Что такое Русский мир? Для чего введено это понятие? Почему Церковь стала говорить о «Русском мире», если во Христе «нет ни эллина, ни иудея»?
Русский мир
В Москве проходит IV Ассамблея «Русского мира». В последние годы в российском обществе и в Русской Православной Церкви понятие «Русский мир» стало звучать часто.
Патриарх Кирилл назвал сохранение Русского мира судьбоносной задачей: «Всем сообща необходимо сохранить Русский мир, рассеянный по разным уголкам планеты, чтобы не потерять ценности и образ жизни, которыми дорожили наши предки и, ориентируясь на которые, они создавали, в том числе, и великую Россию».
Что мы должны мыслить под русским миром и что должны делать для этого русского мира? Какова миссия материка, какова миссия Матери-России и Матери-Церкви по отношению к Русскому миру? Что мы включаем в Русский мир?
Об этом мы беседуем с заместителем декана философского факультета МГУ по научной работе, кандидатом философских наук, доцентом Алексеем Павловичем Козыревым.
Алексей Козырев
— Алексей Павлович, «Русский мир» — что это такое?
— В понятие «Русский мир» включают три элемента. Если мы берем этнографический элемент, то это мир этнических русских, славян русского происхождения.
Если это лингвистический, языковой элемент, то это все русскоговорящие — сюда можно включить и африканца, выучившего русский язык, и изучающих русский язык детей Ирландии или Великобритании. Будучи в Пекине, я общался со студентами Китайского народного университета – они старательно учат русский язык и очень заинтересованы в том, что происходит в России, кроме того, весьма осведомлены в последних новинках нашего кинематографа.
Третье, русский мир – это мир веры, это мир, где светит свеча русского Православия, мир, который организуется вокруг приходов РПЦ.
Дмитрий Белюкин. Белая Россия. Исход
— Хорошо, а кто представляет русский мир сегодня в мире? Почему вы говорите, что русский мир – это миф?
Во «второй» русский мир входят одесситы с Брайтон Бич, которые говорят по-русски, хотя на самом деле они евреи. Приезжая в Италию, услышишь от итальянской студентки: «Я мечтаю выучить русский язык и работать с богатыми русскими». Во многих европейских странах в 90-е годы на отделение русского языка 4 человека в год приходило, а теперь по 40-50, мечтают выучить русский язык — не потому что на нем писали Толстой и Достоевский, а потому что в их представлении русские очень богатые и с ними выгодно иметь дело, сотрудничать, работать.
В Венеции я, опоздав на поезд, пошел в сувенирную лавку купить сувениры. Протягиваю купюру в 100 евро, а продавец в ответ мне: «О, русо капиталисто!».
Это тоже русский мир. Все нас уважают, за то, что мы очень богатые, и все нас боятся и презирают в то же время, за то, что мы очень богатые. Но с другой стороны, кто богатый? Мы с вами не богатые, посетители вашего сайта в основной своей массе люди далеко не ультра обеспеченные, и в то же время, русские.
Кто является участником этого диалога с русским миром в диаспоре? Государство? Общество? Церковь?
— Мне кажется, что каждый из этих субъектов, может выстраивать по-своему и диалог, и концепцию русского мира. Настала пора и Церкви определиться с тем, что она вкладывает в понятие русского мира.
— Обязательно ли Церкви говорить о каком-то национальном аспекте? Главное – это проповедь «Всем языцем»…
— Действительно, здесь могут сказать: «Во Христе несть ни эллина, ни иудея». Зачем нам говорить о русских, если в Российской Империи русским был всякий, кто принимал крещение и становился православным? Еврей крещёный становится русским, принимая православное крещение. Это крайняя точка зрения, отрицающая роль нации, роль народов, этносов, она, наверное, не очень сегодня соответствует действительности.
Если мы вспомним раннехристианские апостольские времена, то к кому обращались апостолы? Они обращались к коринфянам, к ефесянам, к фессалоникийцам — к народам. И народы выступали в качестве особых личностей, которые предстояли перед престолом Божьим.
— Но Поместные Церкви часто становились в определенном смысле национальными Церквями…
— Да, и этот процесс шел очень болезненно, иногда с церковными схизмами, и прещениями. Скажем, Болгарская Церковь сколько десятилетий была неканонической, отвергнутой Константинополем за филетизм. Но, в конце концов, она стала национальной Церковью. Сейчас на Украине возникает вопрос о том, должна ли создаваться Украинская Церковь по национальному признаку? Есть национальное украинское государство, и в то же время Украина является канонической территорией Московского Патриархата. Должен ли Московский Патриархат сохранять свое юрисдикционное влияние на Украину?
