Начну с того, я благодарю Алину за то, что она, человек, который, скорее всего, правда, не в теме (это видно из текста), обратила внимание на таких детей. Это действительно очень ценно.
Елена Кучеренко
Второе… Рассказ этот — зеркальное отражение отношения нашего общества к таким детям. И это прекрасно. Это показывает искренность автора. Мы видим наше время. То, что есть на самом деле.
Третье — она писала из лучших побуждений, за что, опять же, спасибо.
И последнее. Даже если бы рассказ этот был откровенно плох, он хорош уже тем, что вызвал такие споры. Значит, есть, что обсуждать.
Ну а теперь к содержанию… Лирический герой — девушка — едет на пикник и возмущается. Она планировала отдохнуть и расслабиться в близком кругу, а некая Люба притащила с собой сына. И ладно бы — обычного человеческого детеныша. Так нет! Больного! Дауненка!
В общем, героиня хочет наслаждаться природой, погодой, воскресным днём, золотой осенью, философствовать и созерцать, а вместо этого вынуждена терять душевный покой и лицезреть «неполноценных детей», которых она не любит.
К ужасу автора, дауненок оказался ещё и непослушным, активным и вёл себя, как «мартышка». Это я цитирую.
В итоге, он залез на руки к самой лирической героине. И она, тяжело вздохнув, через «не хочу», начала с ним общаться, стоически давая отдохнуть хотя бы другим.
А далее по плану происходит метаморфоза. Она инстинктивно целует его в затылок и открывает, что все дети пахнут одинаково. И здоровые, и больные. Манной кашей, игрушками и нашими детскими мечтами. На секунду прервусь… Этот кусок мне, как человеку сентиментальному и вечно «в соплях», безумно понравился.
Она рассказывает Сашке (так зовут мальчика) про сову, пчелу и дивные рога оленя, которые торчат из листвы: «Неужели не видишь?».
Малыш радуется , жестикулирует, что-то пытается сказать и разглядеть всех этих придуманных животных.
И тут героиня понимает, что не хочет идти к друзьям. Ей хорошо рядом с этим «странным» ребёнком. Он возвращает покой ее душе. Ей не надо больше надевать маски, она, наконец-то, почувствовала себя собой. Сашка целовал ее, называл хорошей, а девушка плакала, потому что на самом деле она — «стерва и циничная [обсценная лексика — цитата из рассказа]».
Дальше она задается вопросом, за что Всевышний наказывает таких детей. Рассуждает на тему, почему чёрствые, бессердечные люди и она сама «отворачиваются от ущербных». А, расставшись с «милым моим дауненком», очень по нему скучает, понимает, что он ей нужен и мечтает встретится вновь.
Чуда не случилось
Идея рассказа мне понравилась. Показать перерождение души. Во многом понравилось и воплощение. И как сторонний читатель, и как мама такого ребёнка, и просто как сентиментальный человек, я даже пару раз искренне прослезилась.
Но сейчас стряхну с себя пыль и паутину и вспомню, что в далёком прошлом я училась на критика, пусть и театрального. Хотя ни дня не работала по профессии. Но критик — это непреходящее состояние души. Он никогда не умирает. Это когда ты (поиронизирую над собой) всегда знаешь, как надо, или как не надо, но не можешь создать ничего путного сам. Так хотя бы покритикую.
Много нареканий у читателей вызвало постоянно повторяющееся слово «дауненок». Десять раз, если я не ошибаюсь. Для объема около листа А4 — это, правда, немало. И, в итоге, очень режет слух.
Но для меня проблема даже не в «дауненке». Я к этому слову давно равнодушна. Но кому-то все же может быть не приятно. Даже больно. И это не этично, в конце-концов. Понятно, что у автора нет такого ребёнка, и она этого просто не знает. Я сама как-то ещё до рождения Маши, желая познакомиться с мамой солнечного малыша и как-то ее «задобрить», ляпнула: «Ой, какой у вас очаровательный дауненочек». Она так на меня посмотрела, что я почувствовала себя полной дурой.
Тем не менее, в первой части текста «больной ребёнок», «дауненок» вполне оправданы и более чем к месту. И с художественной и с этической точки зрения. Алина честно показывает, как она относилась к детям с синдромом Дауна до той встречи. Так, увы, относятся многие.
Но если мы анализируем литературное произведение, то лично мне не хватило того самого преображения души. Если меняется мировоззрение, должен меняться и язык. Если раньше перед автором был «дауненок», то теперь это уже человек, пусть и маленький. А так никакого чуда не произошло.
Он как был «экзотическим питомцем», дауненком, слонёнком, котёнком, так и остался. Только выяснилось, что не кусается.
На самом деле, исправить все можно очень просто. Заменить во второй части этого бесконечного «дауненка» на что-то другое, и все. Возможно, Алине немножко не хватило опыта.
«В центре рассказа — эго автора. «Даунёнок» его лишь обслуживал. Поэтому и показалось, что героиня общается с милой собачкой или кошечкой. Такой рассказ мог быть о ком и чем угодно. Подставьте плюшевого медвежонка в место «дауненка» и ничего не изменится», — написали в одном комментарии.
Мне сначала тоже так показалось. Но, подумав, все же заступлюсь за автора. Нельзя сделать второй шаг, не сделав первый. И первый и прекрасный шаг на этом пути принятия людей с инвалидностью — как раз вот эти личные внутренние изменения, которые и произошли с героиней рассказа. И она с удивлением их наблюдает и описывает. Пусть и с некоторыми, режущими глаз и слух шероховатостями. А личность другого человека — это уже второй шаг.
Не диагноз, а личность
А теперь напишу главное, о чем я подумала, в связи со всем этим.
Да, личности ребёнка, этого «второго шага» мы не увидели. И это то, о чем я написала в начале своей статьи. Рассказ этот — зеркальное отношение нашего общества к таким людям. И не только какой-то жестокой его части, но и милосердной, пытающейся принять «не таких, как мы».
Сколько раз и до рождения Маши, и после, я слышала: «Эти люди приходят в мир, чтобы сделать нас лучше! Благодаря им мы становимся добрее! Больные детки меняют мир! Они умягчают сердца и лечат наши чёрствые души! Я так много понял/поняла….». И не только слышала, но и сама так думала.
Да, несомненно, сталкиваясь с такими людьми, мы во многом меняем наши взгляды. Принимая их, мы, становимся лучше, мы «поднимаемся» над собой. Когда родилась Маша, наша жизнь кардинально изменилась, за что мы ей очень благодарны. И это и есть тот первый шаг. Но останавливаться нельзя. Иначе особый ребёнок так и останется «питомцем», который дарит нам положительные эмоции.
Второй и более важный шаг — это понять, что жизнь любого, самого больного и немощного человека, слепого, глухого, лежачего, с тяжелой умственной отсталостью и все это одновременно — это великая ценность и в глазах Бога, и в глазах людей (по крайней мере, так должно быть). Независимо от того, изменил он кого-то в лучшую сторону, или нет.
Инвалиды - это не тренажеры для сжигания чьих-то душевных прослоек зла и накачивания мышц добра.
И если мышцы не наросли, тренажёр не качественный. Это личности. И эту личность надо увидеть, понять, принять и уважать. Сначала человек, а потом — диагноз и наше к нему отношение. А лучше всего — просто человек. Которому, как и всем, нужна поддержка, помощь, любовь и достойная жизнь. А не только наше самолюбование: «Ах, как я изменился к лучшему, глядя на сирых и убогих»…