Христианство неотделимо от Церкви
Достаточно только внимательно посмотреть на Символ веры, чтобы понять, насколько важна идея Церкви. Ведь в Символе веры все почти члены внесены уже после того, как появились различные еретики, искажавшие ту или иную истину. Посему весь Символ веры можно назвать как бы полемическим. История его показывает, как в борьбе с теми или иными ересями пополнялось его содержание.
Совсем не то с девятым членом о Церкви. С самого начала этот член находился в Символе веры, куда внесен даже независимо от появления каких бы то ни было лжеучений. Ведь тогда не было еще протестантов и сектантов, мечтающих о каком-то бесцерковном христианстве. Ясно, что мысль о Церкви уже с самого начала лежала во главе христианских верований. С самого начала христиане составляли Церковь и веровали в ее спасительность, и ту истину, что христианство неотделимо от Церкви, мы можем считать данной от Самого Господа Иисуса Христа.
Итак, мы должны признать истину: христианство от Церкви совершенно неотделимо и без Церкви христианство невозможно. Необходимость признания этой истины станет особенно очевидной для нас, если мы сравним ее с противоположным ей заблуждением, если мы посмотрим, к чему приводит отделение христианства от Церкви.
На самом деле противопоставление Евангелия Церкви и замена Церкви неопределенным понятием христианства приносит самые плачевные результаты. Жизнь христианская иссякает, оказывается только еще одно учение в бесконечном ряде учений древних и новых, при этом учение весьма неопределенное, ибо без Церкви открывается возможность несчетного множества его пониманий самых произвольных и даже друг другу противоречащих.
В этом отношении христианство находится в худшем положении, чем видные философские школы. В самом деле, основатели философских школ оставили после себя книги своих сочинений, оставили более или менее ясно изложенные учения, более или менее полно высказались, так что нет безграничного простора для различных произвольных истолкований их учения. Господь Иисус Христос Своего учения в письменности не оставил. Он ничего не писал. Поэтому нет ничего легче, как по своему вкусу перетолковывать учение Христово и сочинять «христианство», выдавая под этим названием свои собственные заблуждения. Священные же книги Нового Завета писаны не книжными апостолами, но по внушению Духа Святого. Святая Церковь имеет истинное толкование Евангелия и Посланий Апостольских.
Трагедия бесцерковного христианства
Немало развелось у нас людей, мечтающих о каком-то бесцерковном христианстве. У этих людей как бы постоянно анархический строй мышления; они или не способны, а чаще – просто ленятся продумать до конца свои мысли. Но, не говоря уже о самых очевидных противоречиях этого бесцерковного христианства, всегда можно видеть, что в нем благодатной христианской жизни, благодатного воодушевления, энтузиазма совершенно не бывает.
Когда люди берут Евангелие, забывая, что его дала им Церковь, оно для них – будто Коран, сброшенный Аллахом с небес. Когда же они ухитрятся как-то просмотреть в Евангелии учения о Церкви, тогда от всего христианства остается одно учение, столь же бессильное пересоздать жизнь и человека, как и всякое другое учение.
Наши прародители Адам и Ева хотели без Бога сделаться «как боги», полагаясь на магическую силу красивого яблока. Так и многие наши современники мечтают спастись без Церкви и без Богочеловека, хотя и с Евангелием. На книгу Евангелия они надеются так же, как Адам и Ева надеялись на райское яблоко.
Но книга оказывается не в силах дать им новую жизнь. Люди, отрицающие Церковь, постоянно говорят о «евангельских принципах», о евангельском учении, но христианство как жизнь им совершенно чуждо. В бесцерковной форме христианство является одним только звуком, изредка сентиментальным, но всегда карикатурным и безжизненным.
<…>
Бывали случаи, что легкомысленные люди задумывали кабинетным путем создать всемирную религию, рассылали миллионы воззваний с приглашением объединиться в этой «общей религии», проект которой и прилагался к воззваниям. Но проект этот составлялся в самых общих выражениях: под ним с одинаковым удобством мог подписаться католик и протестант, магометанин и иудей.
И, конечно, если бы все люди согласились с этим проектом, то это нисколько бы не объединило их между собою. Общие отвлеченные положения никого ни к чему не обязывали бы, люди остались бы те же, никто не получил бы никакого спасения. Совершенно безумна мысль соединить людей на почве какого-либо учения, для этого потребна особая сверхъестественная сила, которой и обладает единая святая, соборная Церковь Христова.
