«Три года назад я жила в фургоне на стоянке магазина». Что может понять человек, ставший бездомным

Я писатель и журналист, а также безумно любознательный человек. За 22 года в журналистике я научилась многим новым вещам.

А три года назад я узнала про то, как стать невидимой. Я стала одной из работающих бездомных. Я бросила пост редактора газеты после смерти отца и решила путешествовать. Его смерть была сильным ударом. И у меня было много вопросов, которые я бы хотела разрешить в путешествии.

Я путешествовала всю жизнь, поэтому решила, что прожить год в фургоне, решая свои проблемы — будет, как одно длинное путешествие. Поэтому я взяла кота, ротвейлера и все необходимое для поездки в фургон «Шевроле» 1975 года и укатила в закат, совершенно забыв про три решающих фактора.

Первый: общество приравнивает постоянное место жительства, даже если это будка, к значению слова «личность».

Второй: я не осознала, насколько быстро отрицательное мнение других людей может начать влиять на нашу жизнь, если мы это позволим.

Третий: я забыла, что быть бездомной — это состояние, а не стиль жизни.

Сначала жизнь в фургоне была отличной. Я принимала душ в кемпингах, регулярно питалась, и у меня было время на отдых и печаль. Но затем появились гнев и депрессия, связанные со смертью моего отца.

Подработка закончилась, и мне нужно было найти постоянную работу, чтобы оплачивать счета. Мягкая весна превратилась в ужасно жаркое лето. Стало невозможным где-либо оставить машину (смеется), чтобы не было очевидным, что со мной кот и собака, и, кроме того, было очень жарко. Кот уходил и приходил через открытое окно фургона. Песик был отправлен в дневной интернат. А я потела. Когда была возможность, я пользовалась служебным душем в офисных зданиях и на стоянках дальнобойщиков. Или умывалась в общественных туалетах.

Ночью температура в фургоне редко опускалась ниже 26 градусов, так что было тяжело, почти невозможно спать. Продукты портились на жаре. Лед в переносном холодильнике таял в течение нескольких часов, и все это выглядело достаточно жалко.

Я не могла себе позволить жить в квартире или позволить себе квартиру, в которой можно содержать ротвейлера и кота. А я не желала бросать их. Поэтому я осталась в фургоне. И когда жара измучила меня настолько, что я не могла пройти даже 15 метров до ближайшего к фургону туалета ночью, я пользовалась корзиной и мешком для мусора.

Когда наступила зима, температура упала ниже нуля. Я столкнулась с новыми проблемами. Каждую ночь я останавливалась в разных местах, чтобы не быть замеченной и чтобы полиция не надоедала. Мне не всегда это удавалось.

Но я чувствовала, что я больше не контролирую свою жизнь. И я не знаю, когда или как это случилось, но скорость, с которой я из талантливого писателя и журналиста превратилась в бездомную женщину, живущую в фургоне, поразила меня.

Ведь я не изменилась. Мой коэффициент интеллекта не упал. Мой талант, мой характер, мои ценности — все во мне осталось тем же. Но я изменилась. Я скатывалась ниже и ниже — в депрессию.

В конце концов кто-то направил меня в клинику для бездомных. И я пошла. Я не мылась три дня. И я была так же подавлена и так же воняла, как все в очереди. Просто я не была пьяной или под кайфом. И когда несколько бездомных мужчин поняли это, включая бывшего университетского профессора, они сказали: «Ты не бездомная. Почему ты здесь?»

Другие бездомные не видели во мне бездомную, а я видела. Тогда профессор, выслушав мою историю, сказал: «У тебя есть работа. У тебя есть надежда. У настоящего бездомного нет надежды». Лекарства от депрессии, которые мне дали в клинике, не избавили меня от мысли о самоубийстве. И я помню, что думала: «Даже если я убью себя, никто не заметит».

Тим Рассерт, известный журналист, говорил обо мне на национальном телевидении. Эссе, которое я написала о моем отце за год до его смерти, было в новой книге Тима. Он делал цикл ток-шоу.

И когда я осознала, что Тим Рассерт, бывший ведущий передачи «Встреча с прессой», говорил о моей работе, пока я жила в фургоне на стоянке около «Волмарта», я стала смеяться. Вам я тоже советую.

Я стала смеяться, потому что дошла до стадии: я писатель или я бездомная женщина? Я пошла в книжный и нашла книгу Тима. И я стояла там и перечитывала свое эссе. И плакала. Потому что я писатель. Я писатель. Вскоре после этого я вернулась в Теннесси.

Я перемежала жизнь в фургоне с ночевками на диване у друзей. И я снова стала писать. К лету следующего года я снова работала журналистом. Я выигрывала награды. Я жила в своей собственной квартире. Я больше не была бездомной. Я больше не была невидимой.

Тысячи людей работают полный или неполный рабочий день и живут в своих машинах. Но общество продолжает клеймить их и считать преступниками тех, кто живет в своих машинах или на улицах, поэтому бездомные, работающие бездомные, в основном остаются невидимыми.

Но если вы встретите их, развлеките их, поддержите их и предложите им повод для надежды. Человеческий дух может все преодолеть, если имеет надежду.

Я здесь не для того, чтобы поработать девушкой с афиши в поддержку бездомных. Я здесь не для того, чтобы убеждать вас дать денег первому встречному попрошайке.

Я здесь, чтобы рассказать, что, опираясь на мой опыт, поняла — люди не то, где они живут, где они спят или какова их жизненная ситуация в отдельно взятое время.

Три года назад я жила в фургоне на стоянке около «Волмарта», а сегодня я выступаю на TED. Надежда всегда, всегда находит выход.

Спасибо.

Перевод на русский Татьяны Запевалиной