Эти вопросы во многом зависят от того, как мы выстроим концепцию русского мира.
— Как влияет концепция русского мира на этническое самоопределение Церкви?
— Важно, что мы поставим на первый план: государственную принадлежность — нацию в европейском в смысле этого слова? Поставим этническую принадлежность — нацию как братство по крови? Поставим духовное родство, которое связано с тем, что мы вышли из общей купели, что нас крестили в водах Днепра и вера к нам пришла из Киева, и именно поэтому абсурдно мыслить Москву, Киев и Минск столицами разных поместных Церквей? Это главная проблема — проблема церковного единства.
Говоря о русском мире, мы должны включать сюда вопрос о диалоге с церковными общинами, целыми церковными юрисдикциями. Кроме того, до сих пор есть русские деревни в Аргентине, Бразилии, Канаде, Австралии. Причем деревни в силу своего сектантства моноэтничны: люди не женятся и не выходят замуж за коренное население, они продолжают жить русскими общинами, сохранять русскую одежду, русские традиции и обычаи. Разве это не часть русского мира? Русский язык, который застывает в своих архаических формах. С этими этническими общностями тоже нужно каким-то образом вести диалог и возвращать в культурном, духовном отношении в русскую культуру.
Здесь возникает и масса других проблем. Когда произошло историческое объединение РПЦ и РПЦЗ, в сфере русского мира оказались и люди, которые там еще десятилетие назад с ненавистью говорили о Eglise bolchevique, о сергианстве, о том, что Россия «продала душу дьяволу», оказалась «в когтях антихриста» и так далее. Сегодня мы чада одной Церкви, как бы трудно этот процесс ни шел.
В эмиграции есть и такая позиция, такая скрытая философия, что в России уже ничего хорошего не осталось, что все хорошее, что было в России — ушло. Теперь мы должны попросить, чтобы «оно», это уехавшее, пришло и нас научило, как жить, ведь у нас нет ни дворянства, ни аристократии, ни благородства по крови, «оно» все там, и мы должны припасть к ногам и сказать: «Научите нас, вы – хорошие русские, мы – плохие русские, придите и правьте нами». Такая подспудная философия, думаю, мало приемлема для метрополии, для нашей Церкви, мы ей тоже должны что-то противопоставить.
— И что можно противопоставить такому подходу?
— Надо понимать, что диаспора живет, потому что жива метрополия. Если Россия умрет, то нечем будет кичиться, и благополучная жизнь там — в каком-то смысле залог того, что вы должны помочь что-то сделать здесь. Не ждать пока мы вас призовем, приедем с дипломатической миссией просить вас на царство, но служить России.
Концепция русского мира в церковном ее понимании должна стать концепцией православной миссии в Европе. А максималистки – концепцией геополитической экспансии России.
— Концепция «Русского мира» как-то влияет на жизнь человека, не выстраивание дипломатических международных отношений?
— Да, здесь есть важный момент, который, мне кажется, может быть повернут в неожиданном ключе. Во Франции есть laïcité- это светскость, но враждебная по отношению к Церкви: нельзя крестики в школу носить, нельзя появляться с религиозными атрибутами в общественных местах.
У нас же нет концепции светскости, у нас непонятно, что вообще должен делать мирянин. Понятно, что он должен делать в церкви: приходить, молиться, посещать литургию, столько-то раз исповедоваться за пост, столько-то раз причащаться, но непонятно, что он должен делать кроме вот этого регулярного посещения церкви. Что такое мирская жизнь? Что такое мир? У нас даже пост одинаковый для монахов и для мирян, хотя мало уже кто из мирян соблюдают его в такой строгости, которую предписывает монастырский устав. Конечно же, не определять, сколько колбасы съесть и на какой пост, но нужна концепция того, что такое мир, мирское в понимании Церкви.
Christianitas – латинское понятие, которое обозначает христианский мир. Есть понятие chrétienté – французское. А есть русское понятие – христианство. Но многие ли христиане сейчас подлинно могут назвать себя этим словом, много ли христиан осталось во Христе? Этот русский вариант концепции chrétienté, христианского мира и есть, на мой взгляд, костяк концепции русского мира. Концепция того, как Русская Церковь мыслит себе мирскую жизнь, обязанности, мирские обязанности христианина может, определенным образом, дополнить Основы социальной концепции Русской Православной Церкви.
