Большинство помнят ее как Тутту Ларсен, когда она работала виджеем на канале MTV . Но сейчас популярная телеведущая нашла новое творческое амплуа: она выпустила на телеканале «Звезда» цикл авторских передач «Обыкновенное чудо» о семейном счастье. Что подтолкнуло звезду шоу-бизнеса заняться социальной журналистикой и как она нашла свой путь к храму, Татьяна РОМАНЕНКО рассказала «НС».
Чудо за соседней дверью
— Почему вы решили делать передачу о социальных проблемах и семейном счастье?
— После десяти лет работы на музыкальном телевидении мне очень захотелось сделать передачу о настоящих людях, о реальной жизни. Получив возможность на телеканале «Звезда» работать в новом формате, я вздохнула с облегчением. Слушая истории своих героев, для которых каждый день — это подвиг, я готова была целовать им руки. Не знаю, каким еще образом можно выразить свое восхищение и благодарность им за то, что они делают. Для меня лично было очень важно и необходимо работать над этой передачей, потому что мои герои своим существованием доказывают, что Бог, любовь, дети, семья — это то, ради чего стоит жить. Еще мне хотелось показать, что можно выйти на лестничную клетку, постучать в дверь к соседями и найти за этой дверью чудо, найти за ней подвиг. Забавно: человек, который спасает беспризорных, или мама шестерых детей говорят: «Да что про нас рассказывать, мы самые обыкновенные!» Мне хочется им сказать: «Да вы что! Вы необыкновенные, о вас нужно кричать!» Мы уже сняли цикл из 11 передач, по две семьи в каждой передаче: семья известных людей и обычная семья. На их примере видно, что в семье простых людей бывают звездные часы, а в семье звезд бывают обыкновенные радости и ценности. Девиз нашей передачи: «Все счастливые семьи счастливы по-разному». Мы не согласны с классиком.
Передача часто идет в разрез с общественным мнением о счастье. Как может быть счастлив отец, у которого родился ребенок с синдромом Дауна? Или женщина, у которой четверня, квартира почти без мебели и нет денег на еду? Или мальчик-актер, который сидит в инвалидной коляске? Но оказывается, они гораздо счастливее, чем мы, потому что знают цену этому счастью. У них такая любовь к жизни и такая благодарность Богу за нее, что они делают счастливыми людей, которые рядом с ними.
Лубок нашего времени — дом на Рублевке, большой автомобиль, куча денег, — но это разве счастье? Почему тогда многие их тех, кто уже все это получил, не понимают, почему им так грустно во всем этом «счастье»?! Мне кажется, что счастье — это когда ты трудишься и получаешь отклик от людей, от Бога, от окружающего мира, что ты все правильно делаешь, что по-честному живешь. Когда совесть спокойна — это счастье. И счастье — это любовь. В глобальном смысле — как принятие всего, что с тобой происходит, людей, которые с тобой рядом, такими, какие они есть. Это тяжкий труд.
— Случались ли какие-то открытия во время съемок?
— Для меня каждое интервью было откровением, иногда до слез. Например, когда я должна была делать интервью в детской онкологии с волонтерами, я не могла его начать минут сорок, потому что рыдала: увидела этих детей с капельницами — и все. Это было маленьким личным катарсисом, и я не могу сказать, что справилась до конца. Я бы никогда не смогла работать волонтером в детской онкологии. Общаясь с героями передачи, каждый раз я чувствую, какое я ничтожное, суетное и глупое создание, какая чепуха меня волнует в повседневной жизни.
У меня есть друг — отец Косьма, он периодически ходит в детскую психиатрическую клинику, на церковные праздники приносит подарки. Я сходила с ним один раз, потом две недели не могла спать. Наверное, просто я еще не доросла и надо над собой работать. Помочь деньгами, вещами я могу, а прийти самой и поиграть с этими детьми — пока нет. Для меня все, что связано с обиженными, несчастными, не обогретыми и не любимыми детьми, — ужасно тяжко и драматично. Когда я рыдала в этой детской психиатрической клинике, мне нянечка говорит: «Ну что вы плачете, вот этому маленькому мальчику, когда он дома был, бабушка молотком все пальцы переломала, а здесь его лечат, любят…» Может, мне не хватает души? А может, себя жалко в этой ситуации?