Весьма нетрудно в отношении всех этих и подобных им явлений современной нам жизни ответить на вопрос: на какой почве они могли появиться и каков их смысл? Почва для них именно та, что подлинный христианский православный идеал Церкви для многих наших современников оказался слишком высоким. Христос приходил на землю, чтобы обновить человеческое естество. Для этого обновления Он создал Церковь. Обновление совершается не без труда. Здесь, по Апостолу, необходимо сражаться до крови (Евр. 12:4), сражаться, конечно, с грехом.
А люди полюбили как раз свое греховное естество, полюбили грех и не хотят с ним расстаться. Теперь люди настолько закостенели в своем себялюбии, что православный идеал Церкви кажется им каким-то насилием над личностью, непонятным и ненужным деспотизмом. Православный идеал Церкви требует от каждого весьма много самоотверженного смирения, любви вообще, а потому для бедных любовью сердец наших современников, для которых всего дороже их греховное себялюбие, этот идеал и представляется бременем неудобоносимым.
Как же быть? О, человечество прекрасно знает, как поступать в таких случаях! Когда какой-нибудь идеал покажется не по плечу, слишком тяжелым, его заменяют чем-нибудь более сходным, принижают самый идеал, исказив его сущность, но оставив иногда его прежнее название. Ведь как многие теперь уже махнули рукой на идеал любви (!). Говорят, что на основе любви строить общественную жизнь – это совершенно несбыточная мечта, от которой лучше отказаться заранее, чтобы не было хуже потом.
Мало того, увлечение идеалом церковной, даже вообще религиозной жизни, прямо-таки называют вредным; оно будто бы тормозит прогресс общественной жизни. Оставив любовь, как непригодную в жизни общественной, только для «частных» потребностей человека, все свое внимание обратили исключительно на право, которым и думают исцелить все общественные недуги. Наряду с этим добродетель вообще подменяется соблюдением порядка и внешним приличием. Золото дорого, и для замены его изобрели позолоту, а для замены недостающей добродетели выдумали приличия.
Совершенно так же поступают и с идеалом Церкви, который требует полного единения душ и сердец. Церковь подменяют христианством – величиной совершенно, как мы уже говорили, неопределенной. Совесть иногда остается спокойной: все-таки «христианство» – название приличное! А подставить под это название без Церкви можно все, что только понравится. Здесь нельзя не заметить лукавого действия человекоубийцы, древнего змия.
Демоны потому и принимают образ ангела светла, что их собственный вид отвратителен для человека. Не так легко склонить человека на полное безбожие и богохульство. Дьявол это знает, а потому идет окольным путем, внушает лишь отделить христианство от Церкви в полной уверенности, что без Церкви люди все равно дойдут до безбожия, потеряют спасение и будут по смерти в его власти. Дьявол и теперь, как и при искушении Христа в пустыне, прибегает к помощи Писаний, чтобы доказать возможность отделения христианства от Церкви.
Но беда нашего времени – в том, что никто не желает чистосердечно признаться в своей духовной нищете, в ожесточении сердца своего до того, что тяжел и даже непонятен стал идеал Церкви.
Нет, подменив золото медью, самому-то золоту не хотят приписывать никакой ценности. Теперь с ожесточением набрасываются на Церковь и отрицают саму идею Церкви, лицемерно прикрываясь громкими и шаблонными, скучными фразами о «свободе личности», об «индивидуальном преломлении» христианства, о религии свободы и духа.
Христов идеал единого церковного общества («да будут все едино, как Мы едины есть» (Ин. 17:22) оказывается приниженным и обезображенным, а потому он и теряет свое жизненное значение. Бесцерковное христианство, какое-то «евангельское» христианство, разные всемирные христианские студенческие союзы – все это не что иное, как принижение и искажение Христовой идеи Церкви, убивающее всякую подлинно христианскую благодатную церковную жизнь.
Св. Ириней Лионский не допускал возможности отделять христианскую истину от Церкви. «Не должно, – писал он, – у других искать истину, которую легко получить от Церкви, ибо апостолы, как богач в сокровищницу, вполне собрали в нее все, что относится к истине, так что каждый желающий берет от нее питиё жизни. Она есть, именно, дверь жизни, а все прочие – суть воры и разбойники». Забвение этой истины всегда и всех приводило только к заблуждению.