— Есть ли сегодня у Церкви ясное понимание того, что такое Русский мир?
— Для Церкви Русский мир – это, пожалуй, мир, который окормляется Русской православной Церковью, т.е. – это мир наших приходов. Да, произошло объединение Церквей, но есть еще Константинопольский Экзархат, большинство православных во Франции, например, не являются прихожанами ни Московской Патриархии, ни РПЦЗ. Вспомним общину храма св. Александра Невского на Rue Daru, Сергиевское Подворье в Париже. Но язык не поворачивается сказать, что они не являются частью Русского мира. Хотя эта их отдаленность от митрополии приводит к вымыванию русскости.
Собор св. Александра Невского
В том же самом Сергиевском Институте лекции читаются уже давно по-французски, мало кто знает, кто такой Булгаков. Островок русской культуры в Париже, где иконостас Стеллецкого, где работали Булгаков, Зеньковский, Карташов сейчас уже все меньше и меньше становится русским. Если мы вспомним историю русского Константинопольского Экзархата, то в 1946 году, перед самой смертью, митрополит Евлогий Георгиевский заявил о том, что он возвращается в лоно матери Церкви и вернулся в каноническое подчинение Московской Патриархии. После его смерти, это его деяние митрополичье, оказалось «аки не бывшим», то есть его преемник повернул ветрила вспять.
— Русские философы в эмиграции остались в Русской церкви?
— Часть русских философов осталась в Московской Патриархии, а большая часть ушла в юрисдикцию митрополита Евлогия. Например, Бердяев и его ученик, а потом непримиримый оппонент Владимир Ильин были прихожанами Московской Патриархии, и более того, Бердяев дом свой, который был завещан ему богатой англичанкой, завещал Московской Патриархии, а свой архив — Советскому Союзу. Когда ему говорили: «Что же вы делаете, Николай Александрович, большевики уничтожат все ваши рукописи!», он отвечал: «Пускай, если они уничтожат, значит, я это заслужил, значит я разделю свою судьбу с судьбой миллионов граждан».
— И что стало с архивом?
Архив был возвращен, и благополучно пролежал в разобранном виде в архиве литературы и искусств, который подчинялся КГБ, потом МВД. Дошел до нас этот бердяевский архив, и до сих пор он до конца не изучен, и не по вине исследователей.
Таким образом, выстраивая концепцию Русского мира, мы находимся на пересечении нескольких полей. Государству важно продвигать русский язык, важно быть привлекательным для интересов бизнеса, важно, кто в нашу экономику будет капитал вкладывать. Церкви необходимо привлекать паству, не отдалять, а приближать ее к метрополии.
— Намного более трудная задача, чем просто поддерживать русский язык…
— Религия — это такая сфера, где символическое очень важно, и мельчайшая деталь: не так человек зашел, не так перекрестился, не столько раз поклонился перед иконой – все, он уже чужой.
Существуют серьезные проблемы в РПЦЗ. Я был в Сан-Паолу, в Бразилии в храме Святителя Николая Чудотворца. Мы приехали туда по приглашению католиков, на католическую конференцию, посвященную социальному служению. В этом православном храме нас встретила бабушка, которая сначала очень любезно стала нам рассказывать, как ее подруга вышила покров к иконе и там не так одну букву по-старославянски написала и батюшка сказал: ”Это нельзя класть под икону, убери ее с глаз моих долой».
Мы отстояли службу — совершенно русская, традиционная литургия. В конце бабуся к нам подошла и говорит: «А я знаю, кто вы такие, вы — экуменисты». Видимо она прослышала, что мы приехали на католическую конференцию.
— Нужна ли Русскому миру консолидация?
— Консолидировать можно по-разному. Есть консолидация тусовки, есть консолидация университетской аудитории, есть консолидация собора и консолидация сборища, консолидация молитвы или консолидация митинга. Поэтому важен вопрос — вокруг чего собираются и зачем собираются?
Понятно, что Церковь вряд ли должна работать со славистами, которые преподают русский язык на Западе. А вот государство просто обязано с ними работать — приглашать их на конференции, оплачивать гранты на их интеллектуальные труды по изданию переводов, по изданию текстов. Я был в Будапеште, в Белграде на кафедрах славистики, знакомился с людьми, которые еще в 80-е годы возили из России тайком тексты русских философов, переводили их на венгерский язык, печатали их раньше, чем они были опубликованы в России. Мы не имеем права сегодня думать, что эти люди нам не нужны, или что это «советологи», которые работают для того, чтобы очернить нашу замечательную страну, — это бред. Это рыцари русской культуры, и государство не может пройти мимо того, чтобы их поддержать, это задача государства, это не задача Церкви.