— Кто из героев ваших передач запомнился больше всех?
— Все герои были замечательные. В каждого я по-своему влюблялась. Женя Лапин — мальчик в инвалидной коляске, играет в театре и танцует. Я делала интервью одновременно с ним и с его ровесником, который уже известен, снимается в кино, ведет какие-то передачи. И знаете, когда я говорила с ними, я не могла отделаться от ощущения, что из них двоих ограниченные возможности у того, который ходит. Потому что то, как Женя рассуждает, какой у него потрясающий интеллект, какая любовь к людям, какой он чуткий — это удивительно. Или фотограф Володя Мишуков, у которого родился ребенок с синдромом Дауна, — как он говорит о своем отцовстве! Я понимаю, что у этих людей, наверное, бывают срывы, истерики, гордыня. Но для меня они все равно безусловные герои нашего времени.
Мы сняли 11 передач, и, даже если на них все остановится, я очень благодарна, что целых 11 раз мы могли почувствовать себя нужными обществу. Впервые за много лет мне было не стыдно за то, что я делаю, и хотелось звонить близким и друзьям, чтобы они посмотрели.
Святитель Лука и другие совпадения
— Вы сказали, что семья — это то, ради чего стоит жить. Откуда такое убеждение в современном мире?
— Если обращаться опять же к героям наших передач — это те люди, за редким исключением, которые, именно преодолевая трудности в своей семье, поняли, как они дороги друг другу. В моей жизни был случай, когда трудности разрушили мой брак. Но мне теперь кажется, что иначе, если бы не было этого опыта, я бы не поняла, что важно, а что нет.
Мы утратили понятие семьи. Сейчас очень часто люди женятся по каким-то смешным причинам: например, им хочется красивой церемонии. Но очень мало молодых людей вступают в брак, чтобы взять на себя ответственность друг за друга. Никому не хочется особо притираться, работать над собой. Проще найти нового мужа или жену. Я тоже долго жила в таком же состоянии, я считала — как это так, жить с одним мужчиной, это же скучно! Или пока я своего ребенка не родила, не понимала — зачем эти дети нужны? Детей я никогда не любила, мне всегда казалось, что это обуза: ребенок рождается, жизнь заканчивается. Сейчас я смеюсь над тем, какая дура я была!
Меня перетряхнуло, когда я потеряла ребенка и сама чуть не потерялась. Тогда я поняла, что все в жизни не так, как мне представлялось. Что, когда тебя перекашивает и ты не можешь сам дойти до туалета, какое это счастье, когда рядом оказывается твоя семья. А карьера и работа — это вообще последнее, что в этом случае важно. Зачастую, когда все хорошо, мы не всегда оглядываемся на семью — не звоним маме лишний раз, не приедем к бабушке в гости. Для меня было важно сделать репортаж или оказаться на обложке журнала, заработать денег. Но когда ты остаешься лишенным какой бы то ни было способности действовать самому, оказывается, что, кроме семьи и Бога, у тебя вообще больше ничего нет.
— У вашего сына необычное имя — Лука…
— Я хотела назвать его Лукой в честь его прадеда, папы моего отца. Он рано умер, и у нас в семье всегда считалось, что это был самый классный, самый настоящий мужик. Он был моим любимым дедом. И я, когда ходила беременная, искала образ апостола Луки, но никак не могла его найти отдельной иконкой. Однажды я зашла в храм мученицы Татьяны на Моховой, и мне тетушка в лавке говорит: «А есть еще один Лука, совершенно замечательный святой — святитель Лука Войно-Ясенецкий, архиепископ Симферопольский и Крымский!»
И дальше начали происходить удивительные вещи, «совпадения», которые всегда происходят, когда ты воцерковляешься. Буквально на следующий день я нашла «случайно» икону святителя Луки, а в следующее воскресенье в храме, где служит мой духовник, я купила житие святителя Луки в книжной лавке. На предпоследней неделе беременности я читала это житие и плакала, потому что этот человек, наш современник, прожил тяжелую жизнь и, несмотря на это, был светлым, любящим. С тех пор святой Лука незримо присутствует в моей жизни.