Об отступниках своего времени св. Ириней пишет: «Они не питаются для жизни от сосцов матери, не пользуются чистейшим источником, исходящим от тела Христова, но выкапывают себе сокрушенные колодцы из земных рвов и пьют гнилую воду из грязи, удаляясь от веры Церкви, чтобы не обратиться, и отвергая Духа, чтобы не вразумиться. Отчуждившись от истины, еретики по достоинству увлекаются всяким заблуждением, волнуемые им, по временам думая об одних и тех же предметах и никогда не имея твердого мнения, желая быть более софистами слов, чем учениками истины». Такая же печальная участь «блуждания» постигает отступников от Церкви и теперь.
Оттого-то и много так в наше время различных, весьма причудливых «исканий», что забыта истина Церкви. В век апостольский спасающиеся прилагались к Церкви, и «из всех посторонних никто не смел к ним пристать» (Деян. 5:13). Тогда не было возможности для вопроса: где же Церковь? Это была ясная и определенная величина, резко отделенная от всего нецерковного. Теперь между Церковью и «миром» стоит какая-то промежуточная среда. Теперь нет ясного разделения: Церковь и не-Церковь. Есть еще какое-то неопределенное христианство, и даже не христианство, а общая отвлеченная религия.
Свет Церкви затемнили вот эти неясные понятия христианства и религии, и его плохо видят все ищущие, почему «искание» так часто переходит в «блуждание». А отсюда в наши дни такое изобилие «всегда учащихся и никогда не могущих дойти до познания истины» (2 Тим. 3:7). Открылся, если позволительно так выразиться, какой-то спорт «богоискательства»; самое «богоискательство» сделалось целью. Ведь о многих наших «богоискателях» позволительно думать, что они, в случае если бы их искания увенчались успехом, почувствовали бы себя в высшей степени несчастными и тотчас начали бы с прежним усердием заниматься «боготворчеством». Ведь на богоискательстве многие в наше время прямо-таки составляли себе «имя».
И вспоминается суровый приговор Преосвященного епископа Михаила (Грибановского) над всякими исканиями вообще: «Потому и ищут, что остались без принципов; и пока ищут лучшие, худшие пользуются сутолокой и мошенничают без всякого зазрения совести. Да и какая совесть, если никто не знает, что – истина, что – добро, что – зло!»
Промежуточные понятия религии и христианства только отдаляют многих людей от истины, потому что для искренне ищущего Бога они являются своего рода мытарствами. На путь этих исканий-мытарств вступают многие, но далеко не все с успехом проходят его. Значительная часть так и «ходит по мытарствам», не находя себе блаженного покоя.
Наконец, в этой сфере, так сказать, полусвета-полу-истины, в этой сфере недоговоренного и неопределенного, в этом «мире неясного и нерешенного» мельчает самая душа, становится дряблой, плохо восприимчивой к благодатному воодушевлению. Такая душа будет пытаться «искать» даже и тогда, когда найдет. Создается печальный тип «религиозных праздношатаев», как назвал его Ф. М. Достоевский.
Отмеченное положение вещей на всех церковных людей в наше время налагает особую ответственность.
Церковные люди много повинны в том, что для всех «ищущих» они неясно указывают и плохо своим примером освещают конечный путь исканий. А этот пункт и есть не отвлеченное понятие христианства, а именно Церковь Бога живого.
Можно по примеру многих людей, до конца прошедших томительный путь исканий, судить о том, что полное успокоение наступает только тогда, когда человек уверует в Церковь, когда он всем своим существом воспримет идею Церкви так, что для него немыслимым будет отделение христианства от Церкви. Тогда начинается действительно «ощущение церковной жизни».
Человек чувствует, что он – ветвь великого, присно цветущего и присно юнейшего древа Церкви. Он сознаёт себя не последователем какой-нибудь школы, а именно членом тела Христова, с которым он имеет общую жизнь и от которого он получает эту жизнь. Потому что только тот, кто уверовал в Церковь, кто уставами Церкви руководится к оценке явлений жизни и в направлении своей личной жизни, кто, наконец, «почувствовал в себе жизнь церковную», тот и только тот – на правильном пути. Многое, что раньше казалось неопределенным и соблазнительным, станет несомненным и ясным. Особенно дорого, что во времена общего шатания, колебания из стороны в сторону, справа налево и слева направо, каждый церковный человек чувствует, как он стоит на непоколебимой вековой скале, как твердо у него под ногами.
