Боль
Моя юность выпала на 80-е годы прошлого века. Мог ли я тогда представить, что через несколько лет нас накроет наркотический девятый вал, и я буду через день отпевать несчастных мальчишек? — Только в страшном сне.
А уж то, что главной темой каждого из дней грядущего XXI века станет тема «продвижения в массы» гомосексуализма? — Вообще немыслимо.
Мы читали романы Ивана Ефремова и мечтали о покорении далёких галактик, а вместо галактик получили то, о чём даже неудобно говорить вслух. Теперь уже и педофилы о своих правах заявляют. О правах!
Какая боль… Уж лучше бы я остался в прошлом. Трижды, будучи офицером, писал рапорт с просьбой отправить меня в Афганистан и трижды мне отказали…
«Трудно быть Богом»
Моя знакомая, добрая верующая христианка, в разговоре со мной, вздохнула и неожиданно произнесла:
— Трудно быть Богом, батюшка. Ох, как трудно. Мне ведь даже иногда жалко Его становится.
Прокручиваю в голове курс догматического богословия. О чём там только не говорится, но такой темы точно нет.
— С чего это ты, Петровна, Бога-то жалеешь?
— Да вспомнилось, вот. Лет восемь назад, когда мы ещё по квартирам пожертвования на храм собирать ходили, зашла я и к своей старой знакомой. Обнялись, расцеловались.
— Тоня, я к тебе. Мы на храм ведь собираем, давай жертвуй.
Та отвечает: «Ага!». И подаёт мне десятку.
— Ты чего, Тонь?! Мы же на храм собираем? Соседки твои, все, кого ты «плохими» называешь, кто по 50, кто по 100, а то и по 200 рублей дают, а ты… Даже неудобно, подруга.
— Так я в магазин собралась. Купить надо много чего. И перечисляет:
— Масла, молока, хлеба, колбасы кило и т.д.
— Тонь, ради храма, может, ты на полкило колбаски-то меньше купишь? Я же к тебе по такому делу, может, больше никогда и не приду.
Она аж оторопела:
— Ты чего, Петровна?! Такое мне предлагаешь. В колбасе себе отказать?! Да разве ж я своей желудок с твоим храмом сравню?
Обиделась я на неё и целый год не звонила. А тут она сама приходит. Говорит, заболела очень. В желудке нашли страшную болезнь. Научи, что мне теперь надо делать.
Ой, обнялись, поплакали.
Вот я её в храм и повела: и на исповедь, и на соборование, и на причастие. Теперь в церковь ходит, молится. И болезнь странным образом замерла. Исчезать не исчезает, но и расти не растёт.
И думаю: будь я Богом, так за те ее слова взяла бы тогда мухобойку, хлопнула разок — и нет человека.
Бог — не мы: Он, вишь ты, не обиделся и пожалел. Душу неразумную пожалел. Вот я и говорю: это как же всё время терпеть, смиряться и постоянно прощать… Трудно быть Богом, батюшка.
Кукушка
Утром просыпаюсь и думаю, а ведь сегодня мне стукнуло уже ого-го сколько годов! Лежу, размышляю о бренности этого мира и вдруг слышу кукушку.
Ну и, разумеется, спрашиваю:
— Кукушка, кукушка, я уже столько лет по земле хожу. Ты не знаешь, сколько мне ещё осталось?
Та в ответ «ку-ку» да «ку-ку». А я считаю и радуюсь. Потом думаю: что-то многовато. Нет, это уже слишком. И, наконец: она что, надо мной издевается?!
Матушка, услышав, как я возмущаюсь, заглянула ко мне в комнату:
— Ты чего тут шумишь?
Я жалуюсь ей на кукушку. Матушка удивляется моей непонятливости:
— Тебе накуковали жизнь вечную, а ты, эх. А ещё христианин!
О «стрижке купонов»
У нас в деревне один дяденька выбраковал несколько бесплодных несушек, и одну из них, маленькую, тощую и кривую на один глаз, почему-то принёс и пожертвовал нам в храм.
— Вот, супчик, может, какой сварите, да и меня под этот супчик добрым словом помянете.
Курицу мы взяли, а шею ей свернуть ни у кого рука не поднялась. В общем, прижилась она у нас. Насест ей сварганили, защиту от ворон придумали. И вот живёт у нас уже несколько месяцев и, что характерно, несётся практически каждый день.
Зина, наша староста, приносит в трапезную очередное яйцо и говорит:
— Сегодняшнее, тёплое ещё.
Потом перекрестится и добавит:
— Помяни, Господи, раба твоего Ивана Ивановича с чадами и домочадцами.
Дядька тот рассчитывал, что съедим мы его курочку, да и помолимся за него разок. А птичка, тварь Божия, заставляет поминать его уже несколько месяцев кряду каждый день.
Вот так у Господа всегда бывает: сделал ты вроде бы разовое доброе дело, а получается, что долго потом еще с него «купоны состригаешь».
Проблемы?
Сегодня после службы возвращаюсь домой. Голова забита кучей проблем. Еду очень медленно по просёлочной дороге весь в своих мыслях и вдруг вижу двух молодых людей. Они молоды, беззаботны и очень красивы. Он и она. Смотрят друг на друга. Так могут смотреть только влюблённые. Их донимали комары, а они отмахивались от них и смеялись.
Вдруг я тоже ощутил эту беззаботность, услышал смех и неожиданно заразился их весельем. Опустил стекло, смотрю на них, еду и смеюсь, а они — на меня и тоже хохочут.
Так хорошо посмеялись. Проблемы… А что проблемы? Всё решабельно.
Параллельные миры.
Идёт народ в храм и просит:
— Помолись, батюшка! Сынок пьёт. Чтобы не пил.
— Муж бьёт. Чтобы не бил.
— Дочка блудит. Чтобы к детям в семью вернулась и т.д.
Чего только не просят, потому что любят, но любят по-земному. Может, и выпросим, чтобы не пил или не бил. Но кто знает: не будет пить — так колоться станет; не будет бить — глядишь, «налево» пойдёт.
И никто не просит, чтобы привёл Господь родненьких к покаянию. Потому как без покаяния нет исцеления душе человеческой. Не покаешься — и не родится в душе сокровенный сердца человек, бегущий за Богом. Так мирским и останешься, даже если и крест на шею повесят.
А почему не просят? — Потому что сами не покаялись и не знают, что за радость такая — жизнь в Духе. Отсюда как главная ценность — земное, ограниченное временными рамками бытие.
К какому миру принадлежит такой человек? — Земному. Но он ведь в церковь идёт, просит… К духовному? — Но живёт только земным и о земном печалится.
О, «если бы ты был холоден или горяч»…