Из детского сада в первый класс
— А как вы воцерковились?
— Крестили меня тайно, так как родственники были коммунистами. Мама была редактором газеты и секретарем парторганизации, бабушка преподавала историю и обществоведение, дедушка тоже был атеист — можете себе представить, какое духовное воспитание могло быть в семье: о Боге никогда не говорили.
Тогда мы жили на Донбассе — это был молодой пролетарский регион: там, например, в Донецке, который назывался «городом Сталина», при советской власти не было ни единого храма. Крестили меня на дому и, к сожалению, в связи с совершенно суеверными обстоятельствами: мама сильно заболела, моему дедушке посоветовали поехать к бабке, которая может помочь. А бабка, выслушав историю, сказала: «Дочь и внучек крестишь — помогу». Вот так меня крестили в девять лет. Разумеется, никто не вел со мной никаких бесед, никто меня к таинству особо не готовил, во время крещения мне было смешно. Очень хорошо помню первую исповедь: почему этот дяденька интересуется такими странными вещами: «Вру ли я родителям?» — «Ну вру, конечно! — «Украла ли я что-нибудь?» — «Ну да, украла вязальный крючок у одноклассницы». – «А еще что?» — «Ну, по моему недосмотру умер попугайчик — можно сказать, что я его погубила». Я ему это все честно рассказала, но не помню, чтобы меня мучила совесть.
В следующий раз осмысленно, чтобы свечку поставить и о чем-то помолиться, я пришла в храм уже лет в шестнадцать в Москве — когда поступала в университет. После этого был очень долгий период существования вне духовной жизни. И как это часто случается, о Боге я вспомнила, когда вся моя жизнь рухнула и сама я «развалилась». Тогда в моей жизни появилась женщина, доктор, — она была первым человеком, который сказал мне, что без веры я не выкарабкаюсь, не выживу. Я поверила ей и снова поверила Богу; поверила в то, что все в Его воле. А чтобы ходить в храм осознанно, исповедоваться и причащаться — это со мной произошло совсем недавно, лет пять назад, когда я забеременела Лукой. Мне повезло: у меня есть друзья, у них папа — протоиерей, потрясающий человек и потрясающий священник, именно — пастырь. Он меня и воцерковил.
Я не знаю, как люди живут без Бога, я не верю тем, которые говорят: я знаю, что Бога нет, я сдохну, закончусь, от меня ничего не останется, и меня это устраивает. Мне кажется, что современный мыслящий человек, которому пришлось самому набивать шишки и искать себя в жизни, как минимум понимает, что Бог есть. А вот в какой форме он готов это воспринять — здесь возможны варианты. Очень многие мои знакомые говорят: я верю, но не понимаю, зачем нужно ходить в церковь и почему какой-то человек в рясе может быть умнее меня. Я сама задавалась таким вопросом, пока не пришла в храм. И сейчас, когда мне задают его, я понимаю, что это вопрос от человека, который ходит в детский сад, человеку, который учится в первом классе: а почему надо буквы писать? А есть люди, которые в университете, и у меня самой к ним — огромное количество вопросов, как у первоклашки; но пока я не пройду хотя бы среднюю школу, я не смогу даже правильно сформулировать свой вопрос.
Бархатная революция и жестокая совесть
— Когда вы воцерковились, у вас не было ощущения, что вы потеряли свободу?
— Я уже понимаю, что свобода — это ведь не хаос и не вседозволенность; ты отвечаешь за свои поступки: поступаешь так — получишь такой-то результат, и не жалуйся, потому что ты сознательно этот выбор сделал. Христианство — это свобода, потому что у каждого есть право выбора. Еще христианство — это свобода от страха. Ты понимаешь, что не ты один рулишь всем, что есть Кто-то, Кому ты можешь сказать: я в Твоих руках, пусть будет, как Ты хочешь; пожалуйста, возьми меня под свою защиту.