Дух Святой по сей день дышит в Церкви
В Церкви живет Дух Божий. Это не сухое и пустое догматическое положение, сохраняемое только по уважению к старине. Нет, это именно «истина, опытно познаваемая» каждым, кто проникся церковным сознанием и церковной жизнью. Благодатная жизнь Церкви даже не может быть предметом сухого научного изучения; она доступна изучению опытному. О жизни благодати, ясно ощущаемой, человеческий язык всегда может высказаться только туманно и темно. О жизни церковной знает только тот, кто ее имеет; для него она не требует доказательств, а для не имеющего ее и она почти не доказуема.
Поэтому для члена Церкви должно быть задачей всей его жизни – постоянно, более и более, объединяться с жизнью Церкви, а в то же время и для других проповедовать именно о Церкви, не подменяя ее христианством, не подменяя ее сухим и отвлеченным учением. Здесь не должно делать никакой уступки. Нет христианства, нет Христа, нет благодати, нет истины, нет жизни, нет спасения – ничего нет без Церкви, и всё есть только в единой Церкви!
Слишком часто говорят теперь о недостатке жизни в Церкви, об «оживлении» Церкви. Все эти речи мы затрудняемся понимать и весьма склонны признать их совершенно бессмысленными. Жизнь в Церкви иссякнуть никогда не может, ибо до окончания века в ней пребывает Дух Святой (Ин. 14:16). И жизнь в Церкви есть. Только бесцерковные люди не замечают этой жизни. Жизнь Духа Божия непонятна человеку душевному, она кажется ему даже юродством, ибо доступна она человеку только духовному.
Нам, людям душевного склада мышления, редко дается ощущение церковной жизни. А между тем и теперь люди, сердцем простые и жизнью благочестивые, постоянно живут этим ощущением благодатной церковной жизни. Эту церковную атмосферу, это дыхание церковное особенно ощущаешь в монастырях. Вот где убеждаешься в силе и действительности Божией благодати, живущей в Церкви! Дивишься и благодаришь Бога, когда видишь, что церковная жизнь действительно перерождает человека, делает его «новою тварью». Здесь просвещается ум, создаются высокие чистые взгляды, сердце умягчается любовью, и радость нисходит на душу. Отступившие от Церкви, гордящиеся своим просвещением, на самом деле, несравненно ниже и грубее живущего церковной жизнью инока-простеца.
Нет, не о недостатке жизни в Церкви, по нашему мнению, нужно говорить, а только о недостатке в нас церковной сознательности. Многие живут церковной жизнью, совсем даже этого ясно не сознавая. А если мы даже и сознательно живем церковной жизнью, мы мало проповедуем о благе этой жизни. С посторонними мы ведем спор обычно о христианских истинах, забывая про церковную жизнь. Учение, теория, догмат в наших глазах стоят как будто выше жизни церковной. Мы тоже иногда бываем способны подменить Церковь христианством, жизнь – отвлеченным учением.
Наша беда в том, что мы сами-то мало ценим свою Церковь и великое благо жизни церковной. Мы не исповедуем своей веры в Церковь смело, ясно и определенно.
Веруя в Церковь, мы постоянно как бы извиняемся за то, что мы в нее (всё) еще веруем. Мы читаем девятый член Символа веры без особенной радости и даже с виноватым видом.
Церковного человека теперь часто встречают восклицанием тургеневского стихотворения в прозе: «Вы еще верите? Да Вы совсем отсталый человек!» И многие ли имеют столько мужества, чтобы смело исповедать: «Да, я верую в единую святую, соборную и апостольскую Церковь, принадлежу к святой Православной Церкви, и потому я – самый передовой человек, ибо в Церкви только возможна та новая жизнь, ради которой Сын Божий приходил на грешную землю; только в Церкви можно приходить в меру полного возраста Христова, – следовательно, только в Церкви возможен подлинный прогресс, истинное спасение!»
Не чаще ли на вопрос: «Ты не из учеников Христовых?» готовы мы ротитися и клястися: «Яко не знаю человека»?