У Церкви свои задачи.
Но в каком-то отношении эти задачи пересекаются. Вот, опять-таки храм преподобного Сергия в Париже, где фрески Стеллецкого гибнут. У Церкви не хватит средств, для того, чтобы это восстановить, может быть, на помощь должно прийти государство или какие-то общественные организации, протянуть руку, чтобы сохранить памятник национальной культуры. Решил же наш прежний президент проблему с оплатой концессий русских могил на Сен-Женевьев-де-Буа. Здесь есть поле необходимых консолидированных усилий государства, церкви и общества, и все упирается в одно слово, объединяющее в себе три измерения Русского мира — культурно-этнографическое, политическое и религиозное, это слово — «цивилизация».
— Существует русская цивилизация?
— Важный вопрос… Есть ли русская цивилизация, должны ли мы ей служить? Или русская цивилизация — это морок, сторона европейской цивилизации, которая таким-то образом проявила себя на Балканах, таким-то образом проявила себя в России?
Я все-таки считаю, что русская цивилизация есть. И Русский мир, и русская цивилизация в определенном смысле это синонимы. Есть понятие шире — православная цивилизация. Входит ли русская цивилизация в православную цивилизацию? Да, входит. Я приезжаю в Грецию, я приезжаю на Кипр, я прихожу в греческий монастырь, и, не зная греческого языка, я понимаю, о чем мне говорит бабушка за свечным столиком, потому что это тот же уклад жизни который и у нас в монастыре, это та же цивилизация. И поэтому отец Кипириан Керн, замечательный богослов и профессор Свято-Сергиевскго института, особенно любил греческую Церковь.
— А как воспринимается Русская Православная Церковь в этой православной цивилизации?
В православном мире к господствующей церкви, наиболее многочисленной церкви всегда относятся с особой взыскательностью и даже недоверием. Это проблема православия. Странно было бы, если бы католик, где-нибудь в Гвинее-Бисау, не любил Рим. А в православном мире поместные Церкви могут с недоверием относиться к Церкви, господствующей по количеству приходов, по силе, по состоятельности.
В истории православия большинство православных были под гнетом империй — Австро-Венгерской, Турецкой. Свободных церквей было очень мало. Русская была свободна, но относительно: в синодальный период государство диктовало Церкви, превращало ее в свой придаток, в свое министерство. Сегодня православная цивилизация, это тоже такая альтернатива, которая еще пока не исчезла с лица земли, и с арены мировой политики. Сегодня цивилизационный дискурс возвращает возможность мыслить историю как сад цивилизации, как диалог цивилизаций.
Будет ли XXI век столкновением цивилизаций, как говорил C.Хантингтон? Или он будет взаимным открытием этих цивилизаций, веком их диалога, их узнавания. Я думаю, что история не предрешена ни кем и она может пойти так и так. Есть, наверное, провидение божественное, которое мы не знаем, но мы должны исходить из того, что мы сами создаем направление в движении истории. Мы должны заявлять о том, что сегодня есть русская цивилизация, есть русский мир и русский образ жизни, есть русский уклад. Но нужно быть предельно конкретным, потому что, описывая этот русский уклад, русский образ мира, мы рискуем поддаться очарованию слов и удачных и не очень метафор из истории русской литературы.
— Какие метафоры вы считаете неудачными?
Например, «вселенская отзывчивость». Мы, русские, — вселенски отзывчивые. Все остальные не отзывчивые, а мы отзывчивые. Или «всеединство». Особенностью Русского мира является «всеединство» — все соединить. Красиво. А что за этим стоит?
Давайте не зверей вообще спасать, а спасем одну единственную лошадь Пржевальского, которая осталась где-нибудь в зоопарке. Давайте мы не вообще русских будем любить, а выкупим архив, спасем храм, отреставрируем фрески, кладбище приведем в порядок. Что-то такое, что можно, засучив рукава, сделать в определенном временном отрезке. Храмы построим в Европе, какую-то собственность Церкви возвратим, не просто возвратим, а сделаем так, чтобы она работала, служила русской Церкви.
— Алексей Павлович, спасибо большое за беседу!