Что касается ограничений, для меня это понятные вещи. Можно привести массу примеров того, что любое дело связано с ограничениями: ты хочешь хорошо выглядеть — идешь в зал, убиваешься на тренажерах, отказываешь себе в сладостях. Если ты хочешь большой, светлой любви — ты наступаешь на себя, учишься принимать человека, который с тобой рядом, и жить с ним, умеряя свои желания и требования. Даже если ты просто безумно хочешь купить какую-то вещь, ты все равно не свободен, потому что тебе надо на нее заработать денег. Понятия свободы не существует в том смысле, в каком его употребляют люди, которым кажется, что православные не свободны. Нет, ты раб всего: привычек, общества, своей зарплаты, города, в котором ты живешь, даже своего автомобиля. Я считаю, что быть рабом Божиим в этой иерархии лучше.
— Вы стали реже появляться на звездных тусовках, это связано с воцерковлением?
— Да. С этим связан и мой уход с MTV , потому что мне стало там тошно. Я приходила после работы в храм и чувствовала себя грязной. Я не могу завязать совсем со своей профессией, с легкой журналистикой, но по счастью то, чем я занимаюсь сейчас, это уже не чистый шоу-бизнес, и сейчас мне не приходится краснеть на исповеди так, как это было раньше. Ну а с тусовками… Безусловно, у меня стало меньше времени на это, потому что теперь у меня есть семья и не хочется тратить на тусовки время, которое можно провести в семье или с друзьями. Я не говорю, что все эти тусовки — сплошное зло, но мне стало там некомфортно. Хотя для актеров, певцов, активных деятелей шоу-бизнеса это неотъемлемый атрибут профессии — появляться на всяких мероприятиях, светиться в прессе, постоянно напоминать о себе, иначе перестанут звонить и приглашать.
— После десяти лет на MTV взять и начать жить совсем по-другому — это же наверно, очень трудно?
— Вы знаете, Господь ко мне настолько милостив, что у меня все происходит очень мягко и деликатно, у меня все время «бархатная революция» в жизни: если что-то меняется, то просто потому, что уже не может не поменяться. И мне никогда не приходилось наступать себе на горло или себя как-то ломать — все происходит естественно, и находятся какие-то другие пространства, чтобы в них перейти. Безусловно, я сейчас не смогла бы работать на MTV , мне неловко за какие-то вещи, которые я делала, работая на канале. Но и сейчас я еще очень далека от подлинного Православия. Не знаю, может, я никогда не смогу вести стопроцентно православный образ жизни. Хотя я стараюсь. Но, если честно, мне это очень нелегко. Я много лет пробыла в системе совсем других ценностей.
Например, когда идет Великий пост и я стараюсь поститься, читаю на сайте «Православие.ру» слово дня, а там один святой отец говорит, что ни еда, ни плотские утехи не сравнимы со страшнейшим из грехов — празднословием. А я этим празднословием зарабатываю деньги три часа в день пять раз в неделю. И что делать? Можно сменить работу, конечно, но я не готова на такие радикальные перемены в своей жизни. Потом, зачем-то же Господь одарил меня этим умением, как-то же я иду по этому пути. Это непростые для меня вопросы. Иногда совесть не дает спокойно уснуть. Я точно знаю, что совесть никогда не даст мне… не то чтобы оступиться, а сделать что-то вопреки ей — она у меня очень жестокая. Человек всегда знает, когда он неправ. Есть очень немного людей, которые способны жить с зудящей совестью всю жизнь и делать вид, что она не существует. Я отказываюсь от многих вещей в профессии — по совести: потому что знаю, что могу заработать этим кучу денег и попасть в какие-то сумасшедшие рейтинги, — но я продам душу.
БИОГРАФИЧЕСКАЯ СПРАВКА
Татьяна РОМАНЕНКО родилась в 1974 году на Украине, окончила музыкальную школу по классу гитары, поступила на факультет журналистики МГУ. Была теле- и радиоведущей на «Муз-ТВ», радио «Максимум», с 1998-го по 2008 год работала виджеем телеканала « MTV Россия». С 2007 года работает на радио «Маяк». В 2009-м выпустила цикл из 11 передач авторской программы «Обыкновенное чудо». Прихожанка храма Преподобного Сергия Радонежского в Крапивках. Замужем, воспитывает сына Луку.
Смотрите также:
Читайте также:
