солженицын называл рассказ «Не стоит село без праведника». И Саша — преклоняясь перед фигурой автора — хотел повернуть спектакль именно в эту сторону. Саша купил диск с записью, где Солженицын сам читает «Матренин двор», и со слуха «снял» чуть ли не каждую интонацию, каждую запятую. Но это было далеко от того спектакля, который нам предстояло поставить. Театр не может быть повторением авторского чтения. Я был убежден, что нам надо не копировать взгляд на произведение самого автора, а найти свой собственный. Поэтому в бесконечных, мучительных творческих спорах работа над спектаклем шла более трех лет.
— Какое место для вас занимала православная вера в работе над такими произведениями, как «Матренин двор»?
— Это тот кристалл, через который воспринимается все. В таких спектаклях на второй план отступают диалоги, сценическое действие, характер персонажей. А на первом месте — взгляды на жизнь. Именно это я имею в виду, когда говорю, что не стал бы работать над этим спектаклем ни с кем, кроме Саши и Лены Михайловых. Они обладают этим вполне конкретным взглядом на жизнь с позиции православной веры. И это по существу каждый раз «создает» спектакль. Я знаю, что к каждому спектаклю они сосредоточенно готовятся три-четыре дня. Нельзя даже сказать, что они его «отыгрывают» или «отрабатывают», они его по-настоящему проживают. Для них это, образно выражаясь, литургия — в исконном смысле слова: «общее дело», общая служба, которую они каждый раз заново творят. И поэтому после каждого спектакля им обычно необходимо несколько дней, чтобы просто физически и эмоционально восстановиться.
Мы с Вами говорили о служении. Так вот для Саши и Лены этот спектакль — в полном смысле слова служение. Это как раз пример того, как актер служит не роли и не театру. Это все тоже есть, без этого нельзя. Но это все для них второстепенно. Все это как бы прилагается к главному: к попытке сказать от своего сердца что-то важное о жизни и о человеке. Саше и Лене удалось сделать так, чтобы талант служил Богу.
— Что лично Вам дала работа над спектаклем «Матренин двор»?
— Этот спектакль родил следующую постановку, которая называется «Тихая моя родина». В ней также играют Лена и Саша. Она состоит из песен и стихов о России, о вере, о Боге. Там самые разные авторы: Рубцов, Бродский, Ахматова, иеромонах Роман, матушка Людмила Кононова и т. д. По моим ощущениям, это светлый и добрый спектакль, наполненный искренней верой. Последняя песня в нем называется «Истина», она заканчивается словами «Да будет свет и посрамится тьма». Художественный руководитель театра им. Вахтангова Римас Туминас, посмотрев спектакль, сказал в своем интервью, что это — спектакль-молитва.
— А чем для Вас стали эти работы в плане веры?
— Трудно на такой вопрос отвечать… На ум приходит только строчка из Высоцкого: «Мне есть, что спеть, представ перед Всевышним». Теперь — после этих двух спектаклей — может, и мне есть, что спеть…
Константин Мацан