Ольга Алленова
Священник на проповеди говорит, что «церковная оппозиция активизировалась». Я представляю себе молодых людей в джинсах с либеральными плакатами, но тут священник сообщает, что оппозицией стали «некоторые монашествующие». Немного погрузившись в тему, прочитав специализированные сайты и дискуссии в соцсетях, понимаю: после встречи Патриарха Кирилла с Папой Франциском часть православных стала считать нынешнее церковное священноначалие слишком прозападным.
Более того, оказалось, что многие и раньше считали Патриарха «западником». Мои собеседники из «оппозиционной» среды даже подарили мне книгу 2007 года выпуска, в которой Патриарха называют сторонником объединения православной и католической Церкви. Я в совершенной растерянности пытаюсь уточнить: в чем экуменизм? Разве кто-то в церковном руководстве отступает от канонических правил?
— Пока нет, — отвечают мне, — но ведь службы-то в храмах сократились. Раньше по 4 часа служили, а теперь 2 — и все.
— Но помилуйте, это же для людей делается. Мир меняется. Русская Православная Церковь на Западе разрешает женщинам посещать храм без платка, но разве это что-то меняет по сути?
— Вот это и есть экуменизм, – отвечают мне, – когда смотришь на Запад и делаешь все, как на Западе. А нужно соблюдать традиции. Женщина должна носить платок в храме. А общение с латинянами нам совершенно ни к чему. Они еретики, что они нам могут дать, кроме соблазнов?
Вот такой новый мир открылся мне совсем недавно. У меня много либеральных и демократически настроенных знакомых, которые часто говорят о том, что РПЦ – слишком закрытая и слишком отстранена от потребностей современного человека. Я часто читаю критику в адрес Патриарха и православной Церкви в соцсетях – мол, слишком зациклена на традициях, не хочет перемен, закрыта, непрозрачна. Но вот, оказывается, есть и другой лагерь недовольных, считающих, что Церковь недостаточно закрыта, недостаточно традиционна, и встреча с представителями других конфессий – это преступление против православия. Выходит, мы почти ничего не знаем о той части Церкви и общества, которая годами живет в оборонительной позиции, считая окружающий мир враждебным и воспринимая любые, даже незначительные реформы, как покушение на истинную веру.
В одном из исторических фильмов о Петре Первом есть страшная сцена: затворившиеся в церкви старообрядцы сжигают себя и своих детей заживо, потому что их духовные лидеры считают Петра антихристом. Прошли столетия, и теперь уже никто так не считает, напротив, у Петра образ героя, державника, основателя империи. За что умирали тогда старообрядцы? Они думали, что за веру. Но вера жива и сегодня.
Мне кажется, многие православные христиане слишком долго ждут в своей жизни испытаний веры и слишком много говорят о пришествии антихриста, пытаясь увидеть «знаки» — и поэтому воспринимают любую неоднозначную новость как некое свидетельство приближающегося апокалипсиса. Ни о каком объединении православной и католической Церквей речь не идет, но вот многие вспоминают какие-то предсказания и видят во встрече Патриарха и папы тайный смысл и даже злой умысел и приближение конца мира.
Человек домысливает угрозы, на которые пытается ответить всей своей духовной и общественной жизнью, а в реальности-то угрозы и нет вовсе. В реальности же есть один главный завет, исполнение которого необходимо, в частности, и для того, чтобы этот ожидаемый конец света не наступил, отодвинулся, — и завет этот — любовь к Богу и друг к другу.
Что в нынешних интернет-битвах напоминает о любви? Да, в общем, ничего. Есть страх, злость, ожесточение, но нет любви и нет глубокой веры, что Бог не оставит людей.
Да и кто сказал, в конце концов, что Бог любит только православных, а не любит католиков, мусульман или буддистов? Зачем акцентировать духовную жизнь православных на их отличии от других, если Бог любит каждого человека на Земле? Да, есть канонические различия между Церквями, которые не оставляют надежд на безусловное объединение. Так зачем тогда возводить дополнительные барьеры?
За последние недели я прочитала в соцсетях множество разъяснений о том, что такое филиокве, и чем отличается Патриарх от папы, и как католики трактуют сошествие Святого Духа, — но я видела мало слов о том, что мы все верим в Христа, Деву Марию, и в то, что Своим человеческим воплощением на земле Бог спас человека от греха и вечной смерти. А ведь главное именно тут, в безмерной любви Бога к человеку, а вовсе не в различиях между статусом Патриарха и папы.
Христос в Евангелии все время учит нас мыслить шире – видеть человека за догмами и любить там, где, кажется, нет места для любви, а есть место только для закона.
Мне кажется, тысячелетиями человечество повторяет одну и ту же ошибку, полагая, что Богу нужнее великие подвиги и высокие жертвы, чем доброе покаянное сердце, полное любви.
Я знаю катехизис и примерно представляю, почему объединить православных и католиков в одной Церкви невозможно. Но мне кажется, это не главная тема 21 века. Главная тема века – война на Ближнем Востоке, где каждый день умирают люди, в том числе и христиане. И для решения этой страшной проблемы, ради любви к этим умирающим в войне людям, можно и нужно встречаться представителям всех конфессий, лидерам государств и международных организаций. Это именно то, чем можно остановить войну.
Стремление видеть мир черно-белым рано или поздно приводит человечество к угрозе уничтожения. Мир похож на мозаику, люди разные, каждый верующий верит со всей силой души, и переубеждать его в чем-либо — бессмысленно и жестоко. Да и почему непременно надо заставить человека думать и верить как мы, чтобы просто с ним общаться? Одной из первых, принявших учение Христа, была самарянка – женщина другой веры, чей народ даже не общался с иудеями, но Христос пришел для спасения всех, а не только для спасения иудеев. Разве это не пример любви, которая выше различий?
Когда-то я была с группой паломников в Палестине, мы ужинали в отеле, и проходящая мимо нас польская группа положила нам на стол стопку католических открыток с изображением Христа, держащего в руке алое сердце. Никто из нашей группы не потянулся к этим открыткам, а уходя, стопку уже было оставили на столе, но из-за соседнего стола встал священник и забрал эту стопку открыток.
— Зачем вы это берете? – возмутился кто-то из ревностных паломников. – Они же католические!
— Так ведь на них образ Божий, — ответил священник. – Если оставим тут, их просто выбросят, ведь для персонала отеля это просто картинки, они их не признают.
У этого священника любовь к Христу оказалась выше размышлений о различиях между православными и католиками.
А еще я помню, как встречали нас в итальянских храмах и монастырях тамошние падре. Они открывали «пилигримам» все двери к мощам святых, которых почитает и католическая, и православная Церкви, выносили для нас из алтаря святыни, улыбались и благословляли в дорогу. Мы не спрашивали себя, можно ли нам, православным, принять благословение этих католических священников, потому что мы все равно не могли бы отказаться от благословения и обидеть этих доброжелательных людей.
Я знаю, что у православных с католиками нет евхаристического общения, и я знаю также, что ни один католический священник никогда не предложит православному человеку причаститься Святых Тайн на мессе. Не надо думать, что католики только и думают о том, как бы обманом обратить побольше православных в свою веру. Все-таки со времен Иосафата Кунцевича много воды утекло, и католическая Церковь сейчас совсем другая. Большинство католиков – обычные верующие люди, которые стараются жить по заповедям Христовым. И общего у нас гораздо больше, чем